Памела Сарджент - Повелитель Вселенной Страница 37

— Когда-то он был товарищем твоего отца, — сказал Чимбай. — Может, это ему в голову пришло тоже.

— И еще учтите моего дядю Даритая. Он не сделает ничего, пока знает, что я пленник, но моя смерть может заставить его порвать с Таргутаем. — Тэмуджин смотрел то на одного брата, то на другого. — Пощадит меня Тэнгри. Бывало, мне снилось, что я стою на какой-то вершине, а на горе Тэрпон вижу небесные знамения. Таргутай держит мою жизнь в руках, но ему не удается отнять ее.

Хадаган не услышала и тени сомнения в его голосе. В глазах сиял свет, не приглушенный пленением, но это мог быть всего лишь отблеск безумия. На вершине горы голодный мальчик, преследуемый врагами, мог представить себе что угодно. Избитый узник, наверно, цеплялся за малейшую надежду.

В юрту вошел Сорхан-шира.

— Что это? — закричал он. — Я думал, мой обед готов.

Хадаган встала.

— Сейчас приготовлю, папа.

— Моя дочь обычно не ленится. — Сорхан-шира сложил руки и уставился на сидевшего на полу Тэмуджина. — Хоть ты и пленник, но прислуживать тебе, видимо, придется нам. Ты не сможешь есть в колодке или даже спустить штаны. Как нам быть, если ты захочешь облегчиться?

— Вы поможете мне, — сказал Тэмуджин.

Сорхан-шира рассмеялся.

— Тебе не освободили руки даже для этого.

— Нет. А потом меня били за то, что я причиняю своим сторожам слишком много забот.

— Ну, я тебя буду бить, если ты не попросишься: я не хочу, чтобы ты справлял нужду в моей юрте. — Он поддел ногой пустой кувшин. — Я вижу, мои сыновья напоили тебя. Чимбай, выведи его наружу и помоги ему сделать, что положено.

Чимбай и Чилагун помогли Тэмуджину подняться, старший брат вывел его из юрты.

— Неси обед, дочка, — сказал Сорхан-шира, пошел к постели и сел на подушку.

Чилагун уселся рядом. Хадаган положила на блюдо сушеного мяса и творога и подала отцу кувшин.

— Таргутаю надо было убить этого малого, — сказал Сорхан-шира. — А он предпочел сломать его. Если мальчик скоро не сдастся, ему не жить. — Он брызнул кумыса духам и припал к кувшину. — Храбрая душа: из такого может получиться настоящий мужчина.

— Сними с него колодку, — сказала Хадаган.

Густые брови Сорхана-ширы полезли на лоб.

— Что?

— Освободи его. Чимбай и Чилагун могут присматривать за ним. Ты сам говорил, что в ином случае нам придется его кормить, так что будет меньше забот.

— Забот у нас появится значительно больше, если он попытается убежать.

— Пожалуйста!

— Помолчи, дочка, — сказал отец, сощурившись; его вислые усы шевелились. — Его беда может тронуть любое сердце, и ты находишься в том возрасте, когда девочка думает о женихах, но мальчик-раб, как бы он ни был благороден и пригож, вряд ли достойная партия.

— Дело совсем не в том, — торопливо оправдывалась она. — Мне жаль любого, с кем обращаются дурно, и если он выживет и когда-нибудь станет соперником Таргутая, совсем неплохо иметь его в друзьях.

— Берегись, Хадаган, — сказал Сорхан-шира. — Я поклялся в верности Таргутаю. Не хочешь ли ты меня обесчестить?

— Разве можно нарушить клятву, проявляя к этому мальчику капельку милосердия? Он узник Таргутая: наш род с ним не спорит.

Но отца так просто не проймешь.

— Если мы будем добрыми, — добавила она, — то это может ослабить волю Тэмуджина. Битье и плохое обращение не сломили его, а доброта может подействовать. Таргутай будет тебе еще благодарен за это.

Маленькие глаза отца становились все более задумчивыми, он скреб полоску ткани, которой была повязана его бритая голова. Она добилась своего; он испытывал двойственное чувство: жалость к мальчику и стремление сохранить верность вождю.

— Ты бы ее послушал, — сказал Чилагун. — Мы последим за ним. Мы уже хотели снять с него колодку, но не могли перечить тебе.

Сорхан-шира дернул себя за ус.

— Вы уж больно легко поддались своей сестре. Надеюсь, вы будете вести себя по-мужски с собственными женами, к тому же они могут оказаться и не такими умными, как Хадаган: даже мне часто не удается протиснуться сквозь частокол ее слов.

Вошла Хагар и поставила корзину. Сорхан-шира махнул ей рукой. Старуха поднесла ему еще один кувшин и села рядом с Хадаган. Чимбай и Тэмуджин вернулись в юрту, Сорхан-шира молча изучал узника.

— Тэмуджин, — сказал он наконец, — ты уже раз пытался бежать. Ты, наверно, долго обдумывал способы побега.

