Давид Малкин - Король Давид Страница 35

– Конечно, Тамар, – просиял Авшалом.– Как же ещё!

И он стал рассказывать, какой нежный ребёнок маленькая Тамар.

Элиам слушал эту тихую и искреннюю речь и недоумевал, за что не любят Авшалома Герои. Кто-то назвал его Красавчиком, и прозвище пристало к нему навсегда. В Городе Давида рассказывали, как Иоав бен-Цруя орал: «Запомни, Красавчик, я слуга твоего отца, но не твой!»

Это было странно. Все знали, что Авшалом никогда никого ни о чём не просит, люди сами ищут случая ему услужить. Даже о заступничестве за него перед Давидом просил командующего не сам Авшалом, а Мааха. «Послушай, – сказала она тогда Иоаву бен-Цруе, – сам ты не простил Авнеру бен-Неру убийство твоего брата, верно?» Иоав признал, что Красавчик поступил по чести, хотя ему и не следовало передоверять свою месть слугам.

И когда по приказу короля командующий привёл его сына из Гешура в Город Давида, и они проходили через квартал Офел, Авшалом только остановился у дома Давида, но и тогда не попросил о встрече с отцом.

– Жди здесь, – приказал Иоав и тяжёлой походкой направился ко входу.

Отсутствовал он долго. Выйдя, свистнул и, сделав неприличный жест руками, передал ответ короля: «Пусть идёт в дом свой. А лица моего он не увидит».

– Думаю, Авшалом, – начал Ахитофель, – тебе нужен такой дом, чтобы, когда придёт время, твои дети смогли пристроить к нему свои дома.

Элиам удивился, он никак не ожидал услышать такие слова от отца. Ахитофель твердил родне, что всё ещё старается объяснить королю, как опасно делать главным городом иврим чужой, недавно завоёванный Ивус.

– Стены надо складывать из гладких камней одного размера, – наставлял между тем Ахитофель, – а самыми большими лучше выложить пол. Купи у хивви для крыши старых сикомор и маслин – их сейчас вырубают – и вели её сделать с наклоном для стока воды.

«Зачем ему такой дом? Прямо королевский!» – недоумевал Элиам.

Авшалом внимательно слушал Ахитофеля, потом все трое сидели молча, потягивая холодную воду.

– Трудно вам пришлось под Раббой? – спросил Авшалом Элиама.– Расскажи.

Элиам начал рассказывать и увлёкся. Он описывал новые осадные башни, изготовленные мастерами в Городе Давида, как их на быках подвозили поближе к стенам Раббы. Загар на лице Элиама от горного воздуха сделался шафрановым, карие глаза, унаследованные от матери, смотрели на собеседника доброжелательно и подбадривающе. «У нас в Гило или в том же Хевроне, – думал Ахитофель, – мой сын пас бы овец, и загар был бы у него красный, грубый, как у всей иудейской молодёжи».

Элиам замолчал. Авшалом обернулся к Мудрейшему.

– Почему ты так не любишь новый главный город иврим? Чего тебе в нём не хватает? Жертвенник там, все командиры и все левиты – тоже там, склады с зерном, стада жертвенных овец – всё то же самое, только не в Хевроне, а в Городе Давида.

– В городе Давида, – повторил Ахитофель. – а не в Хевроне, городе Авраама и Ицхака. Пойми, Авшалом, твой отец из Бейт-Лехема, я из Гило, но все мы ходим в Хеврон поклоняться могилам праотцев. В Хеврон меня приглашали на собрание старейшин нашего племени Йеѓуды, а теперь в Городе Давида вокруг короля другие люди, и совет мой теряется среди их советов. Поэтому я всё чаще молчу.

– Я тоже не люблю город Давида, – сказал Авшалом и, подумав, спросил: «А если бы Давид вернулся в Хеврон и стал поступать по твоим советам, ты простил бы ему Ури из Хита?

– Нет.

– Нет?

– Нет!

– Ну, я загостился у тебя, Ахитофель, – поднялся Авшалом. – Спасибо за советы о новом доме, я их запомню. Мне понравился твой сын, – он улыбался, крепко пожимая руку Элиама. – Когда стану королём, ты будешь служить мне так же верно, как служишь сейчас Давиду?

Элиам растерялся. Отец пришёл ему на помощь.

– В Героях король иврим может не сомневаться.

Два молодых человека стояли друг против друга.

– Идём, принесём вместе жертвы в память Ури из Хита, – предложил Ахитофель.

В перерыве между разбором двух тяжб Давид приказал оставить его одного и отдыхал в прохладной башне над воротами Мулов.

Прошёл год с тех пор, как его армия после победы над арамеями вернулась в Город Давида через наделы иврим северных племён. Она проходила селениями, где не слышали ни о короле Давиде, ни о новом главном городе всех иврим. Жители сперва попрятались, но, узнав, что это – тоже иврим, перестали бояться. Они показывали свои жертвенники, беседовали с коэнами Эвьятаром и Цадоком, обещали отныне присылать налоги только своему королю и воинов только к нему в армию. Давиду рассказывали о семейных делах, жаловались, просили рассудить с соседями, а он, как и все, кто его сопровождал, были удивлены размерами Земли Израиля, многочисленностью её населения и тем, как различны между собой племена иврим. Чтобы армия не сбилась с дороги, ей давали проводников от селения к селению.

«И в этом море людей Он выбрал меня, мне поручил Он свой народ!» – от этой мысли у Давида перехватывало дыхание.

Теперь со всей Земли Израиля иврим шли к своему королю за благословением, а также с просьбами, жалобами и заботами. Давид уже не справлялся один со всеми делами, всё чаще передавал их Адораму бен-Шоваву, если они касались налогов, братьям Бен-Цруя, если речь шла о наборе и обучении армии, и Цадоку бен-Азарии, если нужно было разобраться в жертвоприношениях. И всё равно ни времени, ни сил Давиду не хватало. Ахитофель Мудрейший советовал ему передать судебные разбирательства старейшинам селений, а пророк Натан сослался на историю о том, как Итро, зять Моше, посмотрев на его суд, пожалел и Моше, и народ иврим и посоветовал передать судейство умным и честным людям, а самому лишь руководить этими судьями.

– И сразу Моше стало легче, – закончил Натан. – И народ был доволен.

Отдохнув, Давид позвал Иру бен-Икеша. Тот вошёл и, пока Давид пил воду, рассказал ему суть следующего дела.

Подрались два соседа, земледелец и овцевод. Земледелец утверждал, что овцы пасутся у него на участке и вытаптывают посевы. Овцевод оправдывался: пастись им летом больше негде. Оба просили Давида рассудить их.

Как раз в этот день Авшалом осмелился приблизиться к воротам Мулов и, остановившись так, что Давид не мог его видеть, слушал королевский суд.

Давид решил дело земледельца и овцевода к полному удовольствию обеих сторон. Овцы могут пастись в то время, когда урожая на поле ещё нет: ячмень не взошёл или наоборот, его уже убрали. Овцы будут очищать поле от сорняков да ещё и удобрять его. А в остальное время травы и так полно повсюду.

Авшалом решил уйти немного раньше, чем окончится суд, чтобы не привлекать к себе внимания. Возле комнаты, где Ира бен-Икеш выслушивал нового жалобщика и определял, представить ли его дело в этот раз или отложить, какой-то человек ругался с охраной. Судя по выговору, он был из племени Эфраима. Авшалом быстро пошёл к своему дому, но незнакомец издали заметил его и окликнул. Авшалом встал в тень возле дороги, и запыхавшийся эфраимец подбежал к нему с приветствием. Авшалом, улыбаясь, протянул ему флягу с водой.

– Успокойся. В чём твоё дело?

Эфраимец пил и ругался. Он приехал издалека, его прислали старейшины говорить за всё селение, а у короля нет времени даже выслушать его.

– Успокойся, – повторил Авшалом. – Поживи пока у меня. Идём, расскажешь о своей просьбе.

Оказывается, этот человек хотел, чтобы люди его племени получили такие же послабления в налоге, какие, как они слышали, Давид сделал недавно поселениям иврим за Иорданом.

– Почему им положено, а нам нет! – возмущался эфраимец.

Авшалом знал почему. В селениях Заиорданья были наполовину уменьшены подати, чтобы поощрить местных жителей, первыми принимавших на себя налёты кочевников. Он знал, что предложил этот разумный указ не король, а Ахитофель Мудрейший и что такие послабления относятся только к пограничным селениям. Но Авшалом ничего не сказал гостю, молча улыбался и делал знак рабу принести новое блюдо с угощением.

– Вот, если бы ты был судьёй у иврим, – сказал гость, утирая рукой рот и усы, – уж у тебя нашлось бы время выслушать любого человека.

Авшалом рассмеялся. Он приказал слугам устроить эфраимца на отдых

– Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, – сказал гость, – пришли за мной, и я, Шева бен-Бихри, приведу к тебе всех мужчин из моего рода.

– Обязательно пришлю, – пообещал, улыбаясь, Авшалом. – Уже постелено, иди отдохни, раб омоет тебе ноги.

Он ещё долго сидел в сумерках и очнулся только, когда зажигавший масляные светильники слуга прошёл рядом. «Понадобишься», – прошептал Авшалом, вспомнив Шеву бен-Бихри.

И прожил Авшалом два года, а лица короля он не видел. И послал Авшалом за Иоавом, чтобы послать его к королю, но тот не захотел прийти к нему. Он послал и во второй раз, но тот не захотел прийти. И сказал он слугам своим: