Тимур Лукьянов - Кровь и песок (сборник) Страница 4

Ей хотелось заплакать, но все знали, что дочь великого Конрада Монферрата не плачет никогда.

— Эндрю д’Оро, так его звали? Откуда он? — сказала она без слез, хотя голос ее дрогнул.

— Он датчанин, был датчанином, моя королева. — Произнес сир Роберт.

— У него была семья? — спросила Мария.

— Нет, Ваше Величество. Он был одинок, — ответил капитан.

— Может, он встречался с какой-нибудь девушкой?

— Нет, Ваше Величество. Насколько мне известно, нет.

— Тогда отправьте его матери благодарственное письмо и десять золотых безантов от короны, — распорядилась королева.

— Но у него нет матери, он сирота, Ваше Величество, — сказал старый рыцарь сир Мердок.

— Тогда похороните его как героя со всеми почестями рядом с собором. Пусть люди видят, что я ценю тех, кто предан мне.

— Да, Ваше Величество, — ее воины поклонились.

— Сир Роберт, известно ли, сколько убийц напали на замок? — Задала Мария вопрос.

— Мои люди убили четверых ассасинов. Двое набросились на сира д’Оро, но это был лишь отвлекающий маневр. Другие двое в это время попытались вскарабкаться по стене, чтобы проникнуть в ваши покои, но арбалетчики убили их.

— Наградите моих арбалетчиков за меткие выстрелы. Поставьте побольше людей у ворот проверять всех, кто входит и выходит.

— Будет исполнено, моя королева, — произнес капитан.

— Посланцы Старца Горы осмелели, — заметила Мария. До сих пор они ограничивались нападениями на безоружных священников, убивали преданных христиан на городских улицах, но это первый раз, когда они проникли в замок, и это первый из моих рыцарей, убитый ими.

— Первый, — предостерег сир Роберт, — но, боюсь, не последний.

— Мы все на войне, — произнесла Мария.

Она скрывала за спокойным тоном свой страх. Она сильно опасалась за свою жизнь. Семнадцать лет назад, 28 апреля 1192 года, в этом же городе ассасины убили ее отца. Отец являлся ей в снах таким, каким был изображен на портретах, но она не могла помнить его. Ее мать Изабела I, Королева Иерусалима вышла замуж за Генриха II Шампанского, уже будучи беременной Марией. И все, что Мария знала об отце, она знала со слов матери, родственников и людей, помнивших его. Но этого ей хватило, чтобы вырасти с любовью к памяти своего знаменитого родителя и гордиться им. Но достойна ли она памяти отца? Он был силен и бесстрашен, красивый, уверенный в себе мужчина, блестящий рыцарь. Она же была слабой хрупкой девушкой и боялась за свою жизнь.

— Но на этот раз мы сражаемся с тенями. Эти убийцы — они подобны теням. — Плохо скрывая испуг, выпалила она.

Ее попытался успокоить сир Роберт:

— Они такие же люди, Ваше Величество. Охрана замка усилена, опасность миновала.

Мария сказала, немного успокоившись:

— Все свободны. Надеюсь, сир Роберт, я могу продолжить прерванный сон?

— Да, моя королева, ваш сон более ничто не потревожит, — капитан гвардейцев поклонился.

Мария сделала жест рукой, и ее воины удалились, унося с собой мертвеца. Она осталась одна, если не считать пожилой монахини, в огромном зале, тронном зале ее великого отца. Она надеялась на передышку от войны хоть на время, она хотела дать народу хотя бы несколько лет мира, в королевстве нужно было так много отстроить заново! После разгрома, учиненного султаном Саллах Эд Дином, ее страна никак не могла оправиться, многие поселения превратились в руины. Но можно ли надеяться хоть на какую-то передышку сейчас, когда мусульмане теснили остатки христианского королевства со всех сторон?

Засыпая в своей холодной постели, Мария вспоминала вчерашний разговор с сиром Робертом. Ее капитан гвардейцев был уже давно немолод. Ему перевалило за пятьдесят, когда она была еще маленькой девочкой, однако его выправке и мастерству мечника все еще завидовали молодые. Это был один из самых преданных ей людей: он служил капитаном гвардии еще в те годы, когда ее отец был жив. Сир Роберт был одним из тех доблестных рыцарей, чье мужество не позволило Салах Эд Дину взять Тир, в то страшное для христиан время, когда даже Иерусалим пал под натиском мамелюков.

— Моя королева, — сказал вчера ветеран, — боюсь, наши рыцари плохо подходят для противодействия ассасинам.

Мария посмотрела в выцветшие голубые глаза старика и сказала:

— Рыцари — это мои лучшие воины.