— Не стану отрицать, — подтвердил Тэмуджин. — Но я бы не сказал, что успешно.

— Вот почему ты носишь колодку. Однако моя дочь — упрямая девица. И мягкосердечная. Она допекает меня, требуя твоего освобождения от колодки, и мне остается лишь заткнуть ей рот или выпороть.

— Мы могли бы снять с него ярмо, — сказал Чимбай. — Тогда бы он ел сам. А я буду следить за ним. Даю слово…

— Теперь уже все дети просят за него? — Сорхан-шира ухмыльнулся. — Вы охотно выходите из подчинения, стоит мне ногу поставить на порог. Освободите его.

Чилагун улыбался во весь рот. Чимбай стал развязывать ремешки, обхватывающие запястья Тэмуджина.

— Послушай, Тэмуджин, — добавил их отец. — Если ты хоть раз попытаешься бежать, тебе наденут колодку снова и будут бить, как никогда в жизни.

Чимбай развязал ярмо и снял его с плеч Тэмуджина. Лицо Тэмуджина посерело от боли, когда он опустил руки. Запястья были растерты до живого мяса там, где врезались в них сыромятные ремешки.

Чилагун помог подростку дойти до постели.

— Руга. — Тэмуджин пошевелил плечами. — Как иголками колет. — Хадаган сунула ему блюдо с творогом, и он схватил горсть. — Я не забуду то, что вы сделали для меня.

— Твои следующие сторожа не будут такими мягкосердечными, как мои дети, — сказал Сорхан-шира. — Так что это короткое вкушение свободы позже отяготит твой плен. — Он помолчал. — Таргутай Кутурлух, возможно, будет обходиться с тобой лучше, если ты откажешься от своих притязаний.

— Не могу.

Сорхан-шира потер подбородок. Хадаган увидела в его глазах огонек восхищения.

Трапезу свою они закончили в тишине.

— К сожалению, больше ничего нет, — сказала Хадаган.

— Завтра поедим вдоволь, — добавил Чилагун, — на пиру.

Хадаган покачала головой, сожалея, что брат упомянул об этом. Тайчиуты вряд ли захотят разделить трапезу, посвященную первому полнолунию лета, со своим пленником. Возможно, Тэмуджин останется на попечении ее отца, и тогда она постарается принести ему еды.

Сорхан-шира осушил кувшин и встал.

— Я должен присмотреть за сбиванием кумыса. Чимбай, вы с братом будете по очереди сторожить его. Он может спать без колодки, но если выводить будете, надевайте.

Сорхан-шира ушел. Хагар собрала тарелки и пустые кувшины и отнесла их к очагу. Тэмуджин встал, потянулся и сказал:

— Спасибо тебе, Хадаган.

— Не за что.

— Твои слова умилили отца, и он освободил меня от колодки.

Она вышла из юрты. Сбивая кумыс, мужчины пели.

Может быть, Тэмуджин сбежит: не тогда, когда его сторожат братья, а в другое время. Если он выживет, то непременно обретет сторонников и в один прекрасный день вернется и бросит вызов Таргутаю. Тогда он, наверно, вспомнит ее доброту.

Если Тэмуджин когда-нибудь станет вождем, то у него будет возможность выбирать женщин. Он вряд ли найдет такую, как она. Но нет, ему не дадут убежать никогда.

Из юрты доносился голос Чимбая. Она прислушалась — мешал шум, производимый мешалками.

— Этот шум может помешать тебе заснуть, — сказал Чимбай.

— Без колодки я буду спать превосходно, — еле расслышала она голос Тэмуджина. — Ты уже почти мужчина?

— Весной будет шестнадцать. Отец говорит, мы подберем жену мне после летнего пира. Он знает одного нойона хонхиратов, у которого дочери на выданье.

— Он должен найти жену себе самому, — сказал Чилагун.

— Может, и поищет, — поддержал его Чимбай. — У того нойона три дочери, и отец улыбался старшей. Мы, возможно, оба вернемся с невестами, а ты мог бы поухаживать за третьей сестрой. Потом отец займется помолвкой Хадаган.

— У Хадаган будут женихи, — сказал Тэмуджин. — Она уже выполняет женскую работу, и лицо у нее красивое.

Какая-то собака стала ластиться к Хадаган.

— Сестра — хорошая девочка, — подтвердил Чимбай. — Она умница и не ноет, работая, но даже я не назвал бы ее красавицей. Ей остается надеяться на человека, который не посмотрит на это, а обратит внимание на другое.

Она поморщилась. Брат всегда был правдив, а это лучше, чем лгать и льстить, но ей было жаль, что сейчас он говорит правду.

— Наверно, вы не пригляделись к сестре, — сказал Тэмуджин. — Когда мальчишки мучили меня, она вступилась, и я разглядел ее красоту.

Собака тявкнула, теперь ребята поймут, что кто-то стоит у порога. Хадаган вошла в юрту и увидела, что братья смеются.