Джоан Швейгарт - Королева мести Страница 4

— Откуда у тебя этот меч?

Я вздохнула и посмотрела на чашу с вином. Теперь я чувствовала себя оскверненной общением с гаутом, который стал гунном.

— Это не простой меч. Ты и сам это видел. Он создан самим Воденом в те дни, когда боги ходили по этой земле так, как сейчас ходят люди.

У Эдеко расширились глаза.

— Откуда ты это знаешь?

— Мне сказал об этом человек, которому меч принадлежал раньше.

— И кто же он?

— Его звали Сигурд, он был франком, из знатного рода. Может, ты слышал о…

— Не слышал. Как меч попал к тебе?

Я молча смотрела на гаута. Это повествование я берегла для ушей Аттилы. Теперь же я боялась, что поведала Эдеко слишком много. Аттила может удовольствоваться одним пересказом. Но в то же время мне было ясно, что Эдеко не отступит до тех пор, пока я не отвечу на его вопрос, Поэтому я рассказала ему о том, как давным-давно семья гномов украла этот меч у богов. Один из этих гномов настолько сильно возжелал получить меч, что убил ради него своего отца. Для того чтобы избежать мести своих братьев, он превратился в дракона и унес меч высоко в горы. Затем, много лет спустя, один из братьев гнома-дракона, Реган, пообещал отдать меч Сигурду, если тот отправится с ним в горы, чтобы отомстить за смерть отца. Про золото я упоминать не стала. Как не стала говорить и о проклятье.

Эдеко с интересом меня выслушал, отрывая взгляд от моих глаз только для того, чтобы поднести к губам чашу с вином. В какой-то момент, когда я замолчала, чтобы восстановить дыхание, он протянул чашу мне. Сначала я подняла руку, чтобы отказаться от нее, но потом передумала и приняла — как символ своеобразного единства и дружбы. Тогда Эдеко улыбнулся мне, а я с удовлетворением подумала, что мне легко будет его обмануть. Я смогу убедить его в том, что пришла в город Аттилы с благими намерениями.

— Как же тебе удалось украсть меч у франка? — спросил Эдеко.

— Я не крала меч у Сигурда. После того, как он умер, я похитила меч у мужчины, который присвоил его себе. Сигурд любил меня. Он хотел бы, чтобы этот меч достался мне.

Эдеко прищурился. Я вздохнула.

— Понимаешь, — поспешила я объяснить, задетая его недоверием, — Сигурд вернулся с гор с мечом и сердцем дракона, но без спутника. Гном передумал отдавать меч, как только снова увидел, насколько он прекрасен. И Сигурду не оставалось ничего иного, кроме как убить Регана.

Когда я нашла Сигурда, он выглядел очень несчастным — ведь ему пришлось погубить старого друга. Все это произошло у подножья горы, недалеко от пещеры, в которой я тогда жила. Сигурд пребывал в смятении — он не знал, что объяснит франкам смерть Регана. Хоть Реган и не был франком, он прожил среди них долгие годы, и они его полюбили. Сигурд боялся, что франки потребуют меч в качестве платы за смерть Регана, поэтому только обрадовался возможности остаться вместе со мной в пещере до тех пор, пока не решит, что делать дальше. Я написала над входом в пещеру охранную руну, чтобы защитить ее от франков, если те вздумают искать Сигурда. Знания о рунах я получила от одной крестьянки, с которой какое-то время жила, а магической силой меня наделили сами боги, избрав и сделав валькирией. — Тут я замолчала, но Эдеко никак не отреагировал на последнюю фразу. Тогда мне пришло в голову, что он, гаут по рождению, не был гаутом по сути и ничего не смыслил в подобных вопросах. — Мы хорошо подходили друг другу, — продолжила я рассказ. — Я — валькирия, обладающая силой изменять события, и Сигурд, человек, который убил дракона. И случилось так, что наше восхищение друг другом переросло в нечто большее. Однако еще до того, как отправиться вместе с Реганом в путешествие, Сигурд обручился с женщиной из бургундов, к которой к тому времени уже охладел. Будучи гаутом, он не хотел нарушать данную им клятву, и наша близость заставила его страдать еще сильнее. Так он и жил со мной, мучимый сомнениями.

В конце концов Сигурд пришел к решению, единственно верному для мужчины, хозяина своему слову: он вернется к женщине из бургундов, чтобы сообщить ей о том, что жив и здоров, а потом отправится к франкам и расскажет им правду о смерти Регана. Но пока он не знает, как франки воспримут эту весть, меч надлежит спрятать. Сигурд хотел оставить его у бургундов. Даже тогда я чувствовала, что это его решение было, прямо скажем, не слишком мудрым. Но я так сильно любила Сигурда, что приняла свое предчувствие за ревность и не стала удерживать от поступка, который он считал правильным.

