Александр Доронин - Кузьма Алексеев Страница 38

Кузьма Алексеев, который недавно вернулся домой из острога, вышел вперед.

— Эрзяне, — сказал он, — Бог наш Мельседей Верепаз благословил нынешнее утро, помолимся ему. — Стоял Кузьма на большом камне-валуне, возвышаясь над всеми. — Эрзяне! — опять раздался его властный голос. — Здесь, перед священным родником, уповая на Верепаза, оставим свои грехи. Этой ночью он мне явился во сне таким, как рисуют святых на больших иконах. Не Христос, молиться которому вас заставляют… Иисус другие народы спасает. В моем сне Мельседей Верепаз дал мне в руки поводья — управлять нашим селом и семя, чтобы посеять.

Все слушали своего жреца затаив дыхание. А он вдохновенно продолжал:

— Надо найти место, где посеем это семя, которое нам Бог послал в награду, — сказал Кузьма, раскинув руки, словно пытался обнять присутствующих, всю Репештю. — Дядя Лаврентий! — обратился он вдруг к старику Кучаеву. — Становись рядом со мной.

Старик подошел, снял со спины чем-то наполненный мешок. Кузьма зачерпнул кувшин воды, подозвал внучат Виртяна Кучаева, Адуша с Сураем. Те запели песню, в которой воспевали небо и землю, хвалили лес и ясное, солнечное утро. По правую сторону стояли мужчины, по левую — женщины. Среди них — солнце, которое ежедневно совершает на земле великие превращения.

— Мы созданы богом Верепазом, мы, эрзяне, добьемся того, что необходимо для воскресения нашего народа. Радуюсь, когда вижу, как колосится и колышется рожь, еще больше радуюсь, когда перед нами встают трудности. Они показывают, кто мы на самом деле: свободные или рабы.

Люди зашумели, загалдели. На таких собраниях Кузьма вливал в сердца свежие силы. Все засучивали рукава — готовились к новым трудностям, новым заботам.

— Идемте за мной, эрзяне! — Кузьма зажег в железной посудине сосновые шишки — от них повалил густой дым. Мокрой мочалкой он обрызгал траву, камни и стоящих рядом людей, приговаривая: — Водою Рашлейки я освящаю те места, через которые другие боги никогда не пройдут. Четыре двери здесь поставим, четыре входа. И пусть четыре ангела охраняют улицы нашего села. А вот сюда, к востоку, вырубим дверь, через которую придет к нам наш великий и бессмертный Мельседей Верепаз! Жизнь наша тяжелая, но если бы тебя не было, Нишкепаз, все мы, дети твои, погибли бы окончательно. Ты, наш Бог, наша сила и опора. Вот дверь — войди!

По сигналу Кузьмы все двинулись на восток, пройдя немного, жрец опять сделал отметину на дереве, показывая народу дорогу. Стал читать нараспев молитву, ее подхватили Сурай с Адушем, защебетали своими детскими голосами, словно весенние ласточки.

Вновь остановилась процессия у огромного камня-валуна, из-под которого журчала родниковая вода, чистая, как детская слеза.

— Здесь, — сказал Алексеев, — поставим дверь для Анге патяй[4]. Сделайте тут тоже зарубку, эрзяне. Анге патяй, сестра Нишкепаза, неувядающий цветок жизни, услышь наши озксы! Твой передник — это теплое, благодатное лето. Ты — женщина и знаешь, что такое благодать. Научи наших женщин сильнее любить своих мужей. Дай им силы растить детей! Пусть наши мужчины наполнят свои дома детворой, а свои дворы — домашней живностью. Ниспошли, Анге патяй, старикам нашим долгих лет жизни, широкие пути-дороги распахни перед молодыми. Войди в эти ворота!

С песнями и плясками люди прошли еще немного, и вновь Кузьма распахнул широкие объятия:

— А теперь откроем двери Нороваве[5], в чьих руках находится все богатство земное, пусть она каждый год помогает нам густые хлеба выращивать. Это ее силами и щедростью мы посадили на своих огородах овощи, засеяли поля пшеницей, рожью, овсом, горохом, льном-долгунцом. Благослови, Норавава, наши поля на плодородие. Вот это твои ворота, войди через них!

Кузьма опустился на колени и поцеловал землю. Потом побрызгал людей и объявил:

— Пойдемте на околицу села, откроем там ворота Юртаве[6], которая охраняет наши дома. Дядюшка Лаврентий, поставь свой мешок перед воротами Юртавы. — Повернулся он к старику Кучаеву и приказал: — Копайте!

Вырыли мужики яму в человеческий рост. Деда Лаврентия спустили на ее дно. Старик не спеша вытаскивал из мешка корни трав, клал их под ноги. Сверху Кузьма окропил коренья водой, затем сказал:

— Эти коренья прорастут, дадут семена, а из них вырастут новые люди небывалой силы. Они будут защищать родную землю, охранять ее жителей.

