Жюль Верн - Михаил Строгов Страница 35

Значит, бой шел в самой Колывани? Эта мысль сразу пришла Строгову в голову. Но в таком случае русские и татары сражались уже на улицах города. Подходящее ли время искать там убежища? Не могут ли его схватить, и удастся ли ему бежать из Колывани, как он бежал из Омска?

Все эти мысли молниеносно пронеслись в его мозгу. Он заколебался и на миг остановился. Не лучше ли, пусть даже пешком, пройти на юг или на восток до какого-нибудь поселка, до Дьячинска или какого другого, и там за любую цену раздобыть себе лошадь?

Это было единственное решение, и тут же, оставив берега Оби, Михаил Строгов решительно повернул от Колывани направо.

Пальба достигла необычайной силы. Вскоре пламя перекинулось в левую часть города. Огонь пожирал целый квартал Колывани.

Михаил Строгов бежал через степь, пытаясь найти укрытие под разбросанными там и сям деревьями, как вдруг справа показался отряд татарской кавалерии.

Бежать и дальше в том же направлении Михаил Строгов уже явно не мог. Всадники быстро приближались к городу, и ему было бы трудно от них скрыться.

Возле густой купы деревьев он заметил вдруг одиноко стоявший дом, до которого можно было добежать незамеченным.

Добежать, спрятаться, попросить или в крайнем случае найти там чем подкрепить силы, — ведь он изнемогал от голода и усталости, — ничего другого Михаилу Строгову не оставалось.

И он бросился к дому, который находился от него самое большее в полуверсте. Подбегая, он понял, что это — телеграфная станция. Два провода шли от него на запад и восток, а третий тянулся в сторону Колывани.

В сложившейся обстановке станцию могли оставить, такое предположение напрашивалось само собой, — но в любом случае Михаил Строгов мог здесь укрыться и, если потребуется, дождаться ночи, а затем снова двинуться через степь, по которой рыскали татарские разведчики.

Он добежал до двери дома и с силой толкнул ее.

В зале, где отправляют телеграммы, находился лишь один человек.

Это был служащий, человек спокойный, флегматичный и, видимо, безразличный к тому, что творилось снаружи. Верный своим обязанностям, он сидел за своим окошечком и ждал посетителей, нуждающихся в его услугах.

Михаил Строгов подбежал к нему и разбитым от усталости голосом спросил:

— Какие у вас новости?

— Никаких, — с улыбкой ответил служащий.

— Это там русские сражаются с татарами?

— Говорят.

— А кто побеждает?

— Не знаю.

Такое благодушие, даже безразличие в столь жуткой обстановке казались просто невероятными.

— И провод не обрезан?

— Он обрезал между Колыванью и Красноярском, но между Колыванью и русской границей пока действует.

— Для нужд правительства?

— Для правительства, когда тому потребуется, и для гражданских лиц, когда те платят. Десять копеек слово. Когда вам будет угодно, сударь?

Михаил Строгов уже собирался ответить странному служащему, что отправлять ему нечего, что хотелось бы немного хлеба и воды, как дверь дома вдруг распахнулась.

Решив, что станция захвачена татарами, Михаил Строгов приготовился уже выпрыгнуть в окно, когда увидел, что в зале появилось всего два человека, выражением лиц менее всего походивших на татарских солдат.

Один из них держал в руке написанный карандашом текст. Обогнав второго, он ринулся к окошечку, за которым сидел безучастный служащий.

С удивлением, которое легко понять, Михаил Строгов узнал в этих двоих тех людей, о которых забыл и думать и кого никак не рассчитывал когда-либо увидеть вновь.

Это были журналисты Гарри Блаунт и Альсид Жоливэ, уже не спутники, а соперники, враги, — именно теперь, когда пришла пора действовать непосредственно на поле сражения.

Они выехали из Ишима всего через несколько часов после отъезда Михаила Строгова, и если, следуя той же дорогой, смогли раньше него оказаться у Колывани, то лишь потому, что тот три дня потерял на берегах Иртыша.

И вот теперь, став свидетелями схватки русских с татарами на подступах к городу и оставив Колывань, лишь когда сражение перешло на его улицы, они примчались на телеграфную станцию отправить в Европу свои разноречивые послания и перехватить друг у друга самые свежие сообщения.

Строгов отступил в угол, в тень, и, оставаясь незамеченным, сам мог видеть и слышать все. Без сомнения, уж сейчас-то он узнает интересные подробности и поймет, стоит или нет заходить в Колывань.

Гарри Блаунт, опередивший коллегу, захватил окошечко и уже протягивал свою корреспонденцию, в то время как Альсид Жоливэ, вопреки своим привычкам, в нетерпении переминался с ноги на ногу.

— Десять копеек слово, — объявил служащий, принимая депешу.

Гарри Блаунт выложил на столик столбик рублевых монет, на которые его собрат воззрился в явном замешательстве.

— Хорошо, — сказал служащий.

И с абсолютным хладнокровием принялся выстукивать следующее сообщение:

«„Daily Telegraph“, Лондон.

Из Колывани, Омской губернии, Сибирь, 6 августа. Схватка между русскими и татарскими войсками…»

Так как служащий читал текст во весь голос, Михаил Строгов слышал все, что отправлял в свою газету английский журналист.

«Русские войска отброшены с большими потерями. Татары в тот же день вступили в Колывань…»

Этими словами послание заканчивалось.

— Теперь моя очередь, — воскликнул Альсид Жоливэ, собиравшийся отправить послание, адресованное кузине из монмартрского предместья.

Однако это не отвечало намерениям английского корреспондента, который вовсе не желал покидать окошечка, чтобы сохранить за собой возможность передавать новости по мере их появления. Поэтому он и не подумал уступать место своему собрату.

— Но вы ведь закончили!.. — вскричал Альсид Жоливэ.

— Нет, не закончил, — просто ответил Гарри Блаунт.

И продолжал дописывать строчку слов, которую затем передал служащему, и тот своим безучастным голосом прочел:

«Вначале Бог сотворил небо и землю!..»

Это Гарри Блаунт отправлял телеграммой стих из Библии — лишь бы занять время и не уступить место сопернику. Его газете это могло обойтись в тысячу рублей, но зато она получила бы информацию первой. А Франция подождет!

Легко представить себе ярость Альсида Жоливэ, который в любых других обстоятельствах оправдал бы подобные действия законами военного времени. Он даже хотел было заставить служащего принять свою депешу, оказав ей предпочтение перед посланием своего собрата.

— Право за господином, — спокойно возразил служащий, указывая на Гарри Блаунта и любезно ему улыбаясь.

И продолжал побуквенно передавать в «Daily Telegraph» первый стих священной книги.

Пока тот делал свое дело, Гарри Блаунт спокойно отошел к окну и, приложив к глазам лорнет, принялся наблюдать, что происходит в окрестностях Колывани, намереваясь пополнить передаваемую информацию.

Минуту спустя он вновь занял свое место у окошечка и добавил к своей телеграмме следующий текст:

«Пламенем охвачены две церкви. Пожар, похоже, смещается вправо. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною…»

У Альсида Жоливэ возникло дикое желание взять да и задушить почтенного корреспондента «Daily Telegraph».

Он еще раз воззвал к служащему, который, оставаясь столь же бесстрастным, ответил ему очень просто:

— Это его право, сударь, его право… по десять копеек слово.

И он отстучал следующую новость, которую принес ему Гарри Блаунт:

«Русские солдаты бегут из города. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет…»

Альсид Жоливэ буквально кипел от бешенства.

Тем временем Гарри Блаунт вернулся к окну, но на этот раз, поглощенный, надо думать, интересным зрелищем, развернувшимся у него перед глазами, задержался там чуть дольше. И тут, как только служащий кончил передавать третий стих Библии, Альсид Жоливэ без лишнего шума занял место у окошечка и, по примеру своего собрата, тихонько выложив на столик приличный столбик монет, протянул служащему свое послание, которое тот громко прочел:

«Мадлэн Жоливэ,

10, Предместье Монмартр (Париж)

Из Колывани, Омская губерния, Сибирь, 6 августа. Бегущие солдаты покидают город. Русские разбиты. Их яростно преследует татарская кавалерия…»

Возвратившись, Гарри Блаунт услышал, как Альсид Жоливэ дополняет свою телеграмму, насмешливо напевая:

Живет один чудак,Одетый во все рыжее,В Париже!..

Считая неприличным смешивать священное с суетным, как осмелился его собрат, Альсид Жоливэ использовал вместо стихов Библии веселый куплет из Беранже [74].

— Ну и ну! — только и мог вымолвить Гарри Блаунт.