Браки по расчету - Владимир Нефф Страница 39

что ты от меня утаил, Мартишек, это оставь себе, а что я пропил, в этом я тоже не стану давать тебе отчет. Но ты хотел посоветовать, как бы сделать так, чтоб не получилось с нами как с той бабой в сказке, которая набрала полный подол золота, а домой принесла собачье дерьмо, верно? Допустим, есть у меня наличными — я не говорю, что они есть, но допустим, что есть тридцать тысяч. Вот и говори.

Мартин почувствовал разочарование — он-то в мечтах видел куда большую сумму, — но успокоил себя мыслью, что отец, конечно, не сказал ему всей правды, и денег у него гораздо, гораздо больше, по крайней мере в два, в три раза больше. И, отмахнувшись досадливо от одноногого продавца селедок, который остановился возле них со своей бадейкой, Мартин сказал, как бы размышляя, что сам давно уже ломает над этим голову, но долго не мог придумать наиболее выгодного решения. Купить драгоценности, жемчуг или дорогие оригиналы картин? Это неплохое помещение капитала, если только кто понимает в товаре, но он, Мартин, в таком товаре не разбирается вовсе, и отец, надо полагать, тоже. Заметив на лице отца, наполовину скрытом за пенной кружкой пива, выражение внимания и даже удивления, Мартин продолжал уже с большей уверенностью:

— Или, может, купить недвижимость, какой-нибудь дом? Это бы хорошо, только я пока что ничего подходящего не нашел.

— Он не нашел ничего подходящего! — вскричал отец, всплеснув руками. — Да разве ты искал?

— Искал, — смело ответил Мартин, ибо в восклицании батюшки слышалось скорее веселое изумление, чем гнев. — Я даже откликнулся на несколько объявлений в газетах и сам поместил два объявления.

— Что ты городишь! — Батюшка был сражен. — Ты хотел купить дом?

— Нет. Моих пятидесяти гульденов не хватит на такую покупку. Но я рассчитывал, что если найду бесспорно выгодный объект, то мне, быть может, удастся уговорить вас приобрести его.

Музыка прекратилась; арфистка в белом одеянии с золотой каймой встала и пошла от стола к столу с тарелочкой в руке.

Старый Недобыл все еще качал головой.

— Ах, разбойник, ах, разбойник! И ты, конечно, ничего подходящего не нашел!

— Попадалось кое-что, но все не то, что надо. Наконец я понял, что пошел не по той дороге, когда задумал просто спасти деньги: нет, вместо этого надо стараться еще заработать, удвоить, утроить ваш капитал…

— А ну тебя! — вспылил отец и плюнул на черный пол.

— И вот я вспомнил, что видел в Вене, — не смутясь, продолжал Мартин. — Вена окружена стенами, как Прага, вернее, была окружена, потому что когда я там служил в солдатах, стены уже начали сносить. Только в Праге-то за стенами ничего нет, разве что две-три фабрики в Смихове и Карлине, а в Вене за стенами растут целые города. Представьте теперь, как расширится Вена, когда стены снесут вовсе, и как там земля подскочит в цене! Вы только вспомните, как разом разбогател дядя Иохаим, когда в Рокицанах снесли стены.

— Я больше помню, как он все потерял, — возразил отец.

— Да, он все потерял, потому что продал землю, — сказал Мартин. — А нам надо купить землю и держать, держать. Слыхали, что произошло на Скотном рынке? Город за гроши скупил прогнившие лачуги, которые только позорили Прагу, — чтоб на их месте разбить парк. Но владелец одного домишка уперся — не продаст, мол, и все тут, и вот он держался, держался, набивал цену, пока до пяти тысяч не дошло! Пять тысяч гульденов, батюшка, за развалюху, когда все кругом продали свои халупы по две-три сотни! Нет, держаться за землю, батюшка, держаться и ждать, когда поднимется цена, — вот и весь секрет.

— А поднимется? — спросил отец, бросив крейцер арфистке, подошедшей к ним.

— Обязательно! — воскликнул Мартин, бледный от волнения.

Сопротивление батюшки явно давало трещину, но довольно было малейшей неосторожности, малейшей оплошности или неловкой оговорки — и старик опять залезет в свою раковину. Стремясь удержать отца в добром расположении духа, Мартин усердно замахал кельнерше, которая протискивалась меж столиками, неся в каждой руке по целому венку из пенящихся кружек.

— Не думайте, батюшка, что Прага вечно будет таким заштатным городишком, как теперь! Слыхали, что через год начнут рыть туннель под Летненским холмом? И о том, что стены сломают, уже начали поговаривать. Прикиньте-ка теперь: квадратная сажень земли на Ботичской речке стоит нынче восемь гульденов, а когда стен не будет, цена вырастет по меньшей мере в три, а то и в пять раз. За ваши тридцать тысяч вы можете купить сейчас почти четыре тысячи сажен, а это огромный кус земли, под целый квартал, так что не сомневайтесь, покупайте, покупайте сегодня, завтра поздно будет.

— Ну хватит, — перебил его отец, с силой хлопнув по столу рукой. — Во-первых, нету у меня никаких тридцати тысяч.

«Нету тридцати, потому что есть больше», — подумал Мартин.

— А во-вторых, Прага не чета Вене. Туннель под Летной и снос стен — все это бабьи россказни. И я тебе не какой-нибудь безголовый дурень, чтоб на старости лет пускаться в земельные спекуляции. С богом, сам занимайся этими делами, когда денег заработаешь. — Он глотнул пива и, пустив морщинки смеха вокруг глаз, добавил: — Вот у тебя шестьдесят гульденов, скажи-ка, коли ты так силен в счете, сколько сажен ты можешь приобрести на Ботической речке?

— У меня не шестьдесят, а пятьдесят гульденов, — ответил Мартин, — и за них я могу купить шесть с четвертью сажен.

Арифметике Мартин действительно был обучен отлично.

— Шесть с четвертью, — насмешливо протянул старик. — Что ж, и такой участок годится, чтобы на нем приличный хлев построить!

Хотя результат этой беседы не благоприятствовал намерениям Мартина, он чувствовал, что сильно продвинулся к намеченной цели.

4

Всей стране на благо,

Полосой стальною

Связан Пльзень с Прагой,

Со своей сестрою.

Куплет, написанный по

случаю торжеств открытии

железной дороги Прага —

Пльзень.

В конце июля шестьдесят второго года опустел пестрый табор, раскинувшийся на окраинах Рокицан; покинуты были бараки и сараи, палатки и шалаши, в которых ютился неумытый народец — строители железной дороги, согнанные с разных концов Европы, а больше всего из Италии. Рокицанские обыватели уже так привыкли встречать их повсюду на улицах, в лавках, в трактирах, так сжились с шумной ватагой этих беспечных кочевников технического века, что когда они исчезли, город — хотя жесткие колеса почтовых карет и фургонов по-прежнему сотрясали его мостовые и непрерывный