Марк Орлов - Сказания и легенды средневековой Европы Страница 37

Меровинги, народ жестокого и самодурного нрава, по временам обрушивались на колдунов всей тяжестью тогдашней деспотической власти, но это были отдельные вспышки, которые нельзя считать последовательным и закономерным государственным актом. Так, когда у Фредегунды погибли от чумы ее двое детей, она обвинила своего пасынка Хлодвига в том, что он их околдовал. Нашли какую-то несчастную бабу, якобы сообщницу принца, и подвергли ее жестокой пытке, под которой она повинилась, что смерть детей королевы — ее рук дело. Потом она отперлась от этого вымученного признания, но было уже поздно, ее все-таки сожгли; а потом женолюбивый Хильперик выдал Фредегунде и Хлодвига, и она приказала умертвить его. Впоследствии, когда умер у той же Фредегунды третий сын, Тьери, она снова обвинила в колдовстве королевского любимца Муммолюса, которого терпеть не могла. У нее была какая-то страсть обвинять людей в колдовстве. Опять похватали в Париже каких-то несчастных баб, мучили их пытками и, конечно, добились признания в колдовстве, которым они причинили смерть множеству людей, в том числе и принцу Тьери, и в том, что душой их шайки был Муммолюс, а они орудовали по его приказам. Несчастного Муммолюса тоже подвергли пытке, и он сделал признания. После пытки он просил передать королю, что он забыл пытку, которой его подвергли, конечно, имея в виду этим выразить свою глубокую преданность, которая побуждает его забыть причиненное ему зло.

Но Хильперик понял его иначе. Коли, дескать, он забыл пытку, значит, он ее не чувствовал, а коли не чувствовал, то не подлежит сомнению, что он и в самом деле колдун. И он распорядился вновь растянуть своего любимца на колесе и стегать его кожаными ремнями. Быть может, эти ремни были первообразом тех кожаных кончуков, о которых незабвенный гоголевский Хома Брут говорил сотнику: «Кто ж не знает кожаных кончуков? В большом количестве вещь нестерпимая!» Такие дикие происшествия очень ярко рисуют перед нами верования и нравы эпохи, но не выясняют юридической стороны дела. Стегание человека ремнями было, очевидно, самодурской фантазией Хильперика и Фредегунды, а вовсе не законным судебным процессом.

В Северной Италии влияние римского законодательства сказалось нагляднее. Лонгобарды, давшие свое имя Ломбардии, приняли римские законы против колдовства как самостоятельного преступления независимо от вреда, им наносимого. У них колдуна обращали как бы в государственного раба и продавали куда-нибудь в чужую страну, а полученные за него деньги делили между его судьями пропорционально доле участия каждого из них в его изобличении. У Лонгобардов закон чувствительно карал и самих судей, если они, смущенные подкупом, оказывали явному колдуну снисхождение. Однако те же Лонгобарды проявили в отношении других статей колдовства очень благоразумную снисходительность; так, римские нравы и законы принимали, что колдуньи пожирают трупы; лонгобарды совсем отвергли такое преступление, исключили его из своего свода законов. Во Франции за падением Меровингов последовала анархия, в которой все смешалось и спуталось. Духовенство и церковь оказались в явном загоне, никто о них не думал, никто их знать не хотел; церкви не посещались, проповедей никто не слушал. Люди, сбитые с толку, ошеломленные воцарившеюся неурядицей, ни о чем и думать не могли, кроме собственной безопасности. Но когда власть укрепилась в руках Каролингов, значение церкви мало-помалу восстановилось. В это время в религиозной истории страны самым крупным фактом выступает дело епископа Адальберта.

Этот странный пастырь церкви был, очевидно, сам весьма не крепок в вере, что, впрочем, нимало и неудивительно, если вспомним, что он жил и действовал в VII столетии. Он учил свою паству во всех мелких случаях жизни: при болезнях, при покражах, при желании вызнать будущее обращаться к ангелам Уриилу, Рагуилу, Тубуилу, Сабаоку, Симиелю и многим другим. Надо полагать, что этим он удивительно удачно попал в тон и угодил общему настроению публики, потому что после его смерти даже его волосы и ногти хранились как мощи. С его легкой руки началось ожесточенное служение ангелам, притом носившим самые удивительные имена. После смерти Адальберта духовенство обратило внимание на этот новый культ и самым решительным образом боролось с ним, но без всякого успеха. В 745 году папа Захария собрал синод в Риме и уже без всяких обиняков объявил это поклонение ангелам дьявольским служением; синод установил тогда, что единственные ангелы, которых церковь признает, — это Михаил, Гавриил и Рафаил. Но и после синодского решения духовенству пришлось немало потрудиться, пока зловредный культ был окончательно искоренен; и о нем встречаются упоминания даже еще у писателей X века.

