Хамза Есенжанов - Яик – светлая река Страница 4

Яковлев говорил сидя, наклонив голову и рисуя что-то на бумажке.

– Что же тогда, по-вашему, делать? – спросил Дмитриев.

Яковлев резко поднял голову и, бросив короткий неприязненный взгляд на Дмитриева, мгновенно отвернулся к окну, чтобы этого взгляда никто не смог заметить. Но Айтиев, следивший за Яковлевым и Дмитриевым, заметил все: как скрестились их взгляды и в усталых глазах Дмитриева заблестели огоньки гнева.

Все еще глядя в окно, Яковлев продолжал:

– Товарищ Дмитриев, вы прекрасно знаете, что надо делать. Да и все мы, здесь сидящие, хорошо понимаем обстановку. Я только повторяю уже сказанное мною: в данный момент нам не следует резко нажимать на Войсковое правительство. Это, понимаете, нереально. От этого не будет никакой пользы, мы только нанесем колоссальный вред делу революции… Попробуйте сказать генералам и атаманам: «Сдайте оружие, расформируйте части и расходитесь по домам!» И не просто по домам, а в подчинение Совдепа. Что они на это ответят? Да они попросту разгонят Совдеп, а нас всех арестуют. Поиздеваются, а потом повесят или расстреляют. Истребят всех, никого не пощадят. А мне, я думаю, так же как и вам, не хотелось бы болтаться по глупости на перекладине! – Яковлев нервно забарабанил пальцами по столу.

Дмитриев встал, бледное лицо его побагровело. Он говорил, стараясь скрыть волнение, но гнев все же прорывался, и речь его была пылкой и острой:

– Давно уже было предложено генералам Мартынову, Емуганову и Акутину подчиниться областному Совдепу, ликвидировать правительство и распустить войско. Таково решение съезда. И что же, товарищ Яковлев, эти генералы уже разогнали Совдеп и мы с вами висим на перекладине? Так, что ли? Или это нереально?.. Они боятся нас! Да, боятся. Но мы не боимся их и не собираемся складывать перед ними оружия. Совдеп существует, его не спрячешь в письменный ящик. Я не могу допустить, чтобы Совдеп бездействовал. Мы должны выполнить решения съезда и областного исполнительного комитета. Сил у нас для этого достаточно. Нужно только действовать смелее и решительнее. Да если бы большевики боялись арестов и гонений, то давно бы уже распалась наша партия или стала на путь соглашательства, как это сделал преподобный социалист Керенский, как это предлагаете теперь нам вы, товарищ Яковлев… Мы не можем принимать отступнических, половинчатых решений, ибо нас осудят массы, а это пострашнее всяких перекладин! – Дмитриев обвел присутствующих вопросительным взглядом: поддерживают его другие члены Совдепа?

По тому, как члены Совдепа одобрительно закивали головами, Дмитриев понял – поддерживают.

Поднялся Червяков:

– Даже в случае, если нас – меня, Дмитриева, Айтиева и других – арестуют, от этого дело наше не погибнет. Совдеп будет жить, на смену нам придут другие и заставят подчиниться Войсковое правительство. Ведь за нами, товарищи, народ. За нами тысячи сочувствующих нам граждан, я уже не говорю о революционерах, которые всей душой преданы революции и готовы в любую минуту идти за нее на смерть. За нами наше рабочее правительство и большая Россия. Если это так, а это так и есть, какое мы имеем право хоть на вершок уступать врагу? Никакого. Оренбургский Совдеп предъявил ультимативное требование, и мы должны заставить Войсковое правительство подчиниться этому требованию немедленно, в течение двадцати четырех часов!

– Это единственно правильное решение, – подтвердил старый юрист Бахитжан Каратаев, степенно поглаживая густую бороду.

– Правильно!

– Верно!

– Итак, товарищи, вы меня здесь назвали соглашателем и трусом? – Яковлев повернулся к столу и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Если бы я был трусом, не сидел бы два раза в тюрьме. Разве об этом никому не известно? Я должен вам сказать: нет и не было Яковлева-соглашателя, есть только Яковлев-революционер! Товарищ Дмитриев очень красноречив, но, я думаю, бросать колкости и давать клички здесь совсем неуместно.

Яковлев умолк, обиженно опустив глаза. В комнате наступила тишина. Все старались не смотреть на Яковлева. Лишь Айтиев нет-нет да бросал на него исподлобья косые взгляды. «Конечно, – мысленно рассуждал он, – человек ты, Яковлев, хороший, хваткий, иной раз даже и находчивый, но, джигит ты мой дорогой, у тебя только хороши слова, а как до дела – кишка тонка… Пальто у тебя красивое, и сам ты красивый, но лучше бы было, если бы дела у тебя были красивые, как у Дмитриева…»

– Так что же, Петр Астафьевич, кто пойдет к генералу? – спросил Червяков у Дмитриева.

