Рафаэль Сабатини - Отпущение грехов Страница 4

Увидев его, Джаннино и Пьерлуиджи мгновенно вскочили на ноги и схватились за рукоятки своих кинжалов, испугавшись, что принц может прибегнуть к насилию. Но кардинал Коррадо продолжал неподвижно сидеть на месте. Он поднял глаза, и на строгом, аскетичном лице его заиграла какая-то невыразимо ласковая улыбка.

— Я надеялся, что ты последуешь за мной, сын мой, — молвил он. — Если ты принес мне покаяние, значит, Бог услышал мою молитву.

— Покаяние? — вскричал Афонсу Энрикеш. Зло расхохотавшись, он выхватил из ножен кинжал.

Санчо Нуньес в ужасе схватил принца за плечи, пытаясь его удержать.

— Мой государь! — срывающимся голосом закричал он. — Ты не посмеешь заклать помазанника Господа нашего! Это означало бы полное и безвозвратное самоуничтожение!

— Проклятие исчезнет, когда не станет того, чьи уста произнесли его, — ответил Афонсу. Горячая кровь не мешала этому юноше и пылкому разрубателю гордиевых узлов рассуждать довольно здраво. — А снять проклятие с моей Коимбры для меня важнее всего.

— И оно будет снято, сын мой, как только ты покаешься и выкажешь готовность повиноваться воле Его Святейшества, как и подобает христианину, — ответил бесстрашный кардинал.

— Да наделит меня Господь терпением, чтобы разговаривать с тобой! — воскликнул Афонсу Энрикеш. — Слушай же меня, господин кардинал. — Правитель Коимбры подался вперед, уперев ладони в рукоятку кинжала и вгоняя клинок на несколько дюймов в сосновую столешницу. — Я могу понять и снести твое желание покарать меня при помощи орудий церкви за грехи, которые ты мне приписываешь. Быть может, тут есть некий резон. Но скажи, какой смысл наказывать целый город за проступок, который совершил — если вообще совершил — я один? И наказывать столь страшным проклятием, лишая преданных сынов Матери-Церкви всякого утешения. Зачем запрещать им отправлять в городской черте все священные обряды, зачем не допускать мужчин и женщин к алтарю их веры, обрекая на смерть без причастия и отпущения грехов, а значит, на вечные муки? Какая причина побуждает тебя к этому?

Снисходительная улыбка на лице кардинала сменилась лукавой ухмылочкой.

— Что ж, я отвечу тебе. Ужас заставит горожан взбунтоваться против тебя. Если, конечно, ты не избавишь их от проклятия. У меня, государь, есть отличное средство удержать тебя в узде. Либо ты покоришься, либо будешь уничтожен.

Афонсу Энрикеш на миг задумался над его словами.

— Да, это и впрямь достойный ответ, — произнес он наконец, и в голосе его зазвучала нарастающая нотка угрозы. — Но здесь уже политика, а не вера. А что делает принц, менее искушенный в государственных делах, чем его противники? Он прибегает к силе, сеньор кардинал. Вы вынуждаете меня к этому, а значит, вам и отвечать за последствия!

— О какой силе ты говоришь? — глумливо спросил легат. — Твое жалкое оружие, сеющее смерть, — ничто в сравнении с мощью стоящей за мной церкви. Ты угрожаешь мне гибелью? Думаешь, она страшит меня?

Внезапно кардинал поднялся на ноги и в порыве гнева распахнул свою багровую мантию.

— Рази же меня своим кинжалом! На мне нет кольчуги. Рази, коли посмеешь, и твой святотатственный удар погубит тебя. Погубит и в этом мире, и в загробном.

Инфант задумчиво взглянул на легата и медленно вложил кинжал в ножны. На лице его появилась тусклая улыбка. Он хлопнул в ладоши, и в комнату вошли сопровождавшие его латники.

— Схватите, двух этих римских щенков, — велел он им, указывая на Джаннино и Пьерлуиджи. — Схватите и разделайтесь с ними. Быстро!

— Сеньор принц! — вскричал легат сразу и умоляюще, и испуганно, и возмущенно.

Нотки страха еще больше раззадорили Афонсу Энрикеша.

— Быстро! — снова воскликнул он, хотя в этом не было никакой нужды, ибо латники уже вцепились в племянников кардинала. Те ругались, кусались, отбивались ногами, но их в мгновение ока повалили на пол, обезоружили и связали. Латники взглянули на принца, ожидая дальнейших распоряжений. Стоявшие поодаль Мониш и Нуньес с тревогой наблюдали за происходящим. Кардинал, который так и не вышел из-за стола, стоял без кровинки в лице и сдавленным голосом вопрошал принца, какое еще бесчинство тот задумал. Легат умолял принца опомниться, грозил ужасными последствиями этого возмутительного поступка. И все это на одном дыхании.

