Сергей Марнов - Три блудных сына Страница 4

– Прикажи своим духам, чтобы перестали поедать меня изнутри, пусть служат бесплатно. Не хочу стать пустой оболочкой от человека, даже за могущество, долголетие и славу. И так уже…

– Принято! Легионы моих подданных будут служить тебе бесплатно, и я сам приду по первому же зову… но зови пореже, уважай старость. Я видел, как создавались звезды, как создавался этот мир, я…

– Договорились.

Катон подошел к алтарю и еще раз полоснул ножом по руке; кровь, пролившаяся на камень, тут же вспыхнула фиолетовым пламенем. И в этот момент ему вдруг показалось, что оживший истукан чем-то похож на Флакка, с наслаждением набивающего себе брюхо бараньими потрохами. Гадливость подступила к горлу и вытеснила последние остатки страха.

– Ешь, старый обжора, – буркнул Катон, повернулся к статуе спиной и пошел к выходу из святилища.

6

Самый молодой, но и самый могущественный из высших магов Марк Порций Катон принимал посетителей в специальной комнате при святилище Аполлона. Теперь он мог позволить себе виллу, да уже имел ее, но дома полагалось отдыхать и принимать многочисленных друзей, а не работать. Кроме того, политика требовала его постоянного присутствия в столице. Могучего и прославленного мага вскоре должны были представить императору Гаю Мессию Траяну Децию, благочестивому и благополучному Августу. Что же, прославленное в веках имя Марк Порций Катон уверенно и по праву прозвучит и во дворце, и в сенате!

– К тебе посетительница, великий! – раб-привратник отвесил глубокий поклон. – Вот, велела передать.

На стол, за которым сидел Катон, лег увесистый мешочек. Что там? Ага, золото… Мешочек полетел в специальный ящик, к своим собратьям. Богатство растет, растет. Скучно. Может быть, власть окажется веселее.

– Зови.

В комнату вошла красивая, но уже несколько перезрелая матрона в длинной столе[21], ниспадающей до пола. Она с изумлением уставилась на Катона.

– Но… ты так молод, великий… сможешь ли ты мне помочь?

Катон посмотрел на женщину особым, недавно обретенным зрением и тяжело вздохнул. Одно и то же, одно и то же!

– Муж надоел тебе еще до свадьбы, все дети – не от него. Ты привыкла покорять мужчин, потакать малейшей своей прихоти, и вдруг – неудача. Приглянулся смазливый мальчишка, ты вертишь перед ним хвостом, готова сама из тряпок вылезти, а он – ни в какую! Не нравишься ты ему, и все тут!

– Но я люблю его, люблю, люблю! – истерично разрыдалась женщина и упала в кресло, прикрыв лицо рукой. Впрочем, она умудрялась посматривать на Катона сквозь пальцы, и взгляд был вполне охотничий, изучающий.

– Давай, – сказал Катон и протянул к ней руку. – Что у тебя там?

Прядь волос, конечно! Катон прикрыл глаза и вступил в контакт.

– Ради него я готова на все, на все! – тараторила женщина. – Он просто не понимает, как я…

– Заткнись!

Женщина послушно замолчала и перестала плакать. Готово!

– Все, иди! Придет к тебе твой… сегодня же придет! – Катон специально употребил грубое слово, услышанное в тавернах: женщина была ему неприятна. Было немного жаль незнакомого парня, которого он только что швырнул в объятья этой ненасытной старой кошки, но ничего, со временем сбежит, если дураком не будет.

– Но…

– Иди, я сказал! Тебе нужен твой… или чтобы я тут прыгал и завывал?!

И Катон посмотрел ей в глаза так, что у бедной дуры от страха застучали зубы. Все, теперь она получила, что хотела, – будет что подругам рассказать! Скучно.

Посетительница исчезла, но следом за ней появился пожилой всадник[22], недавно заказавший селевой поток на виллу соседа. Он пришел с жалобой на неточно выполненный заказ.

– Виллу этого поганца накрыло, но и моей досталось! – возмущался всадник. – Половину построек затопило! Кто возместит убытки?! Кто расчистит всю эту грязь?!

Катон щелкнул пальцами в воздухе перед носом болтуна, и тот замолчал.

– Ничего расчищать не придется, уважаемый! – ласково сказал Катон. – Теперь твою виллу накроет всю, можешь подыскивать себе другую. Эту услугу я оказываю тебе бесплатно, можешь не благодарить.

И подарил посетителю свой знаменитый «мертвый» взгляд. Скучно, скучно!