– Я пойду! – Яковлев встал. – Посмотрим, кто трусливый, а кто стойкий. Я потребую немедленно выполнить ультиматум!

Дмитриев недоуменно пожал плечами: «Поступай как знаешь» – и, повернувшись к Мендигерею Епмагамбетову и Быкову, сказал:

– Не теряйте времени и поезжайте сейчас же, как уславливались. Вы готовы? – спросил он Мендигерея, широкоплечего человека в шинели.

– Собраться нам недолго, Петр Астафьевич, нужна только лошадь. Но лошадь, говорят, уже нашли. Мы с Быковым доберемся на его лошади до Требухи, а дальше поедем на свежих… Выедем сразу же после заседания, – заключил Мендигерей.

– Хорошо… Ну, товарищи, на этом заседание сегодня заканчиваем.

Комната опустела.

Перед Михеевым проплывала древняя Азия, как в сказке «Тысяча и одна ночь», с фантастическими городами, полными сокровищ, горами и полями, таинственными джунглями, кишащими тиграми, слонами, змеями, – обширнейший простор с бесчисленным населением, даровыми богатствами, двумя океанами и многочисленными морями, позволяющими плыть во все части света…

Вот она, величавая Приуральская низменность, как ворота соединяющая два материка. Через эту низменность лежал великий караванный путь в Азию. И славен подвиг первоказака атамана Ивана Кольцо, первым ступившего на эту благодатную землю.

Отделившись от буйной дружины Ермака Тимофеевича, Кольцо с небольшой горсткой людей двинулся вниз по Яику. На золотом куполе Сарая-Орды – ставки Ногайского хана – он сменил холодный полумесяц на свой победоносный флаг. Далеко вглубь зашел Иван Кольцо. Там, где ныне рассыпала избы станица Рубежная[8], уже давно сровнялась с землей забытая могила атамана.

Много унес в море воды Яик, много великих дел свершилось на его берегах. Одно за другим выросли военные укрепления, рождалось прославленное яицкое казачество – стальной щит Российской империи на дальней границе. Где вы теперь, закаленные в боях дружины Неплюева, Гурьева, Перовского! Неужели империя, создаваемая мечом и кровью в течение столетий, разлетится в один миг, как стекло? Казаки, герои казаки – надежда и доблесть России! Неужели вы смените шашки на посохи и палки, а властвовать будут неотесанные мужики и грубые мастеровые?.. Или возьмут над вами верх дикие киргизы и вы станете их рабами?..

– Н-нет! Не бывать этому! – Михеев встал и, заложив руки за спину, быстро зашагал из угла в угол просторного, отлично меблированного кабинета.

Яковлев шел по улице не торопясь, угрюмый и злой. «Все, кто приезжает из России, особенно петроградцы и москвичи, – хвастунишки, – ехидно думал он. – Видели там революцию, герои! Нет, революция совсем не то, что вы думаете, товарищи. С горсткой милиционеров и кучкой рабочих, причем бестолковых и безоружных, нечего соваться к казакам. Это наивысшая глупость. Только круглый дурак может не понимать этого. А заставить подчиниться казаков словами – это и вовсе смешно. Что им до наших слов, когда у них винтовки!..» Яковлев не верил, что можно сломить казаков, заставить их подчиниться Совдепу, однако все же шел в Войсковое правительство для переговоров с наказным атаманом Мартыновым.

Когда Яковлев отправлялся на переговоры, Айтиев предложил ему:

– Возьмите сопровождающих, вы же парламентер Совдепа! Одному неудобно идти…

Яковлев бросил короткий взгляд на Айтиева: «Держи свой ум при себе!» И, ничего не ответив, пошел один. Теперь, подходя к резиденции наказного атамана, он искренне сожалел, что не взял сопровождающих. Вдоль улицы и на крыльце толпились вооруженные казаки. Недоброе предчувствие охватило Яковлева, но отступать уже было поздно.

У входа его остановил дежурный офицер и, приняв за обычного просителя, начал допрашивать, по какому поводу и с каким заявлением он пришел. Когда Яковлев сказал, что он – один из руководителей областного Совдепа и требует встречи с наказным атаманом, офицер с любопытством оглядел его и потребовал документы. Он долго рассматривал поданную бумагу, потом покрутил ее в руках и повел Яковлева к дежурному капитану.

Услышав: «Член облсовдепа…» – капитан поднял голову и в упор посмотрел на вошедшего.

– Вашим вопросом сейчас занимается господин Михеев, – отрывисто сказал он. – Давайте заявление, я передам его лично в руки его превосходительства.

– Господин капитан, – бодрясь, начал Яковлев, – я приехал не для подачи заявления, а для ведения переговоров. Сейчас не то время, чтобы генералы презирали нас, трудовой народ, надо бы и вам это знать. Сейчас наша власть, и я требую…