Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман Страница 4

– Парню едва исполнилось двадцать, он еще не принял сан, а был только каноником, – усмехнулась Рейзеле, – однако Арденнский Вепрь всегда добивается того, чего он хочет. Он отправил письмо папе с прошением о назначении сына епископом, и он добился меня… – она невольно покраснела. Сеньор де ла Марк, навещавший сына, едва увидев Рейзеле, пообещал лично разобраться с бандитами:

– И разобрался, – женщина подперла рукой темноволосую голову, – на Хануку их казнили на площади перед собором, и тогда я поняла, что жду ребенка… – отец Рейзеле считал, что дочь носит плод законного брака:

– Папа обрадовался, что семя Исаака не пропало втуне… – она прислушалась к голосам ночных птиц, – я бы и не призналась, кто на самом деле отец малыша. Гийом не настаивал, он сказал, что ребенку лучше расти с его народом, то есть со мной и папой…

Слезы покатились по щекам женщины. В ночь после солнечного затмения на ступенях собора Святого Ламберта городские стражники нашли тело девочки, дочери бедной вдовы, пробавлявшейся торговлей вразнос:

– Стали шептаться, что евреи замучили ребенка, чтобы добавить его кровь в мацу. Мы тогда начали печь мацу, Песах отмечали в середине апреля… – будущего льежского епископа, сына сеньора де ла Марка, в городе не было. Толпа пришла с факелами к Еврейской улице, как ее называли в городе, где сидели ювелиры и ростовщики. Пройдясь по комнате, Рейзеле покачала пустую колыбель

– Папа велел мне бежать. Он сказал, что я обязана доносить малыша, обязана спастись. Мне больше некуда было бежать, только к Гийому… – Арденнский Вепрь сначала поселил ее в подвале своей цитадели, замка Юи. Рейзеле опасалась, что ее найдут, однако сеньор отмахнулся:

– Здесь такие катакомбы, что можно всю жизнь прятаться… – он нежно положил ладонь на ее живот, – но я не позволю, чтобы мой сын или дочка появились на свет в подземелье. Я что-нибудь придумаю, не беспокойся…

В начале мая, когда зацвели розы, Арденнский Вепрь тайно привез Рейзеле в свою ленную деревушку, Мон-Сен-Мартен:

– Я велел выстроить сторожку, – весело сказал Гийом, – охота в этих местах хороша, даже медведи еще попадаются. Место тихое, тебе будет уютно… – акушерку Арденнский Вепрь доставил из Брюсселя:

– На тебе не написано, что ты еврейка, – нехотя сказал он, – если дама и начнет болтать, все решат, что я завел любовницу… – речь о браке не заходила:

– Невозможно… – Рейзеле все смотрела на колыбель, – я не оставлю свой народ теперь, когда погиб мой отец. Осенью я уеду в Аахен, заберу маленькую Рейзеле у Гольдбергов. Мы обоснуемся где-нибудь в тихом месте. Гийом станет нас навещать, а там… – она вернулась к подоконнику, – там что-нибудь придумаем…

Вчера Арденнский Вепрь увез дочь в Аахен:

– Кормилица ждет в обозе, – сказал он Рейзеле, – она из местных, деревенских. Она не станет трепать языком, она получила достаточно золота. Здесь всего пара дней пути. Мне надо отправиться на проклятую охоту в Сен-Трон… – Вепрь пригласил в свои владения принца Максимилиана Габсбурга, – долг вассала привечать своего сеньора. Но потом я сразу приеду к тебе, моя милая… – Рейзеле потрогала стянутую повязкой грудь:

– Шалфей я выпила, – она всхлипнула, – к его возвращению молоко уйдет. Как она, моя девочка, без мамы… – посчитав на пальцах, Рейзеле успокоилась:

– Они доехали до Аахена вчерашним днем. Все хорошо, Гийом в Сен-Троне. Сюда никто не придет, меня не найдут… – звезды на небе гасли, женщина услышала далекое ржание лошадей:

– Это не может быть рассвет, – она приподнялась, – зарево на западе… – на вершине холма полыхали факелы. Бряцало оружие, до Рейзеле донесся грубый голос:

– Женщина в деревне призналась, что у него здесь сторожка, но больше ничего не сказала, даже под пыткой. Надо проверить, вдруг в доме сидят его сообщники. Он в Льеже, в тюрьме, но туда ехать времени нет…

Горящие стрелы посыпались в лощину. Деревянные ставни дома занялись ярким пламенем.