Мужики по команде Кузьмы хотели закопать священные коренья, но дед Лаврентий не желал покидать яму:

— Работать больше у меня моченьки нет, детей от меня не будет, зачем я вам? Хлеб задарма перевожу только!..

— Дядя Лаврентий, — взмолился Кузьма, — на тот свет успеешь! Дай нам руку, вытащим тебя!

— Жрец святой ты наш, мне и тут хорошо. Я слышал, что когда человека живьем засыпят землей, село еще крепче станет. Оставьте меня!

— Верепаз дал тебе жизнь, и только он заберет ее обратно, — не отступал Кузьма.

Спустились в яму двое молодых парней и подняли старика. Люди с облегчением вздохнули: только такого греха им не хватало. Снова двинулись за Кузьмой, вернулись на священную поляну, встали на благословение под древним раскидистым дубом. Его листья тихо шелестели. Кузьма торжественно сказал:

— А теперь то покажем, что согревает наши души.

Филипп Савельев зажег толстую свечу и поставил ее в дупло дуба. Все встали на колени, подняли руки к небу и стали хором просить богов о милостях и помощи в житейских делах.

Немного погодя вернулись к роднику, расположились на отдых, пока в котле на костре варилось мясо, а в родниковой воде остывало пуре.

— Самой большой правдой на земле, дорогие сельчане, мы считаем сказку, — снова принялся учить Кузьма. — Одну сказку я вам расскажу.

Женщины и дети слушали, сидя на земле, молодые девки и парни — стоя, старики и старухи — облокотившись на палки. Глаза у всех горели жадным огнем, души их были распахнуты настежь. Все, как на подбор, в белоснежных одеждах. Не люди, а роща белоствольных берез. Из родника Кузьма зачерпнул пригоршней воды, намочил губы и стал рассказывать:

— В некотором царстве, в некотором государстве жили-были два охотника. Однажды пришли они по ранней зоре-зорюшке на лесную поляну проверить свои капканы и силки, поставленные накануне. Те были переполнены тетеревами, глухарями, разной лесной дичью. Одни птицы били своими крыльями, но силки их не пускали. Другие птицы прижались к земле, покорно ожидая своей участи. «Да в них одни кости! — пожаловался один охотник, — на базаре не продать». — «Хорошенько накормим, обиходим — жирными станут», — не сдавался другой, наиболее хитрый.

Принесли домой лесных птиц, перед ними насыпали пшеницы, поставили корытце с водою. Птицы наполнили свои зобы, насытились, утолили жажду. Только одна стояла в сторонке, не пила, не ела. Дней пять так продолжалось. Вошли в силу дикие птицы, одна-одинёшенька несчастная стояла в сторонке. Она все мечтала из плена проклятого вырваться на волю-волюшку. Пришло время — охотники на базар собрались. Жирных всех продавать взяли, ослабевшую от голода чуть живую птицу в пустом доме оставили околевать. Та расправила крылья и улетела на волю-вольную…

— Вот и вся сказка, эрзяне, — закончил Кузьма. — Кто ответит мне: в чем ее смысл?

Все смущенно молчали. Только Листрат Дауров сказал:

— Ты, Кузьма, имел ввиду нашу жизнь в кабале. Она помогает нам бежать на волю. Мы не должны быть вроде этих диких птиц лесных, которых на базар понесли.

— Хорошо, слова мои ты понял! — похвалил Листрата Алексеев.

Старики удивленно качали головами, женщины утирали слезы… Молодые люди, пристально глядя в лицо жреца, ждали, что он им дальше скажет.

— Только вот как на волюшку-то сбежать? Как из кабалы вырваться?

Дауров рассказывал сельчанам об издевательствах тюремщиков и полицейских, знает лучше других, что это такое — плевать в человеческую душу. Но все-таки он захотел и вырвался из неволи. А вот как вызволить всех эрзян из великого рабства, этого он не знал.

— Листрат, ты очень добрый человек, стоишь за справедливость. За это я тебя и люблю всей душой. Ты один знаешь, чего хочешь. Другие же глухи и слепы. Поэтому я Мельседей Верепаза прошу: «Дай народу моему разумение, чтобы он понял, наконец, как надо жить, к чему стремиться».

— И что тебе ответил? — спросил Листрат.

— Ответил: помогайте друг другу. Есть у тебя хлеб — раздели, дай неимущему. Двор переполнен твой овечками — дай неимущим по ягненку. Тот, у которого много земли, пусть раздаст часть безземельным. Пусть и соседи пашут и сеют!.. — Кузьма обвел внимательным взглядом окружавших его людей и, увидев растерянность, продолжил: — Жизнь наша коротка, эрзяне. Оттого и говорю вам: у кого много земли, дворы и амбары переполнены, у кого сады, помните: после смерти вы в прах обратитесь, богатство свое оставите, с собой не возьмете. Объединим же наши силы, встанем к плечу плечом, так жить будет легче. Все мы братья и сестры, дети единого народа, и отец у нас один: Мельседей Верепаз. Да прибудет он с нами, а мы с ним!