Андрей Зарин - Живой мертвец Страница 4

— Он! — воскликнула Маша и легче серны выскочила из комнаты.

Она сбежала с крыльца и с криком «Сеня» побежала к калитке, где торопливо привязывал рвоего коня офицер. Но, добежав до калитки, Маша снова вскрикнула не то в испуге, не то в разочаровании.

Дмитрий Брыков злобно усмехнулся, увидев ее смущенное лицо, и, грубо взяв ее руку, сказал с горькой усмешкой.

— Думали — Сеня, ан — Митя!.. Ну, что же!.. Ведь все же Брыков пожаловал.

— Вы от Семена Павловича? — быстро спросила его Маша. — Когда он будет?

— Сам от себя я, — ответил Брыков, — а когда он будет, не знаю. Может, и не будет вовсе! — И он засмеялся.

— Как не будет? Почему? — тревожно спросила Маша.

— Может, и помер!

Девушка прижала руку к сердцу и тяжело перевела дух.

— Вы — злой! — сказала она ему с укором.

Брыков засмеялся снова, а потом взглянул на нее огненным взглядом и прошептал:

— От вас зависит сделать меня добрым!

Маша ничего ему не ответила, круто отвернулась от него и вошла в комнаты.

— Ты с кем это? — спросил ее старик.

— Дмитрий Власьевич! — презрительно ответила она.

Старик с недоумением отнял от губ трубку.

— Чего это он?

В это мгновенье в горницу вошел Дмитрий и, подойдя к старику, сказал:

— По делу, государь мой, по делу.

— Милости просим, — ответил старик, — садитесь. Гость будете. Что братец?

Маша собрала свое вышиванье и вышла из комнаты. Дмитрий посмотрел ей вслед, тихо усмехнулся, потом встал, прикрыл дверь и вернулся на прежнее место. Старик глядел на него с недоумением.

— А дело вот какое, — тихо заговорил Дмитрий, наклоняясь к Федулову, — брат мой, Семен, у себя в имении помер.

Старик откинулся и раскрыл рот.

Дмитрий только кивнул головой и продолжал:

— Да, помер мой брат, и я теперь — всего наследник. Так вот, я хочу быть всего наследником и хочу жениться на вашей дочери, и вы уговорите ее! За то вам особая награда будет!

Старик оправился от неожиданности и уже внимательно слушал Дмитрия.

"Что же, — мелькало в его уме, — не тот, так другой. Денежки те же, покой тот же, а этот еще награду сулит! Что же, не в девках сидеть Машутке!"

— На все воля Божья, — сказал он вздохнув, — а я согласен! Ну, новый зятюшка, поцелуемся! — прибавил он весело, и на его лицо вернулось прежнее спокойствие.

Они поцеловались.

— С чего же это Семен Павлович помер? — спросил старик.

— А не знаю еще! — беспечно ответил Дмитрий. — Горячка, что ли? Только вчера с усадьбы приехал Еремей и доложил мне, а ныне и государю сообщено.

— Ах! — раздался в ту же минуту крик за дверью и что-то грузно упало на пол.

Дмитрий вскочил и бросился к двери, которую с трудом отодвинул. На полу лежала Маша, лишившаяся чувств. Дмитрий легко поднял ее с пола и перенес на диван.

— Подслушивала, — резко сказал он старику. — Позовите слуг, а я поеду. Завтра за ответом буду.

— Ладно, ладно, — растерянно ответил Федулов и стал беспомощно кричать: — Марфушка, Ермолай! Черти!

— Что глотку дерешь? — вбежала старая Марфа, но, увидев бесчувственную Машу, только всплеснула руками и крикнула: — Ахти мне! Чем ты ее, греховодник, до такого довел? А?

— Молчи, молчи, дура-баба! Семен Павлович умер, а она узнала!..

— Жених? Семен Павлович? Ахти мне!

— Да ты что, чертова кочерга, воешь? Ты ее в чувство приводи! — рассердился старик.

— Сейчас, сейчас, — захлопотала старуха. — Я ей перышком покурю! Живо! — и она помчалась в кухню, вернулась с пучком птичьих перьев, зажгла их и напустила такого смрада, что все стали чихать и кашлять.

Маша тоже закашлялась и очнулась.

V

РАЗГРОМ

Сидор Карпович, бывший дядька Семена Брыкова, а потом его дворецкий или мажордом (как называл он себя), встал ни свет ни заря и занялся порядком. Это значило, что, где ворча, где болтая, он обошел пять господских комнат, вошел в кухню и там остался, не зная в доме места теплее и уютнее.

Сидор Карпович был седой, степенный старик с выправкой старого слуги екатерининского времени. В холщовой рубашке с жабо, в желтом нанковом сюртуке, в чулках и башмаках, он время от времени вынимал из кармана тавлинку и с важной миной набивал табаком свой красный нос, нагло свидетельствовавший о единственной слабости старика.

Затем Сидор вышел в прихожую и первым делом ткнул в бок спавшего на конике Павла, казачка и рассыльного, малого шести футов ростом. Тот вскочил как ужаленный и спросонья вытаращил глаза.

— Дрыхнешь! — с укором заговорил Сидор. — Восемь часов, а он дрыхнет! Вставай, ленивец! Вот я ужо…

Павел пришел в себя и обозлился.

— Чего же мне делать-то, вставши? — сказал он. — На вас глядеть, что ли?

— Так! А чистоту блюсти?

— Да чего ее блюсти-то? Барина нет, все прибрано.

— А приедет? Ты гляди, рожа-то у тебя? Опухла ведь вся! Лопнуть хочет! А космы… Поди, поди, умойся, очухайся, а то я тебя как возьму за вихры! — Он погрозился и пошел дальше.

Гостиная с пузатой мебелью красного дерева, с ясно навощенным полом, картинами на стенах и клавикордами действительно блестела чистотою. Дальше были рабочая комната и спальня, затем курительная с низкой турецкой мебелью, с целой стойкой трубок, оружием по стенам и, наконец, столовая; все было в таком порядке, что хоть сейчас вводи хозяйку и хвастайся.

Сидор Карпович остановился в прихожей, торжественно понюхал табаку и прошел в кухню, где Степан Лукьянов разводил уже жаркий огонь.

— Наше вам! — приветствовал он дворецкого. — Как почивать изволили?

— Ничего себе. Спасибо, Лукьяныч! — ответил старик, присаживаясь у стола. — Поснедать бы чего малость, а? Червячка заморить! А? — И он подмигнул повару. — В одночасье!

Скоро перед стариком стояли штоф «Ерофеича», тарелка груздей и кусок жирной грудинки. Старик жадно начал выпивать и закусывать, говоря в то же время:

— Не иначе, как нынче должен барин приехать. Ишь, неделя как нету, а обещал в три дня обернуться. Марья-то Сергеевна, поди, стосковалась! Ты, Лукьяныч, нынче изготовь к господскому обеду все по правилу. Беспременно будет.

— Сидор Карпыч! — вдруг раздался испуганный оклик, и в кухню влетел Павел.

Дворецкий поднял на него укоризненный взгляд.

— Ну, чего орешь? — спросил он. — Сидор Карпыч! Сам знаю, что Сидор Карпыч! Чего тебе?

— Еремей приехал! — ответил Павел. — Да с телегою.

— Ну, ну! Барин послал и приехал. Зови его сюда!

— Барин, да не наш, а Митрий Власьев! И Федька с ним.

— Ну, Федька, и пусть Федька. Зови их!

Но в эту минуту без всякого зова в кухню вошел Еремей и остановился перед Сидором, не снимая с головы шапки. Старик сурово взглянул на него.

— Чего шапки то не снимешь? — сказал он. — Ишь, словно в кабак ввалился. Зачем барин прислал?

— Было бы перед кем шапку ломать, — ответил Еремей, нагло улыбнувшись. — Довольно! Покланялись!

Старый Сидор даже откинулся от такой наглой речи. А Еремей продолжал:

— А барин прислал за тем, чтобы все, что ни есть в доме, на воз уложить и к себе везти, а тебя, старого пса, на веревку взять да к той же телеге привязать! За тем и приехали! А вы живо! Помогать!

Дворецкий ничего не понял из его речи, но в то же время услышал в комнатах какую-то возню и грохот.

— Стой! — сказал он сердито. — Что ты там намолол? Пьян, что ли? Какой барин? Куда везти?

— К нашему барину, — ответил Еремей, — к Дмитрию Власьевичу Брыкову, потому как Семен-то Павлович побывшился…

— Как побывшился? Кто сказал? — закричал старик, вскочив на ноги.

— Хоть бы и я! — усмехнулся Еремей. — А теперь-то уже и всем ведомо. В государевом приказе есть!

Старик схватился за голову, но через минуту очнулся.

— Так его сюда везут?

— Прикажет барин — и привезут, его воля. А теперь имущество давай!

— Имущество? — грозно сказал старик. — Нет такого права. Доколь не увижу своего барина мертвым, чубука не отдам!

— Сами возьмем! — усмехнулся Еремей и двинулся в комнаты.

Старик бросился за ним, вбежал в комнаты и на мгновение замер. Федька и мужик уже успели очистить гостиную и дружно волокли из кабинета красивый будь.

— Разбойники! — закричал Сидор, бросаясь на них. — Пошли прочь! Павлушка, беги за квартальным! Батюшки, грабят: Степан, Антон!

Однако Еремей ухватил его за ворот сильной рукой и, отбросив в сторону, сказал:

— Нишкни, если не хочешь батогов узнать! Сказано тебе — барский приказ!

— Да я к квартальному!

— Ну, и что будет тогда? — раздался позади него насмешливый голос, и растерявшийся старик увидел перед собой Дмитрия Брыкова и с ним квартального.

— Батюшка, — растерянно пробормотал Сидор, — да что же это?

— А то, — сказал Брыков, — что брат помер и я теперь над тобой барин, а потому, если не хочешь на съезжую, то не шуми!