Эптон Синклер - Широки врата Страница 4

Ланни сел в ожидавшее его такси, и когда он достиг Бьенвеню, то в крытом входе в дом его ожидали слуги с несколькими тазами чистой воды и полотенцами. Это было необходимо для каждого человека, который присутствовал на похоронах, чтобы очистить руки перед входом. Это должно было быть сделано специальным ритуальным образом, позволяя воде стечь три раза от кончиков пальцев до локтей, но только меламед знал причину этого. Злые духи не могут пройти через проточную воду и поэтому не смогут войти в дом траура. После этого семья и их друзья сели с меламедом и прочитали семь раз отрывки из книги Плач Иеремии. Потом приступили к «первой трапезе после похорон», которая состояла из безалкогольных напитков, хлеба и крутых яиц, последние олицетворяли символ жизни. Лия и Рахель Робин будут есть эти блюда, и ничего другого, в течение семи дней. Они будут носить тапочки и разорванные платья, чтобы показать, что они порвали их в горе, они будут сидеть на полу или на низкой табуретке и читать Книгу Иова. Этот период называется shiv'ah, и во время него они будут принимать утешительные визиты, и они и их друзья будут обсуждать только добродетели дорогого усопшего.

Одиннадцать месяцев они не будут танцевать или принимать участие в каких-либо формах развлечений. Талмуд установил этот точный период. Если оплакивать целый год, это будет означать, что покойный был плохим человеком и попал в геенну, то есть в ад. Но это нельзя признать, и приличие допускает период чуть меньше года. В течение этого периода каждый день на благо души человека должен читаться Kaddish. И только один мужчина в доме мог прочитать это. Пятилетний сын. Молитвы женщин в расчёт не принимаются. Поэтому маленький Йоханнес должен произносить эту длинную молитву, в которой он не понимает ни одного слова.

Ланни прошёлся по всему поместью Бьенвеню, своему дому с того времени, как он себя помнил. После посещений шато и hôtels particuliers[5] поместье всегда кажется маленьким, но Ланни его любил и с гордостью привозил сюда своих лучших друзей. Теперь в его обязанности входило, всё осмотреть и определить какой ремонт необходим для всех трех зданий в поместье. Он должен проконсультироваться с Лиз, провансальской женщиной, которая из поварихи стала неформальным мажордомом поместья. Потом он всё доложит матери, которая была с визитами в Англии, но возвратится после Рождества, чтобы принять участие в развлечениях нового сезона на Ривьере. Он поиграл с собаками, которых всегда было великое множество, потому что никто не мог взять на себя смелость избавиться от них.

К Ланни пришёл Рауль Пальма, красивый молодой испанец. По крайней мере, Ланни считал его молодым, как и самого себя. Трудно себе представить, что в следующем месяце Ланни исполнится тридцать пять, и что Раулю было уже за тридцать! Рауль хотел провести митинг в память Фредди Робина и просил Ланни прийти и произнести хорошую социалистическую речь о нем. Но Ланни объяснил, что его отец был пролётом в Париже. Также, у Ланни в Англии были жена и ребенок, которыми он пренебрегал в течение большей части этого года, вызволяя своих еврейских друзей из лап Гитлера и Геринга. Ланни выписал чек для оплаты аренды зала, и подсказал благодарному и внимательному руководителю школы, что сказать о Фредди.

Они поговорили о развитии школы и о политической ситуации во Франции и других странах. Это был способ, которым «салонный социалист» получил свое образование и поддерживал свои контакты с рабочими. Ланни извинился за свой собственный образ жизни. В качестве искусствоведа, он давал советы богатым о покупках картин, и поэтому совершал поездки по всем городам и весям этого старого и измученного континента. Как американца его считали нейтральным в европейских раздорах, и он мудро придерживался этой позиции. С такой позиции, он может встречаться с сильными мира сего, пользоваться их доверием, получать информацию, которую он мог спокойно передать представителям рабочего класса, которые могли бы её использовать. Испанец был одним из них. Он родился в крестьянской избе и был скромным клерком в обувном магазине. Но при небольшой субсидии от Ланни он стал лидером, участвовал в конференциях, произносил речи и снабжал новостями социалистическую и рабочую печать Юга Франции.

Рауль рассказывал некоторое время о событиях на своей родине, из которой он бежал от жестокого деспотизма, который ставил бунтарей из рабочего класса к стенке и расстреливал их без церемоний. Но три года назад никудышный король Альфонсо был свергнут. Испания стала республикой, а ее правительство получило подавляющее количество голосов поддержки от избирателей. Рауль Пальма был так взволнован, что хотел вернуться, но Ланни убедил его, что его долг управлять школой, которую Ланни помог создать.