При воцарении Каролингов папа назначил во Францию своим представителем св. Бонифация (Вонифатий наших святцев). Ему была дана папой пространная инструкция, по которой он должен был действовать в интересах восстановления и укрепления церкви и религии, вконец расшатанных царившей перед тем усобицей. В числе видных пунктов этой инструкции стояло и наставление к искоренению всяческих остатков язычества в народе, а главным образом колдовства, ворожбы и других проявлений демонского культа. Когда церковь во Франции, наконец, ожила и окрепла (около середины VIII столетия), духовенство начало собираться на совещания, и каждый раз на этих соборах речь шла по преимуществу о колдовстве и чародействе. Впрочем, духовенство в те времена было еще чрезвычайно снисходительно к провинностям по этой части; чаще всего за них присуждали к пеням или к сравнительно легкому покаянию. Но уже в те времена установилось нечто вроде духовных судилищ. Это были местные учреждения, на обязанности которых лежал розыск всяких следов язычества в населении. Но тут обнаружился интересный факт. Оказалось, что в самом Риме остались такие вещи, как, например, чисто языческое празднование Нового года, с дикими песнями и плясом, да, вдобавок, было широчайше распространено пользование всякого рода ладанками, наузами и в особенности приворотными зельями. Св. Бонифаций горько жаловался на это папе Захарии. Он ставил ему на вид, что эти римские обычаи очень хорошо известны во Франции и в Германии и служат там великим соблазном для населения, которое рассуждало, что если в Риме, на глазах папы, творятся такие вещи, то, значит, ничего в них нет нечестивого. Папа отвечал ему на это, что он много раз издавал запрещения, да ничего не мог поделать.

Между тем духовенство во Франции стремилось подействовать в этом направлении и на правительство, и его старания не остались безуспешными. Каролинги вняли ходатайствам духовенства и стали относиться к чародейству все строже и строже, хотя первое время все еще не выходя из границ благоразумнейшей снисходительности. Первым серьезным и твердым законом против чародейства является указ Карла Великого, изданный в 805 году, по которому расследование дел о чародействе предоставлялось духовенству. Можно догадываться, что духовным судилищам предоставлялось при своем следственном производстве прибегать в случае надобности и к пыткам, тюремному заключению и штрафованию обвиняемых и изобличенных. Как известно, Карл Великий много хлопотал над обращением в христианство саксов. У них было чрезвычайно распространено верование, что ведьмы пожирают людей, и изобличенных в этом они сжигали живьем. Карл сурово преследовал эту расправу с ведьмами, и изобличенных в ней предавал казни. Но сам он все же деятельно разыскивал колдунов и ведьм и предавал их в руки духовенства, предоставляя ему пользоваться ими как рабами.

Все это время духовенство проявляло поразительную снисходительность к чародеям, трактовало их не как преступников, а как заблудших чад церкви, и действовало против них почти исключительно мерами духовными. Изобличенный колдун подвергался 40-дневному покаянию, если он был мирянин, а если духовный (значит, и это было), то гораздо более продолжительному, 2–3-годовому. Впрочем, поместные соборы устанавливали самые разнообразные кары чародеям, и сходство между ними состояло только в том, что всякое грубое насилие, наказание в собственном смысле слова, из числа этих кар устранялось. Самым полным сводом мер против колдунов считался в то время изданный льежским епископом Гаербальдом в 800 году. Он установил в своей епархии следующие взыскания за чародейство. Виновные в смерти человека, причиненной колдовством, несли семилетнее покаяние, соединенное со щедрой раздачей милостыни; за обращение к содействию колдунов полагалось пять лет покаяния; за занятие тайными науками без зловредного ими пользования — один год покаяния и т. д. В 829 году был собор духовенства в Париже. На нем было постановлено, что все беды и напасти, удручавшие в то время государство, зависели от роста преступности среди людей, а пуще всего от распространившегося колдовства. В протоколах собора перечисляются все злодейства колдунов: напуск на людей безумия посредством разных зелий, любовные преступления, вызванные такими же средствами, вызывание колдовством бурь, гроз для уничтожения посевов, садов, виноградников, мор, напускаемый на домашний скот, скрадывание ведьмами молока, наконец, страшно распространенная вера в ворожбу, в гадание о будущем и о всяких житейских случаях. Однако собор сам не установил никаких наказаний за эти злодейства, а только обращался к мирским властям с увещанием принять меры к их искоренению.