Со мной бы Сигурду ничего не угрожало, но мои силы принадлежат только мне, и, когда он удалился от меня, я уже не могла ничем его защитить. Он встретился со своей бургундской невестой, оставил меч у ее братьев и отправился домой, чтобы рассказать о смерти Регана. Потом Сигурд вернулся к невесте, чтобы сдержать данную им клятву и жениться на ней. Однако вскоре после их свадьбы братья жены стали вести себя с ним неподобающим образом. Старший заявлял, что Сигурд должен был отдать меч ему, в качестве выкупа за невесту. Жена Сигурда тоже прониклась жадностью. Ей показалось мало стать женой великого человека, убийцы дракона… Однажды она услышала, как Сигурд во сне назвал мое имя, и на следующее утро, как только горизонт окрасился зарей, набросилась на мужа: «Кто такая Ильдико?» И вот она вместе со своими братьями замыслила недоброе против Сигурда, но он узнал об этом заговоре. Однажды он выбрался из дома и приехал ко мне, чтобы рассказать обо всем и спросить совета. Я вгляделась в костер, горевший у входа в мою пещеру, и увидела, что жена Сигурда вместе с братьями задумала убить его, и что кровь будет пролита сразу же, как он вернется домой. Я сказала Сигурду, что он не должен возвращаться. Его жена была беременна, и хотя у него имелись все основания, чтобы освободить себя от данных ей клятв, он не желал бросать ребенка. Сигурд хотел вернуться, предложить ее братьям меч в обмен на свою жизнь, дождаться рождения ребенка, который, как он надеялся, окажется мальчиком, а потом украсть сына и меч и вернуться ко мне. Я убеждала его не делать этого, просила понять, что бургундам нужен не только меч. Они жаждали смерти Сигурда, чтобы потом рассказывать, что это они одержали победу над драконом…

Когда я сказала это Сигурду, он затрясся от гнева. Он мог смириться с утратой меча войны, но стерпеть, что кто-то другой будет купаться в лучах славы его подвига, было выше его сил. Сигурд поклялся вернуться, чтобы убить братьев своей жены. Я умоляла его остаться. Но Сигурд принял решение. Он ушел. И погиб…

Я замолчала и опустила голову. Наконец, Эдеко заговорил.

— Как ты узнала о его смерти?

Я подняла голову, чтобы он увидел слезы на моих глазах.

— Я не могла не узнать о ней. Я видела ее в огне костра и видела на стенах пещеры — позже, когда лежала на шкурах, думая о Сигурде и желая вернуть его. Я знала о том, что он погибнет, и от горя была сама не своя. Затем, не так давно, я наткнулась на племя гаутов, аланов, которые шли в Западную империю. Они переночевали в моей пещере. У одного из этих людей была арфа, и он спел сказание о мече войны, так, как слышал эту песнь от бургундов.

Конечно, я тут же открыла им истину, и они пообещали мне, что с этого дня будут петь только правду. А как только они ушли, я поняла, что должна сделать. Добравшись до земель бургундов, ночью, когда все спали, я проникла в жилище братьев и нашла меч. Это было не трудно. Ты сам видел, как этот меч отражает свет: такое происходит только с волшебными предметами. Гордые братья и не думали прятать меч: он висел на стене на самом почетном месте. Я тихо сняла его со стены и, едва притронувшись к рукояти, ощутила, как сильно он жаждет крови. Этот меч создан для того, чтобы ее проливать. Теперь ты это тоже знаешь! Я видела твое лицо, когда ты его коснулся! Мне было очень трудно сдержаться и не обратить его против той женщины и ее братьев. Но я поняла, что меч войны Водена сотворен для того, чтобы сокрушать армии, а не какую-то жалкую горстку гаутов, которые и так испытают большее горе, чем смерть, когда узнают о пропаже меча. Я украла лошадь и гнала день и ночь как безумная. Остальное ты знаешь.

Я снова откинулась назад и допила вино. Буквально кожей ощущала я горящий любопытством взгляд Эдеко. Я тоже пылала — от гордости, но не только. Историю я рассказала вполне достоверную, пусть она и отличалась от той, которую мы сочинили с братьями. Все равно повествование вышло удивительно правдивым. Но я не собиралась называть племя бургундов и сейчас не понимала, зачем все-таки я это сделала. Хотя мне казалось, что это уже не важно. Главное, что во всей этой выдумке я была честна по отношению к Сигурду. Во всяком случае, насколько это возможно. Его имя и слава остались незапятнанными, даже здесь, в городе Аттилы. Я поставила чашу из-под вина и взглянула в сторону выхода, где теперь виднелись лучи заходящего солнца. В проем вливался золотистый свет.