Речь кардинала совершенно не тронула Афонсу Энрикеша. Он указал на окно, за которым посреди постоялого двора высился огромный дуб.

— Отведите их туда и повесьте безо всякого причащения, — повелел он.

Легат покачнулся и едва не упал ничком. Он схватился за стол, утратив дар речи от страха за этих двух молодых людей, которых берег как зеницу ока. А ведь только что он бесстрашно подставил под стальной клинок свою собственную грудь.

Двух миловидных итальянских юношей поволокли вон из комнаты. Они бились и извивались в руках своих пленителей.

Наконец легат, бывший на грани обморока, обрел дар речи.

— Сеньор принц! — выдохнул он. — Сеньор принц… ты не посмеешь совершить такую низость! Не посмеешь! Предупреждаю тебя, что… что… — кардинал так и не высказал вслух очередную угрозу. Этому помешал нараставший в его душе ужас.

— Смилуйся! — закричал он. — Смилуйся, государь! Ведь ты и сам надеешься на милосердие!

— Ну, и каково же оно, твое милосердие? Ты шляешься по свету, долдоня проповеди о милосердии, а как запахнет жареным, так сам выклянчиваешь его! Ну, хорошо!

— Но ведь это низость! Что сделали тебе эти несчастные дети? Какой причинили вред? Чем они виноваты, если я нанес тебе обиду, выполняя свой священный долг?

Инфант молниеносно ответил кардиналу в его же духе:

— А что сделали тебе мои подданные, жители Коимбры? Разве они повинны в том, что я обидел тебя? И тем не менее, желая помыкать мною, ты без колебаний пустил в ход оружие церкви, обратив его против народа. А я, чтобы приструнить тебя, столь же решительно поражу своим оружием твоих племянников. Увидев их болтающимися в петле, ты поймешь то, чего не смог уяснить из моих слов. И низость моя — лишь ответ на твою собственную подлость. Уразумей это, быть может, сердце твое дрогнет, и ты смиришь свою чудовищную гордыню.

На улице под деревом, уже готовые исполнить приказ, суетились латники.

Кардинал, поглядев на них, болезненно поморщился и стал задыхаться.

— Не допусти этого! — Он умоляюще простер к принцу руки. — Сеньор принц, ты должен освободить моих племянников.

— Сеньор кардинал, вы должны снять проклятие с моих подданных.

— Если… если ты прежде выкажешь готовность повиноваться. Мой долг… Святой престол… О Боже, неужели ничто не в силах тронуть твое сердце?

— Когда ваших племянников повесят, вы кое-что поймете. Собственное горе научит вас состраданию.

Голос инфанта звучал так холодно и твердо, что кардинал уже и не чаял добиться своей цели. Увидев, что на шеи его горячо любимых племянников уже накинуты петли, он тотчас же сдался.

— Останови их! — завопил легат. — Заставь их остановиться! Проклятие будет снято.

— Погодите! — крикнул инфант своим людям, вокруг которых уже собралась горстка трепещущих от страха селян. И обернулся к кардиналу Коррадо, опустившемуся на стул с видом человека, лишившегося последних сил. Он тяжело дышал, опершись о стол и обхватив ладонями голову.

— Выслушайте условия, которые вам надо принять, чтобы спасти им жизнь. Полное отпущение грехов и апостольское благословение для моих подданных и меня самого. Нынче же вечером. Я, со своей стороны, готов исполнить волю его святейшества и освободить из заточения мою мать, но при условии, что она тотчас же покинет Португалию и больше не вернется сюда. Что касается изгнанного епископа и его преемника, то путь все остается как есть. Однако вы можете успокоить свою совесть, лично подтвердив назначение дона Сулеймана. Вот так, сеньор. Мне кажется, что я достаточно великодушен. Освободив свою мать, я даю вам возможность ублажить Рим. Если все, что я намеревался здесь проделать, поможет вам усвоить свой урок, будьте довольны и не терзайтесь муками совести.

— Да будет так, — севшим голосом отвечал кардинал. — Я вернусь с тобой в Коимбру и исполню твою волю.

После этого Афонсу Энрикеш без всякого глумления, а вполне серьезно и искренне преклонил колена перед кардиналом, давая понять, что их ссора исчерпана, и попросил благословения, как и подобает верному и смиренному сыну Святой Церкви, каковым он себя считал.

Примечания

1

Альморавиды — берберская династия и феодальное государство (XI–XII вв.) в Северной Африке. Во главе государства стояли эмиры из племени лемтуна, обитавшего на территории современной Мавритании. В середине XII в., когда Альморавиды завоевали Марокко, власть в государстве захватил эмир (а не калиф, как у автора) Юсуф ибн Ташин. При нем Альморавиды распространили свою власть на Западный Алжир, мусульманскую Испанию и Балеарские острова.