Лина ТриЭС - Третья истина Страница 39

— Шур, пересаживайся ко мне! Только не злись без причины!

Лулу подняла голову и наткнулась на серьезный взгляд таниных светлых глаз.

— Почему? — пожала она плечами. — Я всегда отлично сидела одна!

— Раньше здесь места не было. А то, давай, я к тебе пересяду, хотя тебя скорее не поругают.

— Почему же твоя Катя не приходит? А когда придет, где же будет? Или она и тебя теперь дразнит? Вы поссорились? Но этого не может хватить, чтобы создать нового друга…

— Ты что, разве, ничего не знаешь?

— А что же произошло? — сбавила тон Лулу.

— На следующей перемене… — кивнула Таня на входящую Марию Михайловну.

Лулу села и открыла единственную книжку, привезенную из дома: «Приключения Гулливера». Она просто случайно оказалась среди ее учебников. Но хотя Гулливер и пребывал в весьма затруднительном положении: лежал весь опутанный лилипутскими веревками, Лулу не могла сосредоточиться, она все думала о Тане и ее словах. Неужели с рыженькой Катей произошло что-то ужасное? Или можно еще что-то сделать? Она едва дождалась звонка и с первым же его звуком рванулась со своего места:

— Курнакова, я хозяйка урока, звонок для меня, я вдалбливаю это вам второй год!

Лулу не рада была, что поторопилась… Началась перемена, а Мария Михайловна все еще аккуратно выговаривала слова очередного отрывка из собственной жизни. На этот раз речь шла об ее сыне Бобочке и «пеньюаре», из которого он вырос. На этом примере Мария Михайловна объясняла пословицу «Все течет, все меняется»:

— … ему было шесть месяцев, и он ходил в этом пеньюаре, как король. Но прошел год, и пеньюар перестал на него налезать. Вот где истинный смысл этой замечательной мудрости! — торжественно завершила она. — Теперь можете идти!

Лулу вмиг очутилась около Тани.

— Говори!

— Про Катю? Давай отойдем к окну. Катиного отца… уволили с железной дороги. Сама понимаешь, за что сейчас прогоняют. Я потому тебе говорю, что ты болтать не станешь.

— Совсем не понимаю, — взволновалась Лулу, ощущая одновременно и то, что ей лестно и то, что она глуповато выглядит. — Как уволили?

— Он в стачке участвовал и в забастовке. Так вот, из гимназии Катю исключили, как будто из-за того, что ей стало платить нечем, а на самом деле… они просто боятся, они всех таких выгоняют.

Лулу поняла, что с Катей поступили несправедливо, но разобраться в причинах — не получилось.

— Понятно, — вздохнула Таня. — Ты ведь где жила…

Лулу смутно припомнила по книгам, что именно там, откуда она приехала год назад, что-то похожее было.

Но сейчас она, пережившая целый год изоляции, думала не о непонятных стачках, а о Катиных переживаниях. Как ей одиноко!

— Таня, необходимо к ней пойти! Она без подруг, а привыкла всегда с ними…

— Так я же хожу, что ты думаешь? Ты тоже хочешь пойти? Она будет рада…

— Почему это? Ты забыла про нее и про меня?

— Она не сердито дразнится, а ты обижаешься всегда. Она уже даже боится дальше дразнить, а ты, все равно, драться начинаешь….

— Пойду, — окончательно решила Лулу.

— Тебе, наверное, надо дома спроситься?

— Нет! Я все решаю сама. Дома никто не знает, где я бываю.

Таня удивленно, но вместе с тем и уважительно посмотрела на Лулу, очевидно, не зная, верить или не верить. Другой девочке точно не поверила бы…

А Лулу говорила правду и только в одном погрешила против истины: ничего общего с понятием «дом» в Ростове у нее вообще не было.

Господин Петров, вот уже третий месяц, ездил по своим коммерческим делам, а Софья Осиповна, видимо, опасаясь, что одной ей из стычек победительницей не выйти, предпочитала поменьше общаться с неукротимой постоялицей.

С того самого мгновения, как опухшая от рева Лулу, стараясь не оглядываться на уходившего Виконта, села с ней в пролетку и с большим трудом отвечала на незатейливые вопросы, родственница твердо уверилась, что получила еще более несносную «детку», чем отправила.

Сиденьем в четырех стенах тоску по прекрасному лету было не заглушить, и Лулу пристрастилась к самостоятельным прогулкам после школы. Иногда даже начинала чрезмерно злоупотреблять своей свободой. Но Софья Осиповна в таких случаях, например, изловив ее, выходящую с циркового представления, только вздыхала, говоря, что этот крест на нее взвалили родственники, и она будет, стеная, нести его по жизни, хоть до смерти.

