Владимир Успенский - Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине Страница 4

- Да, да, именно из политики в стратегию, именно так, - кивнул Владимир Ильич.

Председатель назвал следующего оратора. Потом еще. Один за другим говорили Крыленко, Рахья, Скрыпник, Сталин, Лацис, Бубнов. Все высказывались за ленинскую резолюцию. Даже Троцкий не выступил против. Тихим голосом, морщась, словно от какой-то боли, он лишь посоветовал отложить восстание до Второго съезда Советов.

Поводы для оттяжки восстания можно находить бесконечно. Михаил Иванович настороженно поглядывал на вставшего Зиновьева, возле которого сидел Каменев. Ну конечно, этот дуэт опять возражает против решительных действий. Доводы их известны: резолюция о вооруженном восстании неосуществима и фактически она уже провалилась. Не нужны заговоры против власти, нужно давить на Временное правительство и добиваться того, что нам необходимо. Какое может быть восстание, если хлеба в Питере на один день? Надо ждать, пока соберется Учредительное собрание и решит вопрос с продовольствием. И вообще лучше занять оборонительно-выжидательные позиции.

Резкий стук заставил Зиновьева вздрогнуть. Он испуганно повернулся к окну, двинул рукой, будто отталкивая что-то:

- Безобразие... Нельзя ли убрать это? Михаил Иванович пожал плечами: как уберешь?

Не лезть же среди ночи с пилой по мокрым тонким веткам. И окно открыть опасно: мало ли кто может оказаться в этот час на улице?..

- Не волнуйтесь, - успокоил Зиновьева председатель. - Это всего лишь ветер.

И опять, в который уж раз, поднялся Владимир Ильич:

- Если бы все резолюции так проваливались, то лучшего желать нельзя было бы... Если говорить, что восстание назрело, то говорить о заговорах не приходится. Если политически восстание неизбежно, то нужно относиться к восстанию, как к искусству. А политически оно уже назрело. Именно потому, что хлеба только на день, мы не можем ждать Учредительного собрания. Предлагаю резолюцию подтвердить, к подготовке решительно готовиться и предоставить ЦК и Совету решить - когда.

- Слово товарищу Володарскому.

У этого голосище под стать Свердлову. К тому же разгорячился человек, возражая Зиновьеву.

Вроде бы и ветка перестала постукивать, царапать стекло. Пожалуй, пушка сейчас громыхнет за стеной, и то не услышишь.

Осторожно, стараясь не помешать оратору, вошла в комнату Катя Алексеева. На ногах сапоги, голова и плечи покрыты отсыревшим платком, щеки румяные. Наклонилась к Михаилу Ивановичу:

- Очень громкий товарищ.

Володарский умолк. Все смотрели на женщину.

- В чем дело? - спросил Свердлов.

- Ничего особенного, - смутилась она. - У товарища голос такой... Потише бы надо.

- На улице слышно?

- Очень даже...

- Спасибо, мы учтем.

Михаил Иванович обратился к Ленину:

- Я выйду посмотрю...

Эйно Рахья взглянул на него вопросительно: не требуется ли помощь? Калинин отрицательно помахал ладонью.

- Что, Катя, какие-нибудь подозрения? - обратился он к ней в коридоре.

- Все спокойно. Матросы серьезные, понимающие. Евсеич в дежурной комнате.

- Ноги-то не промокли?

- Нет, я по сухому стараюсь. Ну побегу, пока глаза от тьмы не отвыкли.

Михаил Иванович спустился по лестнице. Дверь в дежурку была приоткрыта. На звук шагов выглянул Евсеич. Широкое, исклеванное оспой лицо его расплылось в улыбке:

- Вы, Михаил Иванович? Что, конец скоро?

- К этому идет. А ты кожанку почему не снимаешь?

- На улице то и дело. Посты, безусловно, проверяю.

Евсеев из тех людей, о которых говорят: ладно скроен и крепко сшит. По давней морской привычке ноги ставит широко, ходит чуть-чуть враскачку, будто под ним не твердая земля, а шаткая палуба. Лет пятнадцать назад, совсем еще молодым матросом, прошел Евсеев на крейсере I ранга «Баян» из Европы на Дальний Восток, в Порт-Артур. Воевал с японцами, попал в плен после гибели Тихоокеанской эскадры. Там окончательно разобрался, что к чему, и, по его собственному выражению, раз и навсегда выбрал свой курс.

Все в нем основательное, добротное, прочное. Брюки заправлены в яловые сапоги, кожанка, стянутая в поясе широким ремнем, достает почти до колен. Кепка тоже кожаная, с пуговицей на макушке.

Выглядит Иван Евсеевич Евсеев старше своего возраста. И оспинки старят его, и седина, и многочисленные морщины. Посмотришь - добродетельный папаша, отец семейства. А у пего и семьи нет, не успел завести: то подпольная работа, то тюрьма, то эмиграция и снова подполье.

- Не тревожьтесь, Михаил Иванович, - сказал он. - У нас здесь полный морской порядок.

- Надеюсь, - Калинин повернулся к молодому, коротко остриженному матросу, сидевшему возле лампы. - Что, товарищ, очень холодно в карауле? Озяб?

Матрос быстро поднялся со стула. Был оп настолько высок, что даже голову держал в наклон, будто боялся задеть потолок. Привык так, наверно, где-то в своей низкой деревенской избе.

- Нет, ничего, - торопливо ответил он. - Мы ведь попеременке...

- Да ты сиди, сиди. Как зовут-то?

- Федя... Федор Демидочкин.

- Скажи-ка мне, Федор, что у вас на «Авроре» насчет Керенского и его министров думают?

- Под зад! - ответил матрос. И добавил для ясности: - Под зад коленом!

- А на Франко-Русском заводе как о Временном правительстве говорят? - спросил Калинин Евсеева.

- Что о нем говорить, если оно само себя временным окрестило? Распоряжений ждем.

- Настроение, значит, боевое?

- Безусловно, Михаил Иванович. Доложите об этом,если понадобится.

- Спасибо, - улыбнулся Калинин. - Ну, пойду я. Ждать теперь мало осталось. Рассвет не за горами уже...

Открыв дверь в комнату, Михаил Иванович услышал голос Ленина и сразу понял: Владимир Ильич отбивает очередной выпад Зиновьева и Каменева.

Сколько же энергии и времени требуют эти двое!

- Предлагаю резолюцию, - Ленин поднес к глазам мелко исписанный лист. - Собрание вполне приветствует и всецело поддерживает резолюцию ЦК, призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания, к поддержке создаваемого для этого Центральным Комитетом центра и выражает полную уверенность, что ЦК и Совет своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления.

Ленин сложил лист и отошел от стола. Выждав несколько секунд, встал Свердлов.

- Будем голосовать, товарищи. Кто за эту резолюцию, прошу поднять руки... Так, очень приятно. Кто против? Так, двое. Кто воздержался? Четыре человека... Ну что же, товарищи: резолюция о вооруженном восстании принята подавляющим большинством голосов!

4

В этот вечер Мстислав Захарович Яропольцев вернулся домой поздно. Сбросил на руки горничной шинель, положил на подзеркальник фуражку, перчатки и сразу прошел к жене. Галина Георгиевна сидела в гостиной возле круглого столика и костяным ножом разрезала страницы книги. Увидев мужа, стремительно поднялась навстречу. Ему нравилась эта девичья порывистость, до сей поры сохранившаяся в ней.

Мстислав Захарович считал, что с женитьбой ему повезло. Многие удивлялись, когда он, богатый землевладелец, столичный аристократ, потомственный офицер, остановил выбор не на барышне своего круга, а повел под венец худенькую смуглянку - дочь мелкопоместного дворянина Тамбовской губернии, которая не могла похвастаться большим приданым или знатностью рода. Не прибавила ему Галина Георгиевна ни земли, ни денег, зато женой и хозяйкой стала отменной. Родила двух сыновей. Яропольцев не знал при ней семейных забот, не вникал в расходы: управление всеми имениями жена постепенно взяла в свои руки, причем вела дело решительно и практично.

Переодевшись, Мстислав Захарович вышел в столовую. Галина Георгиевна кивком отпустила слугу. Сказала:

- Нынче последний вечер. Ему почудился упрек.

- Извини, не мог раньше. Ты расстроена этим?

- По сравнению с твоим отъездом... Нет, нет, я нисколько не волнуюсь. Ведь я жена мужественного офицера, - постаралась улыбнуться она. - Чем ты занимался весь этот длинный день и не менее длинный вечер?

- Развязывал последние узелки. И две любопытные встречи. Был у председателя районной управы. Некто Калинин. Вполне интеллигентный человек, в очках и с бородкой. И при всем том, представь себе, большевик.

- Я не очень разбираюсь в партиях. Меньшевики, эсеры, кадеты, большевики... Кто хуже?

- Большевики требуют наиболее радикальных перемен. Мне кажется, председатель управы твердо знает, чего хочет. Этим сейчас могут похвастаться далеко не все политические деятели. Взять хотя бы того же Никитина. С ним даже спорить бесполезно. Калиф на час. Мотылек.

- Никитин? Уж не министр ли внутренних дел?

- Он самый. Прислал автомобиль за мной. Потребовал информацию о состоянии полка. Степень надежности его интересует. Доложил все, как есть. Воевать солдаты не желают, дисциплина падает. Много смутьянов. Не полк, а пороховая бочка, сдетонирует при первом же потрясении. В таких условиях полк лучше расформировать, личный состав небольшими группами распределить по другим частям. И знаешь, что ответил Никитин?