Шамай Голан - Последняя стража Страница 38

Мама нервными движениями собирала в кучу все их жалкие пожитки. Хаймек смотрел на мамины сборы во все глаза и ничего не понимал. Мама перехватила его взгляд.

– Мы едем в Ташкент, – сказала она.

– В Ташкент?

– Да. К папе.

– Но… – начал было Хаймек Он собирался напомнить маме, что их папа умер. Но наткнувшись на ее строгий, запрещающий взгляд, ничего не сказал.

…И они зашагали по той же тропе, по которой мальчик совсем недавно шел с папой. Только вместо него на этот раз была мама, которая шла, спотыкаясь, в своих огромных, неуклюжих ботинках на деревянной подошве. Над ними было то же небо, в котором те же птицы вычерчивали свои круги.

На повороте Хаймек невольно поискал взглядом беспризорного пса, того, с отвислыми ушами, но никаких собак поблизости видно не было. «Не дождался», – с огорчением подумал мальчик. На всякий случай он позвал пса, называя его разными собачьими именами, посвистел и даже почирикал по-птичьи. Но, пройдя еще сотню метров, он понял, почему не отзывался пес – расплющенный труп смердел посередине дороги. Вороны, подлетая, вырывали кусок падали и улетали к своим гнездам.

Тошнотворный запах – вот и все, что осталось от вислоухого бродяги. Запах этот долго еще будет преследовать Хаймека во сне и наяву.

Мама, как заведенная, молча вышагивала перед мальчиком. На спине ее, словно горб, высился рюкзак, в котором разместилось все их имущество. Огромные мамины башмаки хлопали по мягкой пыли, как если бы шагали сами по себе. Хаймеку казалось, что мама идет, не замечая ни обжигающего солнца над головой, ни зловещих черных стай, кругами расчерчивающих небо, ни расплющенного туловища того, что еще так недавно было безобидной собакой. Не замечая слез Хаймека, которые медленно катились по его лицу и, падая, быстро высыхали на раскаленной земле.

Глава третья

1

Теперь они обитали в глиняной хибаре с провалившейся крышей и стенами, змеившимися трещинами. Строение, в котором Хаймек и его мама получили возможность спать по ночам на полу, подложив под себя заплатанное папино пальто, находилось в самом конце улицы, заселенной беженцами и, на самом деле было официально выделено для проживания некоей Голде, которая добывала средства к существованию нищенством, да и тем еще, что пускала на временный постой таких вот, еще менее везучих постояльцев. Сейчас Голда болела, и Хаймек с мамой обязались расплачиваться с хозяйкой тем, что будут кормить ее и ее пятилетнего племянника Иоселе. Этим они и занимались – Хаймек и его мама. Тем, что пытались не умереть с голоду. Приглядевшись к тому, чем занимаются другие, они решили, что выгоднее всего торговать дынями – покупать их на рынке, и продавать чуть дороже пассажирам поездов дальнего следования. Иногда сей промысел шел – и тогда, заработав несколько рублей, Хаймек гордо шагал на рынок, ощущая себя былинным героем. Еще бы – ведь в кармане у него были деньги, настоящие, заработанные деньги. И парнишка, выпятив тощую грудь, петухом проходил меж рядами продавцов и стойками лотошников с важным видом прицениваясь к орехам, сластям или сухофруктам – изюму, кураге, инжиру, горой возвышавшимся на прилавках. Он любил подойти неспешным шагом к какому-нибудь седобородому продавцу и тонким срывающимся голосом бросить ему:

– Ну, бабай, почем твой изюм? – А затем, бросив в рот изюминку-другую и едва дослушав ответ, устремиться дальше, чтобы следующую остановку совершить перед лотком с горячими лепешками.

Вам наверное, неизвестно, что существуют многочисленные их разновидности, но Хаймек знал их все: черные, испеченные из ячменной муки, белые – из пшеничной, серые – из ржаной и желтые – из кукурузной. Знал он и то, что не цвет был в лепешках главным. Черные, к примеру, были сытными, но вкус у них оставлял желать лучшего. Белые, о, да! Белые лепешки были превосходны, по краям у них образовывалась корочка, которая так восхитительно хрустела на зубах… но, увы, белые лепешки подтверждали ту нехитрую истину, что все хорошее тут же имеет и обратную сторону – так белые лепешки стоили почти вдвое дороже черных и ими никогда нельзя было наесться досыта. Так что Хаймек, будучи при деньгах, чаще всего покупал себе желтые – кукурузные лепешки, у которых был более или менее приемлемый вкус и разумная цена. И насыщали они хорошо – двумя лепешками из кукурузной муки он, Хаймек, вполне затыкал – на какое-то время, ту голодную дыру, что круглый день зияла у него в животе. Тем не менее, даже потратив все свои деньги до последней копейки, Хаймек еще долго бродит меж торговыми рядами, поглядывая на ярлыки с ценами и примечая – на всякий случай, где что плохо лежит.