Букет Виллем привез из Льежа, отговорившись необходимостью побывать на приеме у епископа. В Мон-Сен-Мартене была всего одна цветочная лавка. Барон понимал, что даже несколько роз заставят поселок перешептываться:

– Густи встречали на станции словно особу королевской крови, – недовольно подумал Виллем, – ясно, что в поселке ждут наших с Маргаритой свадеб…

Хозяин кабачка, где он посидел с Жюлем, запоздало обмывая рождение у приятеля второго сына, подмигнул Виллему:

– Осень самое время жениться, господин барон. В старые времена наши деды летом выбирали девушку… – он рассмеялся, – летом каждый кустик ночевать пустит, а по осени надо идти под венец… – Жюль с хрустом разгрыз косточку от кролика:

– Вообще он прав. Я моей хозяйке тоже сделал предложение в сентябре. Зиму лучше проводить у теплого бока… – он подтолкнул Виллема в плечо, – компания выдает нам уголь, но жена греет лучше печки… – барон только что-то пробурчал:

– Надо не откладывать, – Виллем топтался в цветочном магазине, в Льеже, – через два дня она уезжает в Брюссель, а оттуда летит в Лондон… – Густи возилась с малышками, помогала Ладе по дому, но о своей жизни в Западном Берлине ничего не рассказывала:

– Все очень скучно, дядя Эмиль… – девушка закатила глаза, – я перевелась в Свободный Университет Берлина, на факультет иностранных языков. Я изучаю литовский и русский, а вечерами работаю…

Даже родне нельзя было говорить о безопасной квартире в заброшенном квартале, неподалеку от Чек-Пойнт-Чарли, где Густи занималась расшифровкой и анализом телефонных переговоров русских:

– Александр тоже ничего не знает. Он считает, что я переехала в Берлин по студенческому обмену… – Густи не рисковала приводить молодого человека в свою квартиру в Далеме, рядом с университетом:

– Апартаменты служебные, их наверняка снабдили жучками. Любая машина на улице может принадлежать отделу внутренней безопасности… – работникам ведомства Густи строго запрещалось поддерживать личные связи с местным населением:

– Тетя Марта и Набережная не доверяют западным берлинцам, – вздохнула Густи, – среди них много агентов Штази… – следить за Александром ей казалось недостойным:

– Я аналитик, а не сотрудник службы внешнего наблюдения, – напоминала себе девушка, – я знаю основные правила их работы, но не более того. Александр оскорбится, если что-то поймет, и правильно сделает… – она не справлялась на историческом факультете о присутствии герра Шпинне в списках студентов. Густи видела курсовые работы Александра, его студенческий пропуск:

– У него в квартире лежат альбомы с семейными снимками довоенных времен, он водил меня на кладбище, показывал могилу тетушки Лотты…

Альбомы аккуратно составили историки из штата Комитета. Подходящий надгробный камень выбрали ребята из Штази, работающие в Западном Берлине.

Густи не могла ничего говорить Александру о своей должности:

– Потом я во всем признаюсь, – утешала себя девушка, – он вырос в на западе города. Он привык к присутствию союзных войск, он поймет, что я выполняла долг перед страной… – нежелание приглашать к себе Александра Густи объясняла юноше неудобством перед хозяйкой квартиры, старой девой. Она не прятала ключи от апартаментов, и показала юноше вход в подъезд:

– Третий этаж, дверь направо, – весело сказала Густи, – хозяйка живет в квартире напротив. У нее очень острый слух, несмотря на года, я не могу громко включать радио… – к британским жучкам в квартире Густи добавились советские подслушивающие устройства. Квартиру герра Шпинне тоже оборудовали жучками и камерами. Помня об осторожности, Густи не упоминала при Александре ничего подозрительного:

– Но он не может быть агентом… – девушка наклонилась над миской с тестом, – он простой парень, берлинский студент. Надо подождать немного, и он сделает мне предложение… – по воскресеньям Густи с Александром ходили к мессе:

– Он набожный человек, – поняла девушка, – из-за нашей связи он не принимает причастие. Он захочет жениться, для него это важно. Поэтому он так заботится о последствиях… – румяные от жара духовки щеки еще покраснели, – он не то, что Иосиф. Тому было на меня наплевать…

Кузен ей не писал и не звонил, но из конвертов Шмуэля с ватиканскими марками, Густи понимала, что с Иосифом все в порядке:

– Он не женился, – девушка