В тот же день, после занятий, Лулу отправилась с Таней к Кате, с такой интересной фамилией, немного напоминающей Францию. Дорогой беспокоилась, что помешает подругам, перебирала в голове разные слова, которыми хорошо было бы начать разговор. Но Татьяна доверительно рассказывала ей такие странные вещи, что беспокойство уступало место любопытству и желанию помочь.

Они вышли на набережную, нашли большой кирпичный дом и прошли по извилистому коридору со множеством дверей. Постучали в последнюю и очутились в кухне, размером с конуру Рекса, или чуточку больше. Но поместилось в ней немало: старушка, два мальчика, довольно толстый котище, столик, плошки, кастрюльки и прочее.

Лулу вежливо поклонилась старушке, сочтя реверанс неуместным:

— Здравствуйте, сударыня, я пока у вас не была, приятно познакомиться. Меня зовут Александра.

Таня слегка подтолкнула ее. Лулу замолчала, удивляясь, что старушка продолжает возиться у плиты, не отвечая.

— Таня, — прошептала она, — эта дама сердится на мой приход…

— Что ты! Она просто не слышит, глухая, понимаешь? Бабушка Зина! — закричала она. — Здорóво!

Старушка обернулась и напомнила Лулу Тоню, только сильно постаревшую. Это сразу согрело. А старушка сказала:

— Здрасте, здрасте! Сейчас Катю позовем, Васек, слетай-ка!

Старший мальчик, не одеваясь, выскочил во двор, а младший продолжал тискать кота.

— Да шел бы ногами, тяжеленный какой! — в дверь вошла Катя, подросшая, и, как всегда, рыжая и веселая.

Лулу широко открыла глаза: на Катиной спине, обхватив руками ее шею, сидел третий малыш, потому Катя шла, сильно нагнувшись вперед.

— Слазь, приехали! — она поставила мальчика на пол, тот качнулся и схватился за ее юбку. — У-у, кто пришел, Татьянка правильно говорила! А вас не позови, так на кухне и простоите до вечера? Ну и стойте, а мы с Тимкой пойдем в комнату яблоко кушать, да Тим?

Лулу всем опытом жизни в двух странах могла подтвердить, что встречаясь, надо здороваться, но бескультурное Катино поведение было каким-то забавным, а малыш и вовсе глянул Лулу прямо в душу.

— Ну, так вы стойте-стойте, может, встретимся, как я обратно проходить буду!

Таня засмеялась, и первая пошла в комнату. Настороженная и обезоруженная Лулу пошла за ней.

— Будете яблоки, как люди, поедать, или соляными столбиками на пороге стоять? Тима, ты реверанс этим ломакам сделай! — Катя постаралась переставить ножки брата в нужной последовательности.

Лулу вскинулась на «ломак», но возня улыбающегося толстячка, который шлепнулся на пол, пытаясь при этом укусить кусочек яблока, очаровала ее.

Девочки засмеялись.

— Ладно. Давай нам тоже. Только одно на двоих, а то мы в школе обе яблоки ели. Правда, Шур? Какой здесь стул сломанный, я всегда забываю…

— Не бойся, батька починил. У него теперь времени много.

Лулу все еще молчала, оглядываясь. Она никогда в жизни не была в комнате с такой странной обстановкой. Как можно было выбрать подобные вещи для оформления? Светлые занавески и столешник делали общий вид помещения веселеньким. Но если приглядеться…

Почему хозяева не выбросят этот большущий ободранный сундук в углу, больше того, на нем, похоже, кто-то спит по ночам? Покрыт одеялом… Это же столовая? Вот канарейка в клеточке. Наверное, поет хорошо… Птичек в Раздольном не держали, разве что куриц и гусей… Но стоит эта клеточка на странной этажерке, от которой отслоилась фанерка… И стулья почему-то разные, это же разнобой?

— Катя, ты, что теперь, как-то бедно живешь? — спросила в задумчивости Лулу и тут же поняла неловкость своего вопроса.

— Это чтó ты, из-за Тимки решила? Так его одень, через полчаса грязный и ободранный, как поросенок…

— Я ей сказала, Кать, — вступила Таня, — ты не обижайся. Мы же обсуждали с тобой. Помнишь? Она же одна только может против Лавровой, а та такие вещи говорит… И вовсе учиться нельзя будет. А вам и вправду, может, чего надо? И отец велел спросить.

— Ха, мы, что одни в чистом поле? Помогают же. Что, Шура, лучше по-твоему, когда всего вдоволь, но все друг с другом грызутся или, когда чего-то не хватает, но дружба?

Лулу не нашлась, что сказать, а Катя продолжала:

— И потом. У батьки профессия нужная, только вот плохо — уехать придется от вас. Железная дорога-то одна. Ничего, в гости позову. Наверное, в Миллерово подадимся, или в Белокалитвинскую…