Тот, кого высшие маги называли Хозяином, конечно же, обманул. Легионы бесов служили исправно, не было еще ни одной неудачи, но… они грызли его живую душу, и она тонула в мертвящей пустоте. Меньше, аккуратней, не так явно, как раньше, но – грызли. Видимо, не может бес побывать внутри человека и не откусить кусочек, и никакой приказ его не остановит! Однажды, возвращаясь на свою прекрасную виллу, расположенную рядом с садами Мецената, Катон напугал рабов, несших его паланкин. Из его глотки без всякой причины вдруг вырвался тоскливый вой, очень похожий на волчий…

Третьим посетителем оказался молодой провинциал, приехавший поглазеть на Город. Напористый, жизнерадостный, он был уверен, что мир создан специально для него, и если что-то получается не так – это всего лишь недоразумение, которое легко уладить.

– Диоклом меня зовут, – сообщил он с порога. – Это значит, Диокл я, фракиец. Не гладиатор-фракиец[23], а из Фракии родом, ха-ха-ха! Римский гражданин, могу документ показать. Не надо? А я могу… точно не надо? У моего отца сукновальни, в армию плащи поставляет. Фракийское сукно самое лучшее, а у вас, италиков, вино хорошее, домой поеду, обязательно бочек пять прихвачу. Нет, вы его в бочках не держите, нет, в чем-то другом…

Катон отдыхал душой. Вот перед ним стоит честный простак и никому-то он на всем свете зла не желает! И проблема у него, наверняка, такая же честная и простая, как он сам. Скорее всего, девушка отказала. Причем девушку он не соблазнить хочет, а сделать матерью своих детей-фракийцев…

– Вот я ей и говорю: «Выходи за меня, чего тебе здесь мучиться? Поедем во Фракию, дом у нас большой, просторный, будет где детишкам нашим побегать…» Ведь понимаешь, колдун, ютится с отцом в такой конурке… на четвертом этаже, и сказать-то страшно! А девушка-то славная, у нее родинка на шее… вот тут. Славная такая родинка, на бабочку похожа…

А ведь у парня действительно проблема – это Катон увидел магическим зрением. Не любит фракийца славная девушка и не полюбит никогда! И чего этой дурехе надо?!

– Ладно, Диокл-фракиец, помогу. Заставим эту девушку полюбить тебя, силой заставим! Мне нужен какой-нибудь предмет, которого она касалась, а еще лучше – волосы…

– Как это – заставим? – испугался парень. – Не надо заставлять…

– А ты чего хотел, когда шел ко мне? – с легким раздражением спросил Катон.

– Чтоб она поняла, что я ей только добра хочу, – бормотал парень, пятясь к дверям. – Ничего не надо. Пойду я…

Катон вдруг почувствовал нестерпимое желание наслать смертельную порчу на этого чудака; настолько нестерпимое, что пальцы правой руки начали сами, помимо воли, складываться в проклинающий знак…

– Уходи!!! Уходи скорей!!! – из последних сил прорычал маг.

7

Толпа веселилась от души: такого развлечения ей давно не предлагали. Слава доброму императору Децию! Глория! Глория![24]

Алтари Юпитера Капитолийского и Гения Императора стояли на пересечении больших улиц, на площадях, около фонтанов. Все было устроено так, чтобы не было очередей и сутолоки. Любой житель или гость Рима должен был подойти, бросить в огонь шарик фимиама и получить справку о том, что он совершил положенное всем лояльным гражданам жертвоприношение. Около алтаря раздавали жареное жертвенное мясо, завернутое в свежеиспеченную лепешку, и предлагали выпить за здоровье императора. Лепешку с мясом давали одну, а вот выпить можно было сколько угодно. Одним словом – праздник! Слава доброму императору Децию! Глория!

Предупредили всех заранее, и завтра праздник закончится. Не покажешь справку – отправляйся в тюрьму; посиди, подумай, в тюрьме тоже алтарь есть. Правда, мяса с вином там уже не получишь, но справку дадут. Но если и в тюрьме откажешься приносить жертву – милости просим к палачу, на пытку. Убивать не велено, поэтому после пытки – опять в камеру, думать. Слава доброму императору Децию!

Свистом и насмешками толпа встречала христиан, спешащих к жертвеннику. Пряча от людей глаза, они суетливо кидали шарик в огонь, скороговоркой произносили предписанную ложь о том, что всегда почитали римских богов, и получали справку Тут же появлялись доброжелатели, предлагавшие отступникам выпить за здоровье императора и закусить жертвенным мясом… несчастные пили и закусывали. Им было уже все равно…

– Эй, сакрилеги! – кричал пьяненький гладиатор-бестиарий[25], однажды чуть было не принявший Крещение, но отступивший перед требованием оставить нечестивую профессию. – Что, справочка-то императорская подороже будет, чем Царство Небесное?!

Ответом был дружный хохот толпы. К христианам давно уже привыкли, их учение было, в общих чертах, всем известно. Язычников всегда удивляло поведение христиан: их упрямство в приверженности своей вере вошло в поговорку, каждое гонение сопровождалось массовыми казнями, а тут… Бегут к алтарям наперегонки с благочестивыми римлянами, будто опоздать боятся! Вот и смеется толпа, вот и не слышно нигде яростных криков: «Христиан – львам!»