— Они хороши на конях и созданы для битвы верхом, или, в крайнем случае, чтобы стоять плечом к плечу за щитами, ощетинившись мечами или копьями. Их учили биться бесстрашно, воевать в открытом бою. И они пойдут в любой момент в бой за вас без размышлений и промедления, не жалея жизни. Но они не умеют разгадывать тайны или задавать вопросы, как это делают тамплиеры.

— Так тамплиеры подошли бы лучше? — Капитан был в чем-то прав. Он готовил для нее войско смелых рыцарей, обучая с малолетства подающих надежды детей горожан, невзирая на сословные различия, верховой езде и обращению с копьем и длинным мечом на европейский манер, но, действительно, чем поможет ей настоящий рыцарь против трусов, нападающих из теней со спины? Рыцари привыкли сражаться верхом. Закованные в броню всадники незаменимы в битвах на открытых полях и холмах, но неповоротливы на узких улицах.

— Тамплиеры мастера распутывать интриги. Мне кажется, что не только мусульмане, но и какие-то скрытые враги ищут возможности причинить вам зло. Я рекомендовал бы вам, моя королева, договориться с тамплиерами, предоставив им, например, Старую Цитадель.

— Посмотрим, — сказала она вчера неопределенно, но теперь готова была согласиться с предложением капитана. Обычные рыцари не способны биться с тенями, это очевидно, как очевидно и то, что ассасины — это не совсем люди, они действительно подобны теням, они — само зло. В день, когда убили ее отца, все входы и выходы в соборе тщательно охранялись, но ассасины смогли проникнуть, подобраться к отцу и пронзить его незащищенную кольчугой шею кинжалами, так же, как это только что произошло с сиром д΄Оро.

Стражи стояли везде. Каждая дверь и каждый поворот коридора охранялись. Охранялись все лестницы и все балюстрады. Охранялись все башни и весь периметр внешних стен. «Это случайность, — успокаивала себя Мария, — больше они не проникнут». Но она знала, что за цветными витражами окон дворца ее безопасность не была гарантирована вовсе. На склонах холмов вокруг города трудились тысячи арабов — выращивали рожь и маслины, пасли скот, выделывали кожи, благодаря чему кладовые Тира были полны запасов, но вряд ли те, кто создавал эти запасы, любили свою правительницу.

Когда теплый левантийский рассвет позолотил крыши, после бессонной ночи, проведенной в раздумьях о грозящей опасности, королева вышла на террасу. Ее глаза были синими, как левантийское море, а золотые волосы ниспадали крупными тяжелыми локонами на высокую грудь.

Покои королевы находились на вершине холма. Холм был весь укреплен мощными каменными стенами, от основания и до вершины, на которой находились личные покои правительницы, окруженные по углам башнями. Ее город лежал вокруг основания ее крепости. Утреннее солнце сверкало на золотых куполах собора и рождало глубокие тени в узких городских переулках. Возможно, где-то там прямо сейчас ассасины готовят новые убийства…

Она вернулась в свои комнаты, вышла из будуара в малую приемную. Там под присмотром старика-псаря жила ее любимая собачка. Белый пушистый щенок Виконт не чувствовал ее беспокойство. Он играл, пытаясь ухватить себя зубами за хвост.

— Какой пухленький, — сказала королева, почесав его животик. Потом взяла щенка на руки и прижала к груди. Теплое тельце щенка всегда действовало на нее успокаивающе.

— Ты должен вырасти большим и научиться охотиться за людьми-тенями, — сказала она щенку.

Она отдала щенка на заботу однорукому псарю, ветерану многих войн, и вернулась к себе. Там ее уже ждали три служанки, чтобы расчесать волосы и нарядить, как и подобает королеве христианского Леванта, дочери короля.

Одеяние было тяжелое, вышитое золотом и обшитое по краям жемчугом. Длинное и свободное парчовое алое платье с нашитым на груди иерусалимским гербом. Большой крест посередине в обрамлении четырех малых крестов. Это была одежда правителей, символ власти. «Как странно, — подумала она, надевая платье, — Иерусалим утрачен, но герб и титул остались».

— Я готова, — сказала, наконец, девушка, облачившись в королевское платье.

Ее ближайшие советники, бароны Вильен де Гонзак и Ганс фон Плукс и старый архиепископ Тирский ожидали ее. Старый каноник поздоровался первым и осенил ее крестным знамением.

— Здравствуйте, Ваше Величество, — сказал Гонзак. — Вы так очаровательны сегодня, что, боюсь, я не достоин смотреть на вас.

На сенешале был изысканный красно-лиловый шелковый плащ с золотой тесьмой. Этот красивый мужчина разговаривал с легким генуэзским акцентом.