Это – если были хоть какие-то деньги.

Но случалось и иначе.

Когда денег не было. Совсем. Бывали такие черные дни, когда ему не удавалось заработать ничего, несмотря на то, что он честно трудился вместе с мамой и носил, носил большие дыни, не давая себе передышки, обливаясь липким потом, подвергая себя ежедневно опасности оступиться, запрыгивая на ходу на вагонные ступени или, наоборот, спрыгивая с набирающего скорость поезда. Несчастные случаи не были чем-то из ряда вон выходящим. Они происходили едва ли не ежедневно – пока что с другими. С девчушкой по имени Сарка, например. Что тут можно сказать… Не повезло? Или – сама виновата?

В случае с Саркой это было именно так. В том, что случилось, целиком была виновата она сама. Ну кто, скажите, не знает, что спрыгивать с поезда можно только по ходу движения состава. Хаймек был просто уверен, что это известно любому малышу. Ему даже нравилось проделывать подобные трюки при случае… а случаев было предостаточно…

Итак, они с мамой торговали дынями. С утра пораньше они отправлялись на базар, покупали у заспанного продавца по дешевке две-три дыни и шли к железной дороге. Мама оставалась с товаром где-нибудь в укромном уголке, в то время как Хаймек пробирался внутрь вагонов, предлагая дыню пассажирам, толпящимся в битком набитых проходах и переходных площадках. Дождавшись, пока поезд сбросит скорость на подходе к платформе, он с кошачьей ловкостью хватался одной рукой за поручень, другой крепко прижимая к себе спелую дыню, размером больше его головы. Через тамбур врывался он в проход между полками, ввинчивался между пассажирами, крича во все горло:

– А вот дыня! Кому дыня! Налетай, покупай, никому не отдавай, дыня гладкая, очень сладкая… Всего одна… кто купит дыню… сладкую, как мед, кто купит, тот и пьет…

Говорить в рифму его научил еще коротышка-комендант в Сибири.

Если удача сопутствует ему, то уже через несколько минут он возвращается обратно. Но бывает и иначе – дыню у него покупают не сразу. А бывает, что не покупают и вовсе. И тогда он применяет другую тактику. Не кричит, как молодой петух, а просит слабым, как у умирающего, голосом. Просит… а иногда и умоляет. Тут уже все зависит от удачи. Успел стать первым – твое счастье. Не успел – не жалуйся. Жди. Придет и твоя минута.

В тот день, когда Сарка попала под поезд, Хаймек к прибытию опоздал. Задержался. Чуть-чуть тут, немного там. Не смог протиснуться в плотной толпе, валившей к поезду «экспресс», который и стоял-то всего две минуты. В коридоре мягкого вагона Хаймека остановил молодой человек из первого купе. В приоткрытую дверь видна была раскинувшаяся на диване молодая красивая женщина. Ноги ее были прикрыты шикарным мужским пальто.

– Купите дыню, – крикнул залихватски Хаймек. – Отдам дешево… сладкая, как мед…

– Ой, я так хочу дыни, – капризно протянула красавица. – Купи у него, милый…

Мужчина, восхитительно пахнувший одеколоном, спросил у мальчика:

– Ну, и сколько ты за нее хочешь?

– Такая сладкая, – затянул привычно Хаймек, закатывая глаза.

– Я спрашиваю, сколько она стоит?

Мужчина благоухал, как райский сад.

– Пятнадцать рублей, – словно бросаясь в воду, выпалил Хаймек, слегка удивляясь собственной наглости. Никогда прежде он не просил таких денег за обыкновенную, в общем-то дыню. На базаре такую можно было, при случае, купить за три… от силы за пять рублей. Как раз столько и отдала за нее этим утром мама. Но Хаймек знал уже, что молодые мужчина и женщина, которые могут себе позволить разъезжать в отдельном купе поезда «экспресс» скорее всего не станут торговаться из-за лишнего рубля.

И он был прав.

Мужчина совершенно равнодушно полез уже было в кожаный бумажник за деньгами, как в полуоткрытую дверь купе выглянула очаровательная головка. Увидев Хаймека, дама испустила вопль, словно кошка, которой наступили на хвост.

– Что ты хочешь купить у этого оборванца! – буквально завопила она.

Мужчина шагнул к ней, и, примиряюще, зашептал что-то в маленькое ушко. Хаймеку показалось даже, что мужчина легонько поцеловал свою даму. Он вполне допускал такое.

– Выгони его из вагона, – решительно потребовала красавица, уклоняясь от поцелуя. – Посмотри только, какой он грязный! На нем могут быть даже вши!