Эдвард Радзинский - Театр времени Нерона и Сенеки Страница 4

– Позвал хирурга, – трясся от хохота Амур.

– И велел вскрыть себе вены... А имущество... – погибал от смеха Нерон

– Тебе... тебе, Великий цезарь! – катался от смеха по арене Амур. И Венера тоже смеялась – звонко и нежно, как колокольчик

– Довольно, – вдруг коротко приказал Нерон.

И смех будто смыло. Наступила тишина. Нерон сумрачно глядел на Сенеку.

– Вот видишь, учитель, как осторожно надо выражаться. Ты сказал: «Они давно спят». И боги подстерегли твои слова – и получился каламбур. Как грустно... Где этот Тигеллин?

– Тигеллин приближается, Цезарь.

– Вот придет Тигеллин... Ну что же делать?! Кто из оставшихся в живых римлян сможет достойно беседовать с Сенекой?

Амур опустил глаза долу, пораженный грандиозностью вопроса. В тишине трещали факелы.

И тогда Нерон объявил:

– Я уверен, только один – сам Сенека! – И, не спуская глаз с Сенеки, Нерон приказал: – Немедленно послать за философом Сенекой.

Сенека был невозмутим.

– Будет исполнено, Цезарь, я пошлю трибуна Флавия Сильвана за философом Сенекой.

И Амур вприпрыжку исчез в темноте...

– Какая страшная ночь! Как много крови... – бормотал Нерон. И добавил благодушно: – Но мы прервались. Как прекрасно ты говорил о презрении к смерти. Продолжай, учитель.

– С удовольствием. Вспомни, как ты родился... как вытолкало тебя из утробы в мир величайшее усилие матери...

– Мама... Бедная мама... – зашептал Нерон, приникая к груди Сенеки.

– Ты закричал от прикосновения жестких рук, почуяв страх перед неведомым. Почему же потом, – продолжал Сенека, – когда мы готовимся предстать перед другим неведомым, и покидаем теплую утробу мира, почему мы так боимся?

– Сладостна... сладостна твоя речь. – Нерон стонал от восторга.

– Девять месяцев приготовляет нас утроба матери для жизни в этом мире. Почему же мы не понимаем, что весь срок нашей жизни от младенчества до старости мы тоже зреем для какого-то нового рождения?

Амур с факелом выскочил на арену.

– Сенека! Спешит к нам! Его шаги! – закричал Нерон.

– Сенека... – начал Амур и умолк. Сенатор заржал.

– Как?.. И Сенека?! – воскликнул Нерон. Амур печально молчал.

– Ну, знаешь!.. Это даже не смешно!

– Трибун с гвардейцами подошли к дому Сенеки, – докладывал Амур. – И тогда философ собрал всех своих учеников... Потом Сенека погрузился в ванну. И в ванне сам перерезал себе вены. Истекая кровью и беседуя с учениками, философ Сенека испустил дух.

– Величавый конец, достойный Сенеки, который никогда не страшился смерти! – торжественно сказал Нерон.

– Сейчас я рассказал об этом в толпе у цирка. Теперь о смерти Сенеки говорит весь Рим, – закончил Амур.

– Как все призрачно, учитель. Этот мир – череда метаморфоз, не более. Где мальчик Спор, а где юная девица? Где сенатор, а где конь?.. Вот ты стоишь здесь живой, а о твоей смерти уже болтает весь город. – Нерон был ужасен. Страдание изуродовало его лицо, и в глазах его были слезы... настоящие слезы. – Потому что совершилась моя последняя метаморфоза. Пока ты беседовал здесь живой – я превратил тебя в мертвеца, учитель!

– Это и была твоя плата? За этим меня позвал в Рим Великий цезарь? – по-прежнему невозмутимо спросил Сенека.

– Короче, как ты умер для истории, мы выяснили. Теперь остается ре шить, как ты умрешь на самом деле. Стоп!.. Прости! Есть еще один вопрос – за что ты умрешь? За какую вину? – И Нерон расхохотался. – Да что ж это мы все о смерти да, о смерти! Поговорим-ка лучше о чем-нибудь веселом. Ну хотя бы о завтрашнем дне. Представляешь, утром весь Рим будет обсуждать смерть Латерана, Пизона, Лукана. Ну и, конечно, твою смерть…

– Как их будут жалеть! – вздохнул Амур.

– Нет, больше будут радоваться. Что сами живы, – усмехнулся Нерон. – Так уж устроены смертные. Ну а к полудню про вас забудут. Потому что начнутся Великие Неронии. Интересовать будет только бег колесниц!

Нерон ударил бичом.

И с гиканьем и хохотом Амур погнал по арене сенатора – запрягать его в золотую колесницу.

– После бега колесниц я задумал великие битвы животных. – И Нерон опять ударил бичом.

И в мрачном здании на краю арены распахнулись все двери. И в свете факелов в огромных клетках яростно забегали голодные звери. И в ответ на крики зверей из подземелья понеслись вопли людей...

