Абиш Кекилбаев - Плеяды – созвездие надежды Страница 4

До Итжемеса донесся аромат дымка от костра, на котором варилась сытная, обильная пища. От этого запаха Итжемес почувствовал сладкую истому, легкое приятное головокружение. Казалось, сама ночь источала удивительный аромат, этот способный свести с ума запах, а не котлы на кострах, разожженных людьми.

Итжемес не утерпел и робко приблизился к людям. Они приняли его в своей круг.

…Мясо так и таяло во рту, так и таяло. Не успевал Итжемес дотронуться зубами до кости, как мясо отделялось от нее. Итжемес не подозревал, не догадывался никогда прежде, что может существовать на свете такая вкусная пища! Как не подозревал, что существуют разные способы прикончить диких животных, не тратя при этом стрел.

Один из них он узнал сегодня, случайно очутившись во рву. Стоит, оказывается, вырыть около водопоя, в укромном, неприметном месте, рвы и канвы, натыкать туда острого, как шило, до звона высохшего камыша – и косяк сам мчится к своей погибели. Человек, как ни странно, получает огромное удовольствие. И эти с ног до головы облаченные в железо странные мужчины смаковали вкусные жирные куски, хвастались друг перед другом тем, кто загнал больше куланов в заранее уготованную западню.

Итжемесу не до их разговоров. Но в душе и он ликует. Ведь ему здорово повезло. Выходит, люди не зря говорят: чего батыр не достигает рисским, того трус достигает страхом… Не примчись он, сверкая пятками, к укрытию, смял бы его табун, растоптал, мокрого места не осталось бы… Самое страшное – не оказался бы сейчас на этом пиршестве. А пиршество на самом деле славное!

Удачливые охотники шутливо перебранивались, беззлобно подсмеивались друг над другом: видно, не насытились еще разговорами. Радовались, что через денек – другой аул встретит караван верблюдов, нагруженный куланьими тушами. Бахвалились, красовались перед людьми, кто как умел, чем мог. Спорили, кто самый быстрый и ловкий. Кто шустрее всех сдирает шкуры, зашивает туши гибкими зелеными ветками. Кто кого обогнал, когда рыли квадратные ямы, опускали в них эти туши, вновь засыпали землей. Кто сноровистее всех разжигал на ямах костры… Те самые дьявольские костры, свет которых околдовал, одурманил Итжемеса.

Костры угасали один за одним. Оставались лишь тлеющие угли. Они постепенно серели, превращаясь в золу. Джигиты отгребали золу в сторонку, и как только земля немножко остывала, они раскапывали яму со всей осторожностью: не дай бог, горячий воздух, вырвавшись из ям, сожжет лицо.

Откапывая и вынимая мясо, джигиты обливались потом, от туш исходил терпкий дух, поднимался пар. Мужчины относили туши на зеленую лужайку и разделывали их. И каждый, кто еще не насытился, вынимал нож или саблю, пристраивался и выбирал себе кусок по вкусу. У кого не было ножа, тот довольствовался тем, что достанется. Тушенное в собственном соку куланье мясо просилось в рот само. И не было сил удержаться от соблазна, не положить в рот еще кусочек и еще… И опять начинались разговоры, в которых правду трудно отличить от вымысла, в которых саамы храбрым и удачливым оказывался сам рассказчик.

Своей сегодняшней добычей охотники были опьянены больше, чем победой над врагом. Еще бы! Не каждый день степняку, у которого в летнюю пору зубы ноют от тоски по мясу, выпадает такая удача. Летом казахи скот не режут, если нет важного повода: празднества какого-нибудь или особенно дорогого гостя, пожаловавшего из-далека. В июне-июле мужчины наполняют желудки кислым молоком, а о мясе лишь мечтают, причмокивая да облизываясь: «Э, отыскать бы да положить на зубок хоть малюсенький кусочек копченого мяса! Жена, может, завалялся где? Пошарь-ка в торбе, может, остался с зимы?..» А женщины вторят им: «Попить бы свежего наваристого бульону, побаловать бы себя!..» Во все времена каждая казашка, каждая женщина перед родами жаждала крепиться горячей сорпой, полакомиться куском мяса.

Когда становилось совсем невтерпеж без мяса, аулы посылали на охоту самых поднаторевших в барымте.

Если не везло и такой охотничий отряд не встречал табуны или косяки, они не обагряли свои ножи кровью коз или антилоп. Это добыча для охотника-одиночки, считали они, для которого гоняться по степи с гончими, ловчими птицами или просто с капканом для зверья – занятие привычное. Да и вообще – разве это охота? Так, развлечение!..

