Ольга Гурьян - Свидетели Страница 4

Эх, думаю, чем черт не шутит. И кто бы она ни была — сумасшедшая, или колдунья, или в самом деле послана спасти нас, а только солдаты мои при­смирели и слушают ее. Что-то такое в ней есть. И те­рять нам все равно нечего, и так все до последнего потеряно. Эх, была не была, пропади все пропадом... Поверить ей, что ли? Кто не пытается, тот не выиг­рывает.

Я говорю:

— Девушка Жанна, я здесь всего лишь началь­ник стражи. Я сам не могу решать. Я поведу тебя к господину де Бодрйкуру. Он здесь главный, и по его слову мы пойдем за тобой или выставим тебя за во­рота.

Глава пятая

ГОВОРИТ

РОБЕРТ

ДЕ БОДРИКУР

А-р-р-р! Сто чертей и чертова бабушка в при­дачу!

Я, Роберт де Бодрикур, начальник гарнизона в замке Вокулёр.

Я сижу у себя в комнате, ужинаю. Вдруг входит Пуланжи, начальник стражи, и говорит:

— Приятного вам аппетита! Там пришла девуш­ка в красном платье.

— Мне сейчас не до девушек. Я ужинаю.

Он говорит:

— Приятного аппетита. Она хочет, чтобы дали ей коня и латы и проводили к дофину.

— Еще чего?

— Она говорит, что ей было знамение и голоса с неба приказали ей освободить город Орлеан, короно­вать дофина и прогнать англичан за море.

Я обозлился, но не очень. Это вредно для пищева­рения. И я ему отвечаю:

— Вы, кажется, видите, что я ужинаю. Это не мое дело, а ваше — гонять вон всяких побродяжек. Дайте ей в шею и выкиньте за ворота.

Он не уходит, говорит:

— Она не побродяжка. Она...

Тут я стукаю кулаком по столу, только осторож­но, чтобы не повредить руку, и я ему говорю внятно и понятно:

— Проваливайте вон! По делам я принимаю утром.

Кажется, все ему объяснил. Разжевал, в рот поло­жил и еще пальцем в горло пропихнул. Проглотил и  уходи.

А он не уходит. Говорит:

— Знаете, в народе такое поверье: женщина по­губила Францию, а девушка ее спасет.

Тут я как трахну кулаком — все косточки отбил — и кричу:

— А-р-р-р! Сто чертей и бесхвостый дьяволенок!

Убирайтесь, пока я вам голову не прошиб! Это какая такая женщина погубила Францию? Это вы так смеете говорить про королеву-вдову? За такие слова, за оскорбление величества, вам не поздоровится! Вон!

Это я его нарочно попугал, чтобы он отстал от ме­ня. Молокосос, никакого уважения к старшим.

А королева Изабелла действительно негодяйка, каких свет не видал. В сговоре с англичанами и сво­его родного сына, бедняжку дофина, и знать не хочет. Говорит, что он ей вовсе не сын, и никакой он не до­фин, и французская земля уж теперь не французская, а английская. Сто дьяволов ей в глотку, такой королеве. Продажная мерзавка, и все тут.

На другое утро он опять является. Ну нет и нет мне покоя! Я храбрый рыцарь и не хуже кого друго­го дрался при Азенкуре, когда англичане нас вдребезги расколотили и мне расквасили голову. И я три месяца пролежал в постели и глотал всякие дрянные лекарства, и мне через день пускали кровь, так что я совсем ослабел, и каждый день мне ставили клистир. Вам когда-нибудь ставили? Знаете, что это такое? Ну то-то же!

И неужели я за все мои подвиги не заслужил не­много отдыха на склоне лет?

Значит, является Пуланжи с самого утра и го­ворит:

— С добрым утром. Там эта девушка...

— А-р-р-р! — кричу я.— Тысяча чертей, и бес­хвостый чертенок, и чертова бабушка в придачу! Не приставайте ко мне!

— Не волнуйтесь,— говорит,— не надо волновать­ся. Позвольте, я подам вам воды. Отхлебните глоток.

— Не пью я воды, не пью я воды, не пью я воды! Но отхлебнул глоток, и мне как будто стало по­легче.

— Ну,— говорю,— пристали вы ко мне, как репей к штанам. Выкладывайте, что там такое, и покончим с этим делом.

Он садится и говорит:

— Если англичане возьмут Орлеан, наш послед­ний оплот, им откроется путь на юг, и уже никаких преград не будет, и мы не сможем им противостоять.

— Все это я без вас знаю, — говорю я.

— И пока дофин не коронован, он не король, и никто его не считает королем. Многие думают, что он даже не королевский сын и никакой не дофин. А ко­гда англичане возьмут Орлеан, а у нас нет коро­ля,— то Генрих Шестой, король Англии, семилетний ребенок, станет королем Франции и править нами бу­дут английские бароны, а мы будем их вассалы и по­корные слуги. И вы тоже, господин де Бодрикур.

— И что дальше? — говорю я и стараюсь сдер­жаться, чтобы не заорать на него.