Теперь стало ещё хуже, школьный функционер был глубоко обескуражен событиями в его собственной стране. Это была старая трагическая история партийных расколов и доктринальных споров. Фракции не смогли договориться о том, что делать, и приветливые пожилые преподаватели колледжей и юристы, которые составляли новое правительство, нашли, что проще ничего не делать. Испанский народ продолжал голодать. И как долго он будет терпеть наиболее благонамеренный «либерализм», который не дал им ни хлеба, ни средства его производства?

Ланни не очень хорошо знал Испанию. Он наблюдал её только на остановках во время яхтенных круизов и полётов на самолётах. Но он знал испанцев здесь на Ривьере. Они приезжали играть в гольф и поло, танцевать, играть и флиртовать в казино, или стрелять голубей, что по их представлению было мужественным видом спорта. Они не прочитали ни одной книги, они ничего не знали, но считали себя намного выше остального человечества. Альфонсо из-за своей вставной челюсти и других неприятных заболеваний любил удовольствия, и, когда приезжал на каникулы, развлекался с богатыми американцами на этом побережье радости. Ланни играл с ним в теннис, и по умолчанию не должен был выиграть, но проигнорировал это правило. В настоящее время экс-монарх был в Риме и интриговал с Муссолини о восстановлении на троне. «Вы должны поехать в Испанию!» — настаивал Рауль. — «Вы должны узнать испанских рабочих: они не все были убиты. Они увидели свет современных идей, и ничто не сможет ослепить их снова».

Ланни ответил, что он часто думал о такой поездке. — «Там много картин, которые я хочу увидеть и изучить. Но было бы лучше подождать, пока вы их не получите, экспроприировав их у помещиков, и тогда я смогу совершить много сделок». Он сказал это с улыбкой, зная, что его друг поймет. Всякий раз, когда молодой организатор приходил к нему за деньгами, Ланни мог сказать: «Я только что продал картину, так что я могу себе это позволить». Или он скажет: «Подождите до следующей недели, я охаживаю сейчас нефтяную принцессу и рассчитываю продать ей Дэтаза.» Рауль знал, что в кладовой в этом поместье было сто или более картин бывшего отчима Ланни, и всякий раз, когда приходил покупатель, Школа рабочих Юга Франции может устроить митинг или пикник с угощением и выступлениями. Но нельзя ничего говорить об участии Ланни в этом!

Шёл октябрь 1934 года, и Адольф Гитлер был у власти в Германии неполные два года. Он был человеком, который занимал мысли Ланни Бэдда. Он был новым центром реакции в Европе, опасным не только из-за его фанатизма, но также потому, что имел в своих руках индустриальную мощь Германии и старался превратить её в военную мощь. «Он опасен не только тем, что он сделал с евреями», — говорил искусствовед. — «Он представляет большую опасность для социалистов и всего рабочего движения в Фатерланде, но капиталистическая пресса Франции об этом не пишет». Они говорили об этом на их пути в Канны, где Ланни собирался сесть на вечерний поезд в Париж. Он и его друг ехали в семейном автомобиле с шофером на заднем сиденье, который доведёт машину обратно. Ланни, который встречался с Гитлером и слышал, как он выступал, предупредил Рауля, что Гитлер был только наполовину сумасшедший и не дурак. Но напротив, Гитлер — очень хитрый обманщик, которому удалось повести за собой немецкий народ с помощью программы радикальных социальных изменений. Её он не имел ни малейшего намерения выполнять. «Мы не можем игнорировать его и его целей», — настаивал американец. — «Мы не можем закрывать на него глаза и идти вперед с нашими планами, как будто его не существует. Он является реакционером и эксплуататором, и в своей книге он сказал, что его программа требует уничтожения Франции».

Раулю Пальма, интернационалисту, проповедующему разоружение и братство, трудно было понять это. Здесь был его друг и покровитель, настаивающий, что время для таких идей прошло. Никто не мог доверять любому соглашению с Адольфом Гитлером, и только быстрые и объединённые действия могут удержать его от перевооружения Германии. Французы всех партий должны вместе участвовать в этой программе, пока не станет слишком поздно. «Но, Ланни», — возразил директор школы, — «французские капиталисты предпочли бы Гитлера, чем нас!» «Это потому, что они не знают Гитлера», — был ответ.