Ян Мо - Песнь молодости Страница 4

Дао-цзин сидела с опущенной головой.

Сразу же, без перехода, мачеха начала почему-то успокаивать ее:

— Доченька, ты не убивайся. Слушай, что тебе говорит мать, и ручаюсь, что все мы будем сыты и одеты, а ты сможешь продолжать учиться.

Дао-цзин молчала…

После минутного раздумья мачеха чуть улыбнулась, нервно покусывая ногти.

— Доченька, скажи откровенно, за кого ты все-таки хотела бы выйти замуж?

Дао-цзин продолжала молчать.

— Говори, я ведь тебя спрашиваю!

— Мама, я никогда не задумывалась над этим. Разве ты не хочешь, чтобы я училась дальше? Умоляю тебя, не говори мне больше о замужестве!

Мачеха нахмурилась, но сдержалась.

— Ты сама не знаешь, что говоришь. В твои годы я уже была замужем: меня выдали шестнадцати лет… Еще раз повторяю: замужество вовсе не помешает тебе учиться.

С этими словами она поднялась; глаза ее хитро сузились, превратившись в две маленькие щелки. Взяв Дао-цзин за руку, деланно улыбаясь, она сказала:

— Дорогая доченька, хочу сообщить тебе приятную новость… Ты очень понравилась господину Ху, начальнику управления, — помнишь, он приходил к нам? Он в восторге от твоей внешности и ума. Человек еще не женат. Ему лишь немногим больше тридцати, однако он богат и пользуется влиянием…

Дао-цзин сидела, не поднимая головы, и ничего не отвечала. Мачеха решила, что она по-девичьи смущается и стесняется сказать, что согласна. Взяв дочь за руку и радостно поблескивая глазами, она затараторила:

— Жемчужина моя, ты должна согласиться. Счастье само плывет к тебе в руки; у этого начальника управления в Нанкине и в Шанхае собственные европейские дома. В Бэйпинском банке у него крупный вклад, в деревне — своя земля. Кроме того, акции в Шанхае… Он доверенное лицо Чан Кай-ши, скоро получит еще более высокий пост.

Больше терпеть Дао-цзин не могла. Гневно отбросив руку мачехи, она с горечью воскликнула:

— Мама, не губи мою жизнь! Лучше уж умереть, чем стать игрушкой в руках вашего чиновника! И не думай об этом!

Мачеху словно подменили. Она затопала ногами, вся затряслась и протянула к Дао-цзин руки. Пальцы ее подрагивали, словно она собиралась вцепиться в девушку.

— Ах ты, подлый собачий выродок! Возомнила себя благородной барышней? Тварь поганая! Да могла ли какая-то там голодранка, проститутка из конуры, произвести на свет что-нибудь путное!.. Ладно, хватит! Если ты, неблагодарная, не сделаешь как я хочу, я продам тебя — верну хоть деньги, на которые кормила все эти годы!

Дао-цзин застыла на месте. О чем она говорит? Кто же все-таки ее родная мать? Она слышала только, что ее мать умерла. «Голодранка», «проститутка из конуры» — эти слова больно ранили сердце девушки.

Убежав в свою комнату, она бросилась на кровать и пролежала там, не пошевельнувшись, до полуночи.

Потом она незаметно проскользнула в комнату к няньке Ван и, крепко прижавшись лицом к ее худой старческой руке, спросила:

— Бабушка, скажи мне, пожалуйста, кто была моя мама? Она… Как она умерла? Почему ты никогда не рассказывала о ней?

Ответа не последовало.

— Говори, няня, говори мне все, все, прошу тебя!.. Ведь ты любишь меня, любишь… как мама.

Обняв старушку, Дао-цзин заплакала.

— Детка… Ты, наверное, помнишь, когда ты была маленькой, я рассказывала тебе о девушке, ходившей в горы за хворостом? Это и была твоя родная мать.

В детстве сиротка любила долгими зимними вечерами, прижавшись к бабушке Ван, слушать ее сказки. Среди этих сказок была и история Сю-ни.

Боясь, однако, нарушить запрет Сюй Фэн-ин, бабушка Ван не осмеливалась поведать маленькой Дао-цзин о том, что ее матерью была именно та бедная деревенская девушка, которая часто ходила в горы за хворостом и которая вопреки своему желанию стала наложницей богача. И вот только теперь добрая старушка решила рассказать Дао-цзин правду о ее матери.

…Жена Линь Бо-тана приказала слугам посадить Сю-ни в машину и отвезти ее в дом к одному из друзей мужа. Сю-ни бешено сопротивлялась. У самых дверей дома, куда ее привезли, она, наконец, вырвалась и побежала обратно к своему ребенку. Ворота дома Линь Бо-тана были наглухо заперты, и женщина с растрепанными волосами, спотыкаясь и падая, стала бегать вдоль высокой стены, окружавшей дом. Целые сутки она не ела и не пила, бродила все время около дома и горестно восклицала:

— Отдайте ребенка! Верните мне дочь! Ты, потерявшая совесть волчица! Жестокий палач! Верните моего ребенка! Верните!..

Линь Бо-тан, понимая, что разговоры о Сю-ни могут подорвать его авторитет и положение ректора, приказал связать обезумевшую женщину и отвезти ее на родину — в горную деревушку на берегу реки Байхэчуань.

Как только Сю-ни, от безумного горя никого не узнававшая, увидела родную деревню, знакомые горы и речку, она пришла в себя и тихо заплакала. Потеряв надежду увидеть ребенка, она несколько успокоилась при мысли, что теперь по крайней мере будет жить вместе с дедушкой — добрым человеком, делившим с ней все невзгоды и радости. Она не знала, что, вернувшись в родную деревню, найдет там пустую фанзу — деда уже не было в живых.

Узнав это, она окончательно потеряла рассудок и бросилась в реку…

Так была загублена жизнь матери Дао-цзин.

Дао-цзин упала на постель бабушки Ван. Она вся обмякла и как будто потеряла сознание. Прошло много времени, прежде чем она с трудом смогла подняться. Холодными как лед пальцами она крепко сжала высохшую руку старушки и, прошептав: «Мама…», разрыдалась. Впервые в жизни она плакала так горько.

— Детка, перестань, а то мачеха услышит! — Старушка успокаивала Дао-цзин, а сама вытирала слезы.

— Бабушка, я больше не боюсь их!.. Я уйду из этого проклятого дома! — Дао-цзин порывисто вскочила.

— Куда же ты пойдешь? — испугалась добрая старушка.

— Вернусь в школу. Поживу там несколько дней, подожду, пока в институте не объявят списки принятых…

— Вернешься в школу? Ну, ладно! Только подумай сначала. Мачеха наговорила тебе грубостей — ну и что из этого? Не обращай внимания. Через несколько дней все забудется. Детка, ведь недаром говорится: «Коль живешь под низкой крышей, приходится склонять голову». — Старушка чиркнула спичкой и начала что-то ощупью искать под подушкой.

Освещенная бледным колеблющимся огоньком Дао-цзин смотрела на нее. Няня достала из наволочки маленький бумажный сверток. Бережно развернув его, она позвала Дао-цзин поближе и попросила зажечь еще спичку; потом она тщательно пересчитала тоненькую пачку пестрых банкнотов и, вложив их в руку Дао-цзин, тихо всхлипнула:

— Это твоя мачеха недавно заплатила мне за два месяца — тут десять юаней. Внученька, когда вернешься в школу, эти деньги тебе пригодятся. Потерпишь немного… Будет что нужно — дай мне знать. Ах ты, моя горемыка…

Взяв деньги, Дао-цзин задохнулась от нахлынувших на нее чувств.

— Пока они спят, я уйду. Я… я не… До свидания, бабушка!..

Глава третья

Покинув дом, Дао-цзин не вернулась в школу. Она поклялась навсегда уйти из этой ненавистной ей теперь семьи, никогда больше не подходить к порогу дома, где властвовало зло. Первые три дня Дао-цзин провела у Ван Сяо-янь, своей подруги по начальной школе, а затем поехала в Бэйдайхэ[13] к двоюродному брату. Это был умный и честный молодой человек, перед которым Дао-цзин преклонялась с малых лет, женатый на ее хорошей школьной подруге. Если бы девушка нашла их, они, безусловно, помогли бы ей. Перед началом каникул она получила от брата письмо, в котором тот сообщал, что они с женой остаются на лето в Бэйдайхэ. За два дня до отъезда Дао-цзин написала им о своем намерении приехать, сообщила день выезда. Однако в Бэйдайхэ она почему-то не застала их.

Неужели они уехали? Сидя одна возле школы, девушка не могла сдержать подступивших к глазам слез. Луна незаметно переместилась к югу, свежий морской ветерок шевелил волосы Дао-цзин и постепенно развеял ее мрачные мысли. «Время уже позднее, нельзя же вот так сидеть и плакать!» Дао-цзин подняла голову, окинула взором молчаливую рощу, старый храм — школу с наглухо закрытыми дверями и медленно встала.

«Может быть, поискать директора школы и его расспросить?» — мелькнула у нее мысль, и она почувствовала облегчение. Ей очень захотелось есть. Ведь она не ела со вчерашнего дня! Дао-цзин оставила вещи возле школы и пошла по тропинке к деревне.

«Где же искать директора?»

Она шла по тихой, безлюдной улице. Дао-цзин не знала ни фамилии директора, ни дома, где он живет. Внезапно она заметила человека, медленно двигавшегося по улице ей навстречу. Когда прохожий приблизился, она спросила его:

— Скажите, пожалуйста, где живет директор школы?

— Директор? — незнакомец удивленно остановился. — В такое позднее время? А вы откуда?