Большая настоящая охота – дело серьезное. Тут табунами, косяками измеряется успех! На нее джигитов иной раз ведут предводители, а то и ханы…

У костра Итжемес чуть не лишился дара речи… Кого-кого, а знатных да именитых людей у казахов хоть отбавляй – ханы, султаны, бии, батыры, баи. С малых лет усвоил Итжемес, что каждый, кто над народом, - господин, повелитель и что из века в век они правят, властвуют, указывают. Как же ему было не испугаться, не прийти в священный ужас! Он не только никогда не вкушал пищи с ханского дастархана, вернее из котла, общего с ханской свитой, он даже помыслить об этом не смел. Не догадывался помечтать об эдаком счастье! И вдруг оказался среди людей хана! Рядом с ними!.. Теперь насытилось и брюхо Итжемеса и начала насыщаться его душа. «Не многие степняки могут похвастаться тем, что попали на угощение в ставку хана! – ликовала, пела душа Итжемеса. – Такое выпадает, ясно, лишь по воле всевышнего! Такую удачу послал мне бог. Это рука провидения! Это… это божья щедрость, божий дар! Теперь-то я начинаю смекать: двугорбый верблюжонок, которого подарили мне в позапрошлом году родственники с материнской стороны, - сто раз хвала им! – послан мне богом. И то, что верблюжонок потерялся, а я отправился на его поиски, - в этом тоже перст божий! Пасть мне жертвой за всех, кто в нашей степи во время моих поисков и скитаний не отказывал мне в приюте, давал мне кров и пищу! Будь то казахи или каракалпаки… И землю башкир я должен благословить. Она так далеко, и на пути к ней я повстречался со своей судьбой! Мне выпала удача, какая и во сне не приснится!.. И пыль, что покрыла сегодня всю степь серым саваном и чуть не лишила меня рассудка, и куланов, и этих людей – всех я обязан благодарить! Не зря, нет, не зря не вернулся в свой аул, не потерял надежды отыскать верблюжонка! Оказался здесь, совсем рядом с ханом! Да, да, конечно, это судьба! Божья воля!»

Итжемеса распирала гордость, какой никогда прежде он не испытывал. Он рисовал в своем воображении, как будет рассказывать о своем приключении, о своем счастье аулчанам. Поверили бы только!..

- Эй, джигит, ты что, глухой? – донеслось до Итжемеса. – Как тебя зовут?

Итжемес с трудом очнулся от сладких своих грез. Ответил еле слышно:

- Итжемес.

- Кто твой отец?

- Салпы.

- Из какого ты рода?

- Баимбет.

Вопросы сыпались на Итжемеса как горох, он растерялся, не зная, на какой из них отвечать.

- Откуда путь держишь?

- С Каратау.

- Куда?

- К башкирам.

- Зачем? Что ты у них потерял?

- Ищу верблюжонка.

- Да ну-у-у? Когда же он дал от тебя деру?

- С год уж…

- Ого! Откуда знаешь-ведаешь, что он забрел к башкирам? Ты что, провидец, колдун или болван?

Совсем сбитый с толку Итжемес пожал плечами промямлил:

- Да я не то чтоб знаю, просто…

В ночи покатился мужской здоровый гогот. Потом джигиты начинают гадать: откуда же все-таки и кто этот чудак?

- Каратау велик. С какого он склона скатился, поди пойми-разбери!..

У Каратау и вправду склонов ой-ой сколько!

- Он, стало быть, из рода баимбет. А какого же он племени?

- Э-э-э! У какого же племени в степи нет своего рода баимбет! И у аргынов есть, и у кипчаков есть, – перечислял, загибая здоровенные пальцы пожилой мужчина, - и у алимулинцев, да и у байулинцев найдется, коли пошуровать! Кой пес знает, из какого племени этот безмозглый!

- Вот уж действительно тупоголовый! Усы уже торчат, а он племени своего не знает!

- Будешь подыматься чуть свет да кетменем работать по колено в воде, не то что название племени, имя родной жены из головы вылетит!..

Опять оживились, зашумели мужчины. Смех, гомон со всех сторон; что, кроме смеха нужно степняку, насытившемуся жирным, свежим душистым мясом!

- А поведай-ка ты нам, Итеке, каким искусством или ремеслом владеешь? Чем прославился в своих краях? – тихонько, с подвохом обратился к Итжемесу молодец с лихими усами.

Итжемес в недоумении зыркает глазами, молча таращится то на одного, то на другого.

- Искусство!.. Ремесло!.. Нашел: о чем спрашивать у бродяги! Он только и умеет что прятаться за кустом!

Итжемес почувствовал себя задетым. Погладив реденькие усы, он буркнул:

- Мы тоже, наверное, не хуже других! Что умеет каждый казах, с тем и мы справиться сумеем!

Джигиты примолкли: удивились ответу, но еще больше тому, как сверкнул глазами Итжемес. У них пробудился к незнакомцу интерес.

- Так, так… Ну, что ж, такое может быть тоже… Скажите- ка нам, в чем же искусство ваше, Итеке? В руках или в устах?

Итжемес отрезал не раздумывая: