Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая Страница 36

Алеша шепотом поругал себя за разгильдяйство и вернулся в зал, прихватив все свое имущество. На скамье, на его месте, стояла пустая шайка, но мочалки не было. Не смог он ее обнаружить и под скамьей. После нескольких минут бесплодных поисков Алеша увидел пропажу в дальнем конце, под трубами возле стока. Ее смыло туда последним, мощным всплеском воды.

Алеша подобрал мочалку, помыл ее под краном, хорошенько отжал и сунул в авоську с грязным бельем. Твердым строевым шагом он направился к выходу и приоткрыл дверь. И тут же захлопнул ее. Весь предбанник был до отказа забит шумными и уже наполовину раздетыми женщинами.

Алеша затравленно огляделся и прикусил губу. Но взор его не погас, а, напротив, радостно вспыхнул. В другом конце зала была еще одна дверь с накинутым на петельку крючком. Она, как он подумал, должна была выходить непосредственно на улицу. Окрыленный надеждой, в три прыжка Алеша достиг заветной двери, откинул крючок, рванул ручку на себя, и вместо солнечной площади увидел глухой, без окон чулан. Успел заметить в углу несколько сложенных одна в одну оцинкованных шаек, веник, ведро, швабру.

В ту же минуту в зал ворвались первые купальщицы. Алеша втиснулся в чулан и захлопнул за собой дверь. Он слышал, как в бане шел захват самых выгодных мест возле кранов и душевых кабинок. Алеша решил набраться терпения и ждать.

За дверью гулко звучали голоса, взвизгивали дети, шумела вода. Бабы поддавали пару. Вскоре в чуланчике появилась прекрасная возможность задохнуться. Он бы вытерпел. Но откуда-то сверху стала вдруг попадать на него тоненькая, струйка горячей воды. Почти кипятка. Алеша сдвинулся в одну сторону, в другую. Подлая струйка все равно настигала, била то в ухо, то прямо в лицо.

Алеша чуть не сошел с ума и проклял все бани на свете. Ничего не соображая, движимый инстинктом самосохранения, он надвинул на лоб фуражку, всем телом грохнулся о дверь и, пригибаясь, как солдат под обстрелом, пошел сквозь толпу, сопровождаемый ультразвуковым бабьим визгом. Все купальщицы, как по команде, прикрылись именно тем жестом, каким прикрывается на картинах великих художников Возрождения прародительница Ева, познавшая стыд.

На свету Алешу ослепило, он чуть не заблудился среди скамеек. Наконец, выход отыскался, и великий страдалец вырвался на волю.

В народе долго стоял гомерический хохот, но самого Алешу вышучивать опасались. От электрика зависела вечерняя жизнь поселян. Каждый вечер, в восемь часов, в белом одноэтажном здании, стоящем на ровной площадке при выезде из совхоза, а дальше уже только горы, Алеша деловито входил в машинный зал и запускал движок. Движок громко тарахтел, но к шуму его все привыкли и не обращали внимания, не слышали даже. Внизу, в поселке начинали вспыхивать одна за другой лампочки.

Сначала зажигались фонари в центре совхоза. Они призрачно, как жемчужные капли, слабо сияли в ранних сумерках. Позже появлялся свет в домах. Сверху поселок казался танцплощадкой светлячков среди густого леса на краю бездны. Море в такие часы сливалось с небом и преставало быть видимым.

Из названия совхоза — виноградарский, со всей очевидностью вытекало, что основным занятием местного населения был виноград. Виноградники расстилались кругом, ровными рядами ухоженных шпалер ползли вверх по предгорьям. В зависимости от сезона они бывали то совершенно безлюдны, то, напротив, наполнены шумом, звонкими голосами. Особенно во время сбора урожая.

В период созревания на каждый гектар виноградника определялся сторож. Чаще, правда, сторожиха. Мужчины предпочитали более выгодную работу.

Сторожихи прятались в шалашах, подстерегали охотников до бесплатного лакомства, сидели там посменно и были вооружены. Кража винограда с кустов каралась строго. В случае задержания на месте преступления дело могло кончиться выселением из совхоза и даже сроком.

В официальную продажу для поселян виноград не поступал никогда. Они выращивали, обрабатывали и лелеяли каждую кисточку, но не имели на свою продукцию никакого права. Собранный урожай отправлялся в Массандру на вино, деятельность сторожей прекращалась до следующего сезона. После этого на виноградники можно было ходить без риска получить в спину хороший заряд дроби. И ходили. В надежде найти на шпалере несколько забытых ягод.

Недели через две после приезда Сонечка прослышала о возможности побаловаться оставленным на кустах виноградом, и решила организовать поход. Но взрослые не разделили ее энтузиазма. Зато Ника прыгала от восторга и кричала: «Я пойду! Я пойду!»

День был воскресный, теплый. Над морем, над горами ни облачка. После обеда, в начале третьего, Сонечка вручила Нике базарную корзину, глубокую, но легкую, и, сопровождаемые скептической усмешкой Сергея Николаевича, они отправились в путь.

Ника слегка трусила. Она уже знала о порядках в совхозе, о грозных сторожах с ружьями. Но виду не подавала, бойко шла рядом с Сонечкой.

По тропинке, через кипарисовую рощу они вышли на дорогу и направились вверх, к электростанции, обогнули здание. Дальше дорога разветвлялась. Одна ее нитка уводила в горы, через горы, в дальний мир, другая — на виноградники, влево. В левую сторону они и отправились.

Дорога нырнула вниз, в небольшой лесок молодых вязов. Их распластанные кривые ветви с мелкой листвой цедили солнце, как сквозь решето, и почти не давали тени. Вязы кончились, дорога поднялась вверх и повела путниц вдоль склона горы. Потянуло ветерком, солнце спряталось за высоким гребнем. Ника обрадовалась тени и вприпрыжку побежала вперед. Ноги ее так и норовили окунуться в мягкую, как пудра, пыль.

— Фу, — кричала Сонечка, — прекрати, Ника, мне совершенно нечем дышать!

Дорога очертила по склону щедрый полукруг и привела их в узкую долинку. Тень от горы кончилась. Солнце, хоть и успело спуститься ниже, но сияло по-прежнему ярко. Ника зажмурилась и засмеялась от непонятного самой себе счастья. Страхи ее прошли. В такой тишине, в таком безлюдном месте, с нею и с Сонечкой не могло случиться ничего плохого.

А тут еще после недолгого спуска, они снова поднялись вверх, и тогда во весь размах ударила по глазам синь моря. Они находились высоко над ним, но море все равно стояло еще выше, и как бы стеной загораживало горизонт. Ника привстала на цыпочки, Она хотела увидеть загадочный противоположный берег, где, как ей сказали, находилась Турция и древний город Константинополь из маминого детства, но, конечно же, ничего не увидела. Море было спокойное, непостижимое.

На винограднике, на припеке, еще не спала дневная жара. Ветер стих совершенно, пыльные, усталые листья повисли в полной неподвижности. Редкие стебли лебеды, где полегли, где стояли по стойке смирно, склонив лишь метелки с поспевшими черными бисеринками семян. Комочки иссохшей земли порохом рассыпались под ногами.

Между лозами протянуты были серебряные нити паутинок. На конце каждой сидел крохотный, не больше булавочной головки, паучок, ждал ветра, чтобы оторваться от ветки, подняться вместе с паутинкой в пустое, необычайной синевы небо и начать путешествие.

Сонечка велела Нике идти вдоль шпалеры и внимательно смотреть под листьями. Сама перешла на соседний ряд.

Ника переходила от куста к кусту, заглядывала под каждый лист, но ничего не находила. Очень скоро она соскучилась в однообразном и пыльном винограднике. Ей хотелось винограда, она почти ощущала во рту его прохладную сладость. В одном месте увидела что-то темное, бросилась туда. Да, это была оставленная кисточка, но ее давным-давно высосали осы, оставив пустые высохшие шкурки.

Ника села под кустом и стала играть опавшими сухими виноградными листьями. Коробчатые, с выгнутыми, как у зверька тощими спинками, они легко сминались в ладонях, превращались в теплую труху. Ника решила вырыть ямку и засыпать ее этой трухой. Будет домик для одинокого и грустного ежика. Забредет он в виноградник, найдет приготовленное жилье и поселится в нем.

Она протянула руку к сплетению лоз над самой землей и принялась расчищать место от нападавшей листвы, ее здесь было особенно много. Она увлеклась, пальчики ее усердно работали. И вдруг… Сердце затрепетало, как пойманная птичка, в голове посыпались стекляшки. Ника отбросила в сторону последнюю пригоршню листьев, да так и замерла от восторга. В расчищенной ямке лежали перед ней отборные кисти черного с сизым налетом на боку каждой ягоды винограда. Это был настоящий клад. Кто-то припрятал добычу, да потом не сумел найти. Все это несметное богатство досталось теперь ей одной. Нике хотелось закричать, завизжать от восторга, но она не посмела, она побоялась спугнуть минуту.

— Сонечка, — позвала она страшным шепотом, — Сонечка, иди скорей сюда! Я нашла! Много!

Прибежала Сонечка, плеснула руками, села на корточки возле ямки.