Проклятие сублейтенанта Замфира - Сергей Мельников Страница 4

Василе спал без сновидений почти до рассвета. Проснулся от резкого звука, выпал из глубокого сна, как из аэроплана. Тяжело дыша, вцепился в кроватную раму и только потом открыл глаза. На дворе кричал петух. За расшитыми занавесками слабо светилось сиреневое предрассветное небо. Василе сглотнул, унимая дыхание — горло саднило, но голова не болела, и тяжесть под переносицей — верная предвозвестница болезни — бесследно исчезла. Он расцепил пальцы и откинулся на подушку.

Хотелось пить, но края перины непроходимой снежной грядой высились вокруг. Василе подумал, что он сейчас похож на китайскую фарфоровую