Станислав Сенькин - Крест и меч Страница 35

Разгневался тогда Усман-ад-Дин и приказал самому маневренному конному отряду, в который входила арабская знать, преследовать аланских лучников. Слово ветер, понеслись арабы, разрезая воздух поднятыми над головами кривыми саблями. Но не догнать им было быстрых аланских коней, на которых сидели легкие юноши и девушки, вооруженные лишь луками. Гонялись арабы за конными лучниками по степи довольно долго, пока те не скрылись в небольшой долине между двух холмов, находившихся посередине поля сражения.

Радостно поскакали за ними арабы, думая, что загнали алан в ловушку. Хотели они показать своею удаль полководцу Усману-ад-Дину, разгневанному успешными вылазками аланской молодежи, но быстро поняли, что попали в ловушку сами. На холмах скрывались лучники и копейщики, которые пришли туда ночью. Лучники осыпали арабских конников стрелами, а копейщики быстро спустились с холмов и перекрыли конному отряду путь. И начали аланы уничтожать арабов. Быстро перебили они их, как ягнят.

Напряженно всматривался вдаль Усман-ад-Дин, пытаясь разглядеть детали боя, но скрывали холмы сцену избиения его воинов. Через какое-то время вновь показался из-за холмов отряд аланской молодежи. Вновь двинулись на арабов аланы, натягивая свои луки. Арабская же конница так и не показались из-за холмов. Понял тогда прославленный полководец, что нелепо погиб его конный отряд — полегло две тысячи отборных всадников от рук подростков и девушек. Закрыл тогда Усман-ад-Дин свое лицо от стыда, понял он свою ошибку — недооценил он своего противника, молодого аланского государя Оса Багатара. Он думал, что перед ним самоуверенный мальчишка, и расслабился. Дорого же он заплатил за свою ошибку! Но не все еще было потерянно. Собрался Усман-ад-Дин с духом и приказал выступить своим основным силам. Заревели верблюды, и войско арабов двинулось в наступление.

Значительно превосходила арабская сила аланскую. Арабы — прекрасные и бесстрашные воины, привыкшие побеждать, — сжимали в руках поводья и сабли. Не видно было аланам их лиц, полузакрытых повязками. Но чувствовали они силу, что скрывалась под этими повадками. Арабские верблюды свирепо скалились на аланских лошадей — своих смертельных врагов в борьбе за благоволение человека. Казалось, не только дух, но и плоть превратилась в булат. Степь содрогнулась, как при землетрясении, когда сошлись на поле две рати. Застонала земля, почувствовав кровь человеческую. Скрестились арабские сабли и аланские мечи, стоял громкий звон и лязг, как в кузнице при ковке. Не уступали в бою ни арабы, ни аланы. Но арабы встревожились — не боялись аланские кони верблюдов, шли смело в бой и били их копытами. Хороши были верблюды в каменистой пустыне — неприхотливые и смелые, но в степи лошади значительно превосходили их быстротой и маневренностью. Тем более это касалось аланских лошадей.

Но невзирая на это, не ослабили свой натиск арабы, продолжали яростно атаковать алан. Кричали они, что велик Аллах — крики эти поднимали их боевой дух. Не боялись арабы смерти, полагая, что Аллахом все предопределено от начала. Это была судьба — кисмет — победить или проиграть, жить или умереть. Но в любом случае они сражались на пути Аллаха — их ждал Джанаан и великие услаждения плоти и духа.

И стало казаться Осу Багатару, который рубился в самой гуще сражения, что уверенность арабов превозмогает дух алан, начинающих изнемогать под натиском воинственных мусульман. То же самое почувствовали и сами арабы — радостно крича, удвоили они свой натиск, намереваясь сломить дух, а затем и убить плоть алан. Крики «Аллах акбар» становились все более громкими, почти торжествующими. Наконец заметил Ос Багатар недавнего приходившего к нему арабского посланника Махмуда, яростно крушащего своих единородных кривым полумесяцем острой сабли. Шерсть его верблюда была в запекшейся от крови погибших алан. Хотя лицо его было закрыто, Ос Багатар узнал его по глазам, в которых горел огонь непоколебимого упорства и ненависти.

Махмуд тоже узнал в толпе сражающихся Оса Багатара и резво поскакал к нему. Думал он, что это его судьба — поразить аланского царя, чтобы прославился Аллах, бывший свидетелем их вчерашней беседы. Вспомнил ее и Ос Багатар, сжал в руках меч и смело ринулся навстречу мусульманину. Только на мгновение смутилось его сердце — что если падет он от руки предателя-алана? Не будет ли это означать, что прав жестокий Магомет, их пророк? Махмуд же, казалось, нисколько не смущался — его сердце было словно отлито из стали. Все и всегда склонялось под его уверенностью и упорством. А Оса Багатара обуревали сомнения, которые он старался всеми силами побороть.

И тут прижал уши конь аланского царя — словно услышал гром в степи среди ясного неба. Шум шел сверху. Взглянул молодой Ос Багатар на небо и увидел своего отца — старшего Оса Багатара, сидящего на белом коне. Белая борода отца развевалась на ветру, был он очень силен. За ним следовали воины его личного отряда, с которыми он погиб во время сечи со степняками Анвара и Сарата. Держали небесные алдары в руках крестообразные мечи и белые стяги. Шли они на подмогу аланам, и солнце отражалось от их доспехов. Половина неба не могла вместить в себя воинство вступившего в небесную рать Оса Багатара. Радостно смотрел с небес отец на сына и громоподобно возгласил:

— Сражайся, сын! Сражайся за родную Аланию!

Крепче сжал молодой Ос Багатар руками свой меч, оглянулся вокруг — никто больше не заметил появление небесной рати. Царю некогда было рассуждать о чуде, хотя и взыграло сердце его радостью. Перевел Ос Багатар свой твердый взгляд на скачущего Махмуда, который был уже близко — смог бы царь, если б захотел, пересчитать зубы его верблюда. И увидел аланский царь еще одно чудо — в небе над арабами показалось войско страшных джиннов, духов пустыни, оседлавших длинных крылатых змеев. Джинны были огромные и лысые.

Их глаза вращались в глазницах, как литавры в руках восточных музыкантов. Они были пустыми и поглощали свет. Тела джиннов были мускулистыми, словно тела буйволов, и темными, как знамена Аббасидов. Джинны держали крылатых змеев за усы, как за поводья, лбы их были повязаны черными повязками, на которых белела арабская вязь. Крылатые змеи извергали из пастей огонь, желая попалить коней небесного Оса Багатара.

Взглянул тогда опять молодой Ос Багатар на своего отца. Улыбался небесный Ос Багатар, просияло лицо его, как солнце:

— Сражайся сын! Сражайся за Аланию!

Остановил тогда молодой Ос Багатар своего коня и приготовился к атаке мусульманина. Сшиблись аланский конь и арабский верблюд, арабская сабля и аланский меч. Полетели искры во все стороны. А в небе сошлись рать Оса Багатара и орда джиннов. Дрогнула вселенная от великого напряжения духа человеческого. Никто не намеревался проигрывать битву. Ревели джинны на небе, как верблюды, кружились змеи крылатые и извергали огонь. Бил огромный конь старшего Оса Багатара о небесную твердь, и от ударов его копыт разлетались молнии.

Рубился ожесточенно Махмуд, нападая на молодого Оса Багатара со всех сторон. Ранил он резким рубящим ударом верного коня аланского государя. Захрипел конь, пошла изо рта его кровавая пена, но устоял он на земле. Продолжился бой — так, будто не устали Ос Багатар и Махмуд. В небе же джинны врезались клином в гвардию небесного Оса Багатара, крылатые змеи продолжали бешено изрыгать огонь и серу, и они клубилась в небе, словно грозовые тучи. Природа, затаившись, наблюдала за этой схваткой. Вороны сидели поодаль в предвкушении богатого пира.

Наконец ловким ударом отрубил Ос Багатар руку Махмуда, державшую саблю. Упала рука на землю, выпала сабля, задрожал Махмуд от боли. Схватил тогда он, обливаясь кровью, оставшейся рукой поводья верблюда и хотел было покинуть сражение. Тогда показал аланский царь знаками своему личному гвардейцу чтобы заарканил он отрекшегося от своих святых алана. Хотел Ос Багатар получить его живым. Гвардеец быстро накинул петлю на шею Махмуда и скинул с седла вопящего от боли предателя. Тот громко кричал:

— Все равно вам не победить! Рано или поздно вы, нечестивые кафиры, будете повержены! Аллах акбар! Аллах акбар!

После того как отрубил предателю руку аланский царь, на небе стали одерживать вверх силы небесного Оса Багатара. Стали уничтожать небесные алдары крылатых змеев и оседлавших их джиннов. Куски их порубленных черных тел летели по небосводу словно разлетающиеся во все стороны грифы. Все реже слышались на земле крики мусульман, прославлявших Аллаха.

В это время Усман-ад-Дин наблюдал за ходом битвы с укрепленного холма. Он видел, что арабы после десятиминутного упорного натиска стали сдавать позиции, а аланы, напротив, воспряли духом и идут в бой. Полководец лихорадочно размышлял, что произошло и какие нужно отдать распоряжения, когда к нему подошел советник и сообщил на ухо крайне неприятную новость: пока на поле разыгрывалось сражение, на обозы в тылу напали банды диких горцев и разграбили их подчистую; всех, кто был там, убили, увели лошадей и верблюдов, растащили провиант и оружие. Уже не разгневался Усман-ад-Дин — если уж злиться, то только на самого себя, и сразу же приказал ввести в бой резервные войска. Обозы можно было быстро восстановить за счет местных сел, но нельзя было проиграть сражение.