Александр СЕГЕНЬ - Невская битва Страница 4

Миновав Триполи и Бейрут, Алексий пришел в град Сидон, где обосновались греческие православ­ные монахи, радушно встретившие его и давшие при­ют. Выйдя из Сидона, он вступил в область Галилеи, страны, в которой родился Господь наш; и здесь впер­вые пошел снег, сначала робкий и редкий, а на следу­ющий день — решительный и мохнатый, совсем как у нас, на Руси. И по снегу этому легче и веселее стало идти, оставляя позади бойкую вереницу следов. Да и теплее сделалось, как водится, когда снежок со­изволит явиться.

К Рождеству Христову он успел прийти в Акко — столицу Иерусалимского королевства. Сам же град Русалим вот уже пятьдесят лет принадлежал агаря­нам, с тех пор как его завоевал славный в битвах сул­тан Саладин. Алексий пока еще с ужасом думал о тех днях, когда придется ему идти по землям сарацин­ским. Но они все приближались и приближались, эти дни и эти земли. Встретив Рождество в так называе­мой «временной» столице королевства Иерусалимско­го, через два дня он поспешил дальше, желая успеть к празднику Крещения на берега Иордана, чтобы в са­мый богоявленский день там и окунуться, где принял из рук Иоанна Предтечи таинство Крещения сам Спа­ситель.

Шел он теперь уже не берегом моря, поскольку от Акки дорога на Назарет сворачивала влево. Снежок, выпавший еще раз на утро после Рождества, скрипел под ногами легким морозцем, заставляя шагать бод­рее. И в первый день нового, 6746 года, в полдень, от­крылась ему гора, а на ней — Назарет, городок, в кото­ром Богородица вынашивала в своем теплом чреве Спасителя, в Назарете Он рос и воспитывался после возвращения из Египта. Здесь Алексия поселили в странноприимном доме Назаретского митрополита, принадлежащем греческой Церкви. К своему удивле­нию, он встретил тут двух русских паломников, хотя и не монахов, оба они происходили из Смоленского княжества, одного звали Юрием, другого, однорукого, Михаилом. У него отсутствовала правая рука, но он очень ловко при этом крестился остававшеюся от нее култышкой. Михаил и Юрий сразу же повели гостя к колодцу, из которого обычно брала воду Приснодева Мария. Над ним возвышалась церковь, построенная самой василиссой Еленой.

Потом они втроем ходили к развалинам синагоги, здесь Господь читал иудеям свои толкования Священ­ного Писания, и отсюда они Его выгнали, полные яро­сти и желания сбросить Христа с вершины горы.

Дом Богородицы теперь находился в пределах ла­тинского монастыря, но их, русских, туда пустили за некоторую плату, и Алексий сподобился постоять не­которое время в тех скромных клетях, где Деве Марии явился Архангел Гавриил. Они находились под глав­ной частью Благовещенского храма, и для того чтобы войти сюда, с Алексия тоже хотели взять несколько монет, но их у него уже не оказалось, он возмутился, и его впустили просто так.

Еще они ходили в древодельню Иосифа Обручника, здесь и сейчас какой-то плотник-агарянин, не обращая ни на кого внимания, обтачивал доски. Алексий ти­хонько уселся в углу и пытался представить себе, как маленький Иисус сидел тут и смотрел на работу Иоси­фа. Тут Алексию пришла мысль, что поскольку в те времена вообще казнь на кресте была в обиходе, то и Иосиф, возможно, получал заказы на изготовле­ние крестов. И маленькому Иисусу доводилось, в та­ком случае, видеть, как выстругивается орудие Его бу­дущей казни… Впрочем, обстругивали ли их вообще-то, те кресты казнильные?.. Скорее всего, сколачивали абы как, ведь это же не домашняя утварь, не корабль и не колесница. Лишь для нас крест стал и кораблем, и колесницей в жизнь вечную.

Пять дней жил Алексий при митрополичьем доме, без дела не сидел — помогал и дрова колоть, и печь рух­нувшую перестраивать. В один из дней Юрий и Михаил водили его на то место горы, откуда злобные жидове ал­кали сбросить молодого Иисуса и откуда Он чудесным образом избавился от проклятых. Стоя тут, Алексий ду­мал об Александре, моля Бога о том, чтобы и ему, если случится попасть в поганые вражьи руки, суметь так же чудесно избежать гибели. Еще он думал о том, был ли снег тогда, когда иудеи хотели сбросить отсюда, с го­ры, Иисуса. Сейчас все кругом было покрыто снегом, белым, чистым, так что казалось, будто ты стоишь не среди палестин иудейских, а где-то на русской сторо­нушке, на холме над Клещиным озером.

В ночь на шестое января, сразу, как только отслу­жили богоявленскую службу, Алексий, Михаил и Юрий отправились к Иордану. Шли весело, немного подкрепляясь хмельным красным вином, Алексий опьянел, и, когда в темноте проходили мимо очерта­ний горы Фавор, ему показалось, будто на вершине по­явилось некое зарево, будто кто-то жжет костер и от­блески озаряют дым. Он несколько раз потом огляды­вался, и вновь ему казалось, будто он видит там, на Фаворе, костер. А спросил у спутников своих — они ничего такого не видели.

На рассвете пришли. Иордан нес свои мутные воды среди спящих пальм, занесенных снегом. Оказался он не таким широким, как представлял себе Алексий, и совсем не таким прозрачным.

Когда они стали разоблачаться, пошел крупный и влажный снег. Было холодно и сыро, и поначалу да­же как-то не очень хотелось лезть в воду, но, когда за­пели «Во Иордане крещающуся Тебе Господи…», не­желание улетучилось, и все трое почти одновременно вошли в ледяные струи Господней реки, зашли по пояс и с криками «Слава Тебе, Господи Иисусе Христе!» трижды окунулись. После этого уже не хотелось выле­зать на берег, и однорукий Михаил первым, весело хо­хоча, поплыл на другой берег, лихо сажая одной левой, да так, что когда Юрий да Алексий пустились за ним, то едва догнали. Доплывя до другого берега, Алексий воскликнул:

— Боже крепкий! Хорошо-то как!

А когда плыли назад, к своим одежам, оставлен­ным на берегу, казалось, будто плывут не в зимнем студеном потоке, а в горячих струях. Босыми ногами побежали по снегу, будто по раскаленному солнцем песку. Солнце выглянуло из-за тучи и озолотило мок­рые и разгоряченные тела троих русских паломников, задыхающихся от счастья. Большим убрусом растира­ли друг друга досуха, особенно власы, допивали остат­ки вина, и, когда прощались, Алексий снова чувство­вал себя пьяным.

—   Ну, ступай себе, Алеша, — сказал на прощанье Михаил. — Так вот вниз побредешь вдоль Ердана, ни­куда не сворачивая, покуда не дотечешь до Мертвого моря. Отсюда до него, как говорят, не больше, чем от Смоленска до Вязьмы. А как дойдешь, сворачивай на­ право, оттуда до Русалима совсем близко, верст эдак тридцать или сорок.

—   А ежели встретятся тебе агаряны, — добавил Юрий, — их не робей, а говори им: «Салям аллей-кум!», что значит: «Мир вам!» Показывай вперед и го­вори: «Алькодес», это они так наш Русалим называ­ют. А на себя показывай и говори: «Русия», и еще го­вори им: «Алля юхалик!», то бишь «Храни вас Бог!». Глядишь, и не тронут тебя. Ну, ступай с Богом, Ляксиюшко.

С тем и расстались. Монахи пошли назад в Наза­рет, а он вдоль Иордана. Простудиться уже не боялся. Кто ж простужается после крещенского купанья! Раз­ве что скрытый нехристь. Наоборот — снова хотелось раздеться и туда-сюда сплавать, да только надобно бы­ло идти.

Весь день шел он, останавливаясь лишь чтобы под­крепить силы куском хлеба и глотком вина. И до само­го вечера не попадалось ему жилья. Только когда сов­сем стемнело и он уж отчаялся, вдруг увидел довольно большой дом, окруженный богатой изгородью. Подо­шел к воротам, набравшись смелости, постучался, но когда ему открыли — обомлел. Грозного вида ага­рянин взглянул на него и строго спросил о чем-то на страшном своем наречии. Алексий в ответ пробормо­тал разом все, чему научил его Юрий:

— Салям аллейкум, алля юхалик, Русия, Алькодес…

Он ждал, что после этого его в лучшем случае прого­нят, а в худшем убьют, но грозного вида агарянин вме­сто этого вдруг низко поклонился и знаком показал страннику, что его приглашают в дом. Каково же было его изумление, когда в доме он увидел иконы и кресты, красноречиво свидетельствующие о том, что хозяева дома — христиане. Да, так оно и оказалось. Тыча себя в грудь и повторяя: «Русия! Русия! Христианин! Алля юхалик!», он показывал, что на груди у него тоже есть крест. Набежали домочадцы — женщины, мужчины, юноши, девушки, — что-то лопотали, наконец усадили гостя за стол и стали предлагать разные кушанья. Он ел и чувствовал, что проваливается в непреодолимый сон. Так и уснул за столом, с лепешкою в руке.

На другое утро Алексий проснулся рано-рано и об­наружил себя в удобной постели. Он встал, помолился вполголоса, побежал на реку и переплыл туда и обрат­но, в точности как вчера. Вылезая на берег, увидел обитателей дома, высыпавших поглазеть на то, как он купается в ледяной воде. Они восторгались им. Пове­ли в дом, стали снова угощать, а когда он собрался бы­ло в путь-дорогу, грозный хозяин разозлился и стал показывать, что не пустит гостя. Алексий подумал, что торопиться ему некуда, до Пасхи еще ох как дале­ко, и решил немного пожить у гостеприимных агарян-христиан.