Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы Страница 37

За первой дверью оказалось множество писцов, устроившихся на высоких табуретах перед конторками. В мгновение все перья замерли, все головы повернулись к вошедшему. Ее здесь не было. За следующей восседал карлик, положив ноги на стол, и читал газету. Сказал, что никогда не слышал о госпоже де Шамплит, быть может, знает коллега из соседней комнаты… Коренастый, жизнерадостный коллега был занят делом: засунув руки в карманы, мерил шагами комнату, бессмысленный взгляд его блуждал по стенам. На стуле перед ним съежился под градом вопросов седой старичок.

– Ты скажешь нам, кто заказал тебе эти медали с орлами и пчелами? Тебе известно, что твоя жена тоже арестована? Чем раньше ты заговоришь, тем быстрее вы оба окажетесь на свободе! Жаль, если твоя чудная лавка больше никогда не откроется!

Секретарь, смахивавший на паука, сидел в углу, готовясь записывать показания. Вошедший на цыпочках юноша уже было выскользнул из помещения, как вдруг инспектор рявкнул:

– Эй! Кого ищете?

– Госпожу де Шамплит.

– Шамплит? Не знаю!

И продолжал, обращаясь к жертве:

– Ты будешь говорить? Ты будешь говорить, каналья?!

Несчастный задрожал, открыл рот, готовый к признанию, но промолчал. У Николая чесались кулаки, он терзался, что не может освободить старичка и дать пощечину его мучителю. Но он пришел сюда ради Софи и не должен отвлекаться от цели. После увиденного ему представлялось, что над ней насмехаются, грубо обращаются, быть может, бросили в камеру на грязный тюфяк! И она потеряна на долгие месяцы, годы, на всю жизнь!.. Решение пришло внезапно: «Обращусь к министру!», и вдруг в конце коридора заметил ее, излучавшую уверенность, совсем не похожую на ту, что виделось в воображении! Платье ее так контрастировало с этим жалким окружением! Рядом не было ни полицейского, ни жандарма! Озарёв радостно бросился ей навстречу. Заметив его, она отпрянула, потом улыбнулась:

– Зачем вы пришли?

– Но, Софи, разве вы не понимаете, как мы волновались, ваши родители и я?! Я должен был во что бы то ни стало найти вас! Вы свободны?

– Совершенно! Полагаю, этой милости я обязана вмешательству моего отца…

– Не сомневайтесь…

– В любом случае, меня не смогли бы задержать надолго, им нечего мне предъявить!

Он схватил ее за руку и увлек к выходу, боялся, как бы полицейский не передумал. На лестнице едва слышно произнес:

– Как вы должно быть испугались, любимая!

– Вовсе нет!

– Вы, такая тонкая, нежная, лицом к лицу с палачами!..

– Они были вполне корректны.

– Что им известно?

– Немногое. Мое имя было в записной книжке Вавассера. Я сказала, что знаю его книжный магазин, пользовалась его услугами, но о его политической деятельности ничего не ведаю. То же сказали и Пуатевены.

– Они тоже арестованы?

– Да, позавчера, но сегодня утром отпущены за отсутствием улик.

– Так вы знали, что может произойти?

– Конечно!

– И ничего мне не сказали!

– Вы бы только напрасно тревожились!

Они сели в фиакр, всю дорогу Софи говорила о несчастном Вавассере, который так просто не отделается: два года тюрьмы при наличии умелого адвоката, но пока неизвестно, кто будет защищать его. Николай умолял, во имя их любви, забыть о Вавассере, пусть сам выпутывается!..

– Милая, сейчас только одно имеет значение – наше будущее, наше счастье! Будьте эгоисткой, не думайте ни о чем другом!..

Ее забавляло его беспокойство, она целовала его и смеялась, словно только что избежала несчастного случая. Только когда фиакр остановился у дома, посерьезнела. В окошке второго этажа показался господин де Ламбрефу, через две минуты он уже был у большого окна гостиной, куда позже вошли молодые люди. В одиночестве стоял граф за одним из кресел, высоко подняв голову. Когда дочь направилась с нему, сухо произнес:

– Прошу вас, сию минуту пройдите к вашей матушке, которая слегла от горя. Она ждет вас.

Софи собиралась поблагодарить отца за предпринятые им шаги, но после его слов покраснела, остановилась и с досадой обратилась к Николаю:

– Не уходите, не повидавшись со мной.

Озарёв поклонился. Едва она вышла, граф покинул свое кресло, встал, сложив за спиной руки, перед ним и сказал:

– Нам больше никто и ничто не поможет!

– Но, слава Богу, нам больше нечего бояться!