– Слон сразится с носорогом... – перекрикивал Нерон вакханалию звуков, – лев – с тифом...

Рев толпы в подземелье все нарастал.

– Да! Да! – в восторге кричал Нерон. – И тогда на арену выйдут они, наши миляги, убойные люди! Речь! Цицерон!

Запряженный в колесницу сенатор патетически начал речь:

– О зрелище битвы на арене! Глядите: вот побежденный гладиатор сам подставляет горло победившему врагу. Вот он выхватывает меч, дрогнувший в руке победителя, чтобы бестрепетно вонзить его в себя. Презрение к смерти и жажда жизни – вот что такое гладиаторский бой!

И сенатор заржал. Амур и Венера бешено аплодировали.

– Какое все-таки замечательное искусство наше римское сенаторское красноречие! – вздохнул Нерон. – Что там еще у нас ожидается завтра? Живые картины из жизни богов и героев! Это, как всегда, будет в центре внимания публики. Сначала покажем прелюбодеяние супруги царя Крита Пасифаи с быком, посланным Посейдоном. Этот номер особенно ценят наши римские зрители...

Нерон взглянул на Венеру. И Венера подошла к клетке, где стоял огромный черный бык с золотыми рогами. Снежным призывным воркующим смехом Венера посылала быку воздушные поцелуи.

– Кстати, после исполнения этой шлюхой роли Пасифаи я соберу сенат...

Сенатор с готовностью заржал.

– Да, да, единогласно! И эта девка займет место Рубирии, символа нашего целомудрия, – нежно улыбнулся Нерон. – Ну а потом, после живой картины любви, мы покажем живую картину героизма – «Мучения Прометея». Это будет центром всего зрелища. Сначала я сам прочту бессмертную трагедию Эсхила «Прикованный Прометей». А в это время Прометея, укравшего у богов огонь для людей и научившего нас всем искусствам, будут мучить... – Нерон дружески обнял Сенеку. – И вот здесь я хочу с тобой посоветоваться, учитель. Сначала я задумал мучить согласно преданиям: соорудить на арене скалу, приковать к ней Прометея и так далее, по традиции. Но в скале сейчас есть что-то старомодное. Мучения Прометея должны быть жизненны. Поэтому я придумал: мы распнем Прометея по-современному, – он величественно указал на золотой крест, – на кресте! Грандиозно?! Ну, после распятия и моего чтения на глазах ста тысяч восторженных зрителей Прометей начнет терпеть свои великие муки...

И тотчас деловито вступил Амур:

– Гефест проткнет ему тело шилом железным. Потом дрессированный ворон будет клевать печень.

Факел выхватил из темноты громадного ворона, сидевшего под крестом на цепочке.

– И вот тут-то и возникает главное затруднение. – И Нерон совсем дружески обнял Сенеку. – Кого взять на роль Прометея? Назначить из них? – Нерон указал на подземелье. – Не тот эффект!.. Я ведь и сам-то пытался исполнить роль Прометея. Правда, всего лишь на сцене. Помню, надел огромные котурны, чтоб быть всех выше. И тут актер Мнестр – великий был актер – он... он... – Нерон замешкался и взглянул на Амура.

– Перерезал себе вены, – напомнил Амур.

– Ах, Мнестр, бедный... Вот этот Мнестр, – болтал Нерон, – мне и говорит: «Ты хочешь сыграть Прометея высоким, а он был великим». Величие – вот ключ. Понимаешь, придется не только терпеть боль на глазах тысяч, но при этом еще оставаться богом – то есть терпеть мужественно, величаво... – И Нерон приник к лицу Сенеки. – Кто сможет?

И на мгновение, на одно мгновение лицо Сенеки дрогнуло... И Нерон засмеялся и, оттолкнув Сенеку, продолжал болтать, болтать:

– Кстати, о богах... Я совсем забыл главную живую картину Нероний – это когда в цирке появляется земной бог – я!

И Нерон вскочил в золотую колесницу. И ударил бичом. Амур взял сенатора под воображаемые уздцы. И колесница с Нероном медленно тронулась по арене.

– Римляне от всей души приветствуют своего цезаря согласно установленному сенатором регламенту! – провозгласил Нерон и хлестнул бичом сенатора.

– Когда цезарь вступит в цирк, – пронзительно закричал сенатор, – с первой трибуны прокричат шестьдесят раз: «Цезарь, да сохранят тебя боги для нас!!!»

И сенатор, с трудом волоча золотую колесницу, безостановочно заорал:

– Да сохранят тебя боги для нас!!!

– Ну полно... полно, – говорил Нерон, скромно отмахиваясь рукой от приветствий.

Сенатор послушно замолчал.

– Продолжай, идиот, – прошептал сквозь зубы Нерон, И сенатор завопил с прежним воодушевлением:

– После чего с другой трибуны прокричат: «Мы всегда желали такого цезаря, как ты!!!» – сорок раз! А потом со всех трибун вместе «Ты наш цезарь, наш отец, друг и брат. Ты хороший сенатор и истинный цезарь!!!» – восемьдесят раз.