— Нам терять нечего,— говорит.— Почему не по­пробовать? А все мои солдаты поверили в эту девуш­ку и пойдут за ней хоть в самое пекло. И если солда­ты верят в победу, они побеждают.

— Черта с два,— говорю.— Вы знаете, как англи­чане дерутся? Я был при Азенкуре, а вы не были. И англичан разбить нельзя.

— Можно,— говорит он,—Эта девушка их разо­бьет.

И тогда я говорю ему внятно и понятно:

— Тысяча чертей. И бесхвостый чертенок. И чер­това бабушка в придачу. Не верю я ни в какие чуде­са. Сто лет тянется эта война, и все сто лет нас били, бьют и будут бить.

— Со вчерашнего дня, как только появилась эта девушка, мои солдаты не пьют, не играют и не сквернословят. Разве это не чудо?

Не могу я с ним больше спорить, говорю: — Я подумаю, приходите завтра.

На третий день я просыпаюсь в расчудесном настроении. За окном снег и солнце, а в комнате тепло и печь не дымит. Я лежу и просто с удовольствие думаю, что сейчас придет этот дурачок Пуланжи. Я ему сделаю отеческое внушение и, если он не по­слушает, посажу его на часок в темницу. За один час крысы ему нос не отгрызут, разве только принюха­ются.

Пуланжи приходит с докладом, но ни словечком нe упоминает эту девицу. И раз уж он не говорит об этом, мне, сто дьяволят, не к лицу его расспраши­вать.

И так проходит целая неделя, а про эту девицу ни слуха ни духа. Однако же я замечаю, что моих  солдат будто подменили. Не горланят, не клянутся, не напиваются, и рожи у них чисто вымытые и такие постные, как у целого университета богословов.

Ах, сто чертей и маленький дьяволенок! Я просто худею от любопытства.

У меня там один молоденький дворянчик, просто­душный мальчишка лет двадцати, помощник Пулан­жи, Жан Нуйонпон из Меца. Вот он ненароком попа­дается мне на пути, и я небрежно спрашиваю:

— Какие слыхать новости?

Он говорит:

— Разве вы не знаете? Уже по всей Лорени и дальше все только говорят про девушку Жанну, ко­торую послало небо спасти нас. И старый герцог Лорень вызвал ее к себе в Нанси, чтобы она исцелила его от болезней.

— Ах,— говорю,— чертова бабушка! Так она еще и лекарь?

Тут он вспыхнул, залился краской и говорит:

— Почтительно прошу вас не смеяться над ней. Она выше пустых насмешек. Нет, она не стала лечить его. Она ему сказала, что он ведет порочную жизнь и если не исправится, то никогда не выздоровеет, а вскоре умрет.

— Хо-хо,— говорю я.— Вот он, наверное, обрадо­вался? Небось наградил ее всяческими сокровищами за такой хороший совет.

Нуйонпон хмурится и говорит:

— Он дал ей негодную лошадь, и она вернулась в Вокулёр. Ах, капитан,— говорит он и смотрит на меня убедительными глазами,— это нехорошо, что вы не хотите помочь и ей напрасно приходится терять здесь время. Она говорит, что должна добраться до дофина, и лучше сегодня, чем завтра, и лучше завт­ра, чем потом, и она все равно дойдёт до дофина, даже если ей придется истоптать ноги до самых колен. И, кроме как от нее, нам неоткуда ждать помощи.

— Сто дьяволят и старый черт в придачу,— гово­рю я.— Я человек податливый, и вы меня уговорили.

Пусть зайдет завтрашний день с утра. И вот она приходит.

Очень миленькая девушка, хотя мне и покрасивей встречались. И красненькое платьице, хоть и сшито по деревенской моде, очень ей к лицу.

Я говорю:

— Входи, входи, милочка. Не бойся.

— С добрым утром,— говорит.— А я ничего не боюсь.

— Ой-ой-ой,— говорю.— Какая ты храбрая! И се­рого волка не боишься?

— Не боюсь,— говорит,— Я пастушка. Мне нель­зя пугаться волков.

— И меня,— спрашиваю,— не боишься?

— Нет, господин капитан. Я знаю, что вы добрый рыцарь и никогда не обидите бедную девушку.

— Хе-хе-хе,— говорю.— Ни бедную, ни богатую. Особенно богатую.

— Ах,— говорит,— я знала, что вы великодуш­ный и разумный господин. И я так рада, что мы с ва­ми договорились. Ведь и так уже потеряно много вре­мени. И сейчас уже дофину нанесен под Орлеаном великий ущерб. А если я еще задержусь здесь, больше будут потери.

— Постой, постой,— говорю.— Не так быстро. Мы с тобой еще ни о чем не договорились.

— Да что там? — говорит она.— Пустяки оста­лись. Конь и латы у меня уже есть. Латы не очень красивые, но на первое время сойдут.

— Постой, постой,— говорю.— Откуда это у тебя?

— Солдаты сложились у кого сколько было, и господин Пуланжи добавил, что не хватало. Лошадка такая смирная, а латы купили старые у оружейника в городе.