– Вы находите? А бесчестье, бесчестье из-за того, что дочь побывала на улице Жерузалем?

– Со времен Революции во Франции не стыдно быть арестованным по политическим мотивам.

– Не сравнивайте святых мучеников 1793 года и теперешних презренных либералов! Я знал, что это случится! Я говорил жене!

– Позвольте заметить, за вашей дочерью не признали никакой вины!

– Просто закрыли глаза на ее неблаговидные поступки!.. Если бы я не вмешался!.. И она – Ламбрефу!.. Ламбрефу!..

Он не закончил, подозрительно взглянул на собеседника и неожиданно спросил:

– Вы все еще не получили письмо от отца?

– Нет. Жду со дня на день.

Граф грустно покачал головой:

– Эта свадьба сейчас была бы как нельзя более кстати.

7

«Дорогой сын,

ты обращаешься ко мне по-русски, по-русски я и отвечаю тебе: так мы только лучше поймем друг друга. Я изменил бы родительскому долгу, позволив совершить глупость, в которой ты станешь раскаиваться всю последующую жизнь. А потому не стану поощрять твои намерения, дабы избавить тебя от страданий, которые, поверь мне, пройдут. Эти твои намерения служат доказательством того, что в армии ты ума не набрался. Готов признать, что ты остановил свой выбор на создании в высшей степени добродетельном, наделенном необыкновенной красотой. И все же твои восторги кажутся мне чрезмерными! Она – француженка и на два года старше тебя, исповедует другую религию, к тому же еще и вдова! В твои годы не следует сочетаться браком с женщиной, чьи вкусы и характер сформировались под влиянием первого мужа. С твоим именем, прекрасным состоянием и физическими данными, коими тебя щедро одарила природа, ты заслуживаешь лучшей участи. Не гневи Бога, не отказывайся от уготованного им, вступая в столь невыгодный союз. Твое глупое вмешательство в собственную судьбу кажется мне высшей неблагодарностью по отношению к Всевышнему. В таком случае не рассчитывай на мое благословение. Я решительно отказываю тебе в нем. И умоляю порвать все отношения с этой случайно встреченной француженкой. Да, жертва эта может показаться тебе нестерпимой, но со временем ты поймешь, что поступил правильно. Когда вернешься в Каштановку, я посвящу тебя в иные матримониальные планы, разумные, прекрасные, коими я занимался в твое отсутствие. Но если та, что я выбрал для тебя, тебе не понравится, найдем другую. Видишь, я не упрям и не собираюсь стоять на своем. Черт побери, в России хватает девиц, зачем нам француженка-вдова?! Когда я вспоминаю о ней, меня охватывает ярость. Не желаю ничего больше слышать об этом деле, разве только знать, что с ним покончено. Дома все здоровы и помнят о тебе. Мари просит написать, что по-прежнему нежно к тебе привязана. Что до меня, то суровость принятого мною решения – лишнее свидетельство моей отеческой заботы. Любящий и готовый защитить тебя отец.

Николай положил письмо на стол и разгладил руками, словно пытаясь смягчить его резкость. Бедствие разразилось над миром, но никто из сидящих рядом с ним о нем не подозревал: всегда элегантный Розников полировал ногти, просматривал газеты Сусанин, прочищал ухо Бакланов. За перегородкой нервно ходил Волконский и что-то громко говорил. Вошел нагруженный папками секретарь.

– Эй! – закричал Ипполит. – Ты принес вдвое больше обычного! Что случилось?

– Его Величество много работал вчера вечером! – ответил тот и принялся раздавать пачки писем, снабженных пометками императора, на которые следовало дать ответ по-французски. Собственно, в этом и состояла главная забота молодых людей помимо чтения газет. Озарёв получил предназначенный ему пакет, пробормотал «Спасибо» и сжал кулаки. Отказаться от Софи? Никогда! Решение было мгновенным и отдалось у него в голове, словно пушечный выстрел. Любовь даст ему сил пренебречь всеми внешними обстоятельствами, в конце концов, он не первый и не последний, кто поступает вопреки родительской воле. Великая любовь преодолеет все препятствия. «Когда женюсь на ней, мы поедем в Россию, бросимся в ноги отцу, будем просить его благословения, он не сможет отказать нам. Именно так всегда и бывает!» – снова и снова звучало у него в душе. Но решимости поубавило рассуждения о том, что скажет Софи, узнав об отцовском отказе благословить их союз. Но нет, она мыслит свободно, подобными предрассудками ее не запугать. У нее бойцовский характер, ей, быть может, доставит удовольствие войти и покорить семью, которая не желает ее знать. «Что ж, я, как обычно, преувеличиваю!» – вздохнул Николай и решил взвесить все, не спеша.