Павел Северный - Андрей Рублев Страница 35

– Слыхал о твоей беде, из-за которой вы с сестрой скрылись от мира, но не пойму, зачем выходите в мирскую жизнь?

– Откроюсь тебе. Сбежав из Сарая, мы четыре разочка жгли боярина-лиходея. Злобу свою огнем на его жилье вымещали. Перед встречей с тобой начисто спаливали его усадьбу. Вот только покоя от этого не обрели. Нет нам от тех пожаров успокоения. Жгем лиходея, а он сызнова жильем обзаводится. Творим ему огненное зло, а отмщение не успокаивает. Устали от злобы, когда поняли, что за свое поругание в татарском полоне покоя душе и разуму в отмщении не найдем.

Андрей не отводил глаз с лица Соломонии.

– Почему и подумала свить свое гнездо, сына от тебя хотела зачать, но оказалось желание мое не к месту. – Сказав это, Соломония плотно прикрыла глаза. – В полоне по принуждению от татарина двух сыновей родила. А их возле меня тепереча нетути. Слышишь! Нету у меня сыновей! Отняли их у меня. Вырастят в них татары ненависть к Руси.

По щекам Соломонии покатились слезы.

– Нынче порешила для себя иное житье! Останусь в монастыре. В молитвах стану покой искать.

Андрей быстро встал, воскликнул в смятении:

– Погоди такое решать! Может, найдешь житейское счастье.

– Раз в тебе не нашла, стало быть, нет его для меня. Полюбился ты мне с того мига, как твое сотворение иконы узрела. Да, видно, мне для счастья нет Божьего благословения, а без него не обрести радость жития.

Холстина поредевшего тумана, налипая на воду, утягивалась течением туда, где речка зарывалась в кучах валежника.

Соломония поднялась и подошла к потухшему костру. Встав перед ним на колени, она потрогала рукой золу и, ощутив в ней слабое тепло, нагнулась и начала дуть, поднимая в воздух дымок золы. Неожиданно Соломония заметила искорку и обрадованно крикнула:

– Оживет огонь-то!

Крикнула, а эхо утреннего леса несколько раз повторило ее крик. Соломония засмеялась.

2

Женский монастырь, куда Соломония вела Андрея, покоился в глуши муромских лесов. Лампаду людской жизни затеплили в нем женские руки в те страшные два года, когда при князе Юрии Даниловиче великая напасть сокрушила Русь, залитую кровью ордами хана Батыя. Кочевники опустошили Русь. После нашествия удельные княжества понуждены были покорно признать над собой постыдную беспощадность татарского ига.

Столетие назад ужас и страх после чудесного спасения от смерти заставил обезумевших женщин искать убежище в лесной заповедности, куда заказан путь конникам Батыя. Страх загнал женщин в лесную нежить. Тогда их было немного, и пережитое страдание помогло им укрепить в себе надежду купно осилить свою беззащитность. На темени холма срубив первые лесины, основали они никому не ведомую женскую обитель, заставив лесную первобытность услышать звонкий говорок топоров. Беглянки, решив посвятить свою горемычность молитвам, старались укреплять защиту своего убежища. С разумением они рубили для себя кельи, возвели храм в честь Успения Богородицы, обнося обитель надежным тыном из врытых в землю бревен. Леса у них под рукой было непочатый край, и любая лесина крепостью древесины была под стать железу…

Четырнадцать десятилетий стоял Успенский монастырь в муромских лесах, вырос на месте вырубленных дебрей на холме среди березовых рощ, и теперь тишину окрестных дремучих угодий будят вызвоны колоколов.

Живописен монастырь за высокими стенами. Слава о нем идет по Руси, не из последних он. Хоронятся в нем от всяких бабьих невзгод женская молодость и старость. Тесно стало в его кельях после прихода под его защиту женщин, осиротевших после побоища на Куликовом поле, когда великое множество лапотных богатырей отдали жизни за Русь, оставив на ее попечении своих жен, невест, матерей и дочерей…

Вынырнув из лесной чащобы в заболоченную долину между шестью холмами, тихая, степенная по течению река охватила серпом монастырский холм, защитив его с двух сторон. Защитила и круто отвернула от него русло, извиваясь изворотами между холмами, а через версты снова нырнула в лесную, только зверям подвластную укромность.

За монастырскими стенами березовые рощи. Вздымаются над березами луковицы церквей, шатровые крыши строений, украшенные мшистой бархатистостью, и больше всего мшистости с серебристым отливом…

3

Ранним утром монастырский холм освещало взошедшее солнце. На монастырском холме людно, и творится голосистое чудо трудовой жизни. Во всю ширь распахнуты ворота обители. На болотистом берегу монахини баграми выводят из воды приплавленный лес. Тяжелые, мокрые бревна на лямках выволакивают по кочкам медведи. Их восьмеро. Сквозь молитвы, напеваемые монахинями и богомолками, слышны крик, фыркание и рычание зверей. Под окрики монахинь медведи, вытащив из воды плети лесин, волокут их по жердям на подол холма. Прирученные могучие звери покорно выполняют нелегкую работу, зная, что их ожидает лакомство – мед, которым их потчует монашка, она деревянной лопаточкой мажет звериные языки этим лакомством, и медведи, урча от удовольствия, направляются за очередным бревном.

По канонам монашества живет Успенский монастырь. Берегут его покой женские руки. В них на Руси одинаковая с мужским сила, способная вызволять государство от всяких бед. От того и водятся на Руси женские обители, в которых женские житейские горести остаются неизживными, хотя их жилицы молятся, не теряя надежды на Божье милосердие к себе.

Ждет это милосердие и вся Великая Русь.

Ждет Русь свершения чуда, способного освободить ее от татарского ига. Ждет Русь, но чуда не происходит даже после ратного поражения кочевников на Куликовом поле…

4

За два дня до прихода Андрея и Соломонии в монастырь уклад его жизни был взбаламучен и нарушен приездом великой княгини Евдокии Дмитриевны, жены московского князя Дмитрия Донского. Пожаловала она с подобающей торжественностью – под охраной княжеской дружины, в сопровождении старшего сына Василия и пышной свиты, состоящей из знатных боярынь.

Прошедшей зимой Дмитрий Донской в крещенские морозы остудился и занемог, с тех пор маялся болью в груди. Перепугавшись, Евдокия Дмитриевна по совету духовника дала обет. Обещала одарить Успенскую обитель иконой Успения, заказав написать ее живописцу из Новгорода. К счастью, князь выздоровел. Икона была написана, и княгиня, выполняя обет, привезла ее в монастырь. Князь Дмитрий, отпуская жену на богомолье, наказал пятнадцатилетнему сыну Василию ехать с матерью и оберегать ее дорожный покой.

Отец, прикипев к сыну любовью, души в нем не чаял. Готовя его в свои преемники на московском столе, невзирая на молодость отрока, дозволял ему вникать в премудрости правления княжеством, постепенно допускал на беседы с воеводами, митрополитом и боярами.

Но у княжича кроме родителя был еще и другой поводырь, одаривший его вниманием на жизненной стезе, – игумен монастыря Святой Троицы Сергий Радонежский.

5

Появившись в монастыре, Андрей обрадовался, узнав, что в нем пребывает московская княгиня, с которой ему когда-то посчастливилось повидаться по наказу Ирины. Помня, с какой сердечностью обошлась с ним княгиня, Андрей окрылился надеждой, думал, что узнает от нее о судьбе боярыни, наверняка та, сбежав из вотчины, повидалась с княгиней.

Однако повидать княгиню Андрею не удалось – его к ней просто не пустили. Спесивая боярыня, неохотно выслушав просьбу Андрея, отказалась сказать о ней княгине, не посчитав возможным мирским делом омрачить ее богомолье.

И все же Андрей увидел княгиню – ему удалось в толпе богомольцев встать неподалеку от места ее молитвы.

Евдокия Дмитриевна в одеянии из голубой парчи стояла в окружении разодетых боярынь, положив левую руку на плечо сына. Княгиня показалась Андрею постаревшей, но выражение ее лица все так же, как и семь лет назад, было овеяно гордостью.

Княжич Василий жмурился от мигания множества свечей, горящих перед иконами древнего письма, мерцающих в руках монахинь и богомольцев, одежда многих из них была хоть и добротной, но убогой. Ростом княжич невысок, но, как отец, широкогруд и плечист. Голова в пышных кудрях цвета старой меди.

Длинна монастырская всенощная служба. Слаженный хор монахинь старинными напевами выпевает молитвы. Густым басом диакон произносит ектении, и слышатся возгласы священника тихим уставшим голосом. Склоняются головы молящихся, будто ветви кустарника под напористым ветром, и проносится по храму настойчивый шепот, в котором ясно различимы слова: «Помоги, Господи».

Бьется сердце Андрея учащенно. Оживают в голове светлые мысли, надеется, что узнает о тропе, на которой прошедшие годы еще не успели стереть следы любимой Аринушки. Окатывая себя радостным волнением, Андрей не спускает глаз с княгини. Верится ему, что и ее мысли сейчас радостны, потому порой она ласково проводит рукой по голове сына, а тот, продолжая жмуриться, смотрит на огонек свечи в руках. Видит Андрей, что Василию занятно наблюдать, как капельки жидкого воска, обжигая ему пальцы, застывают на них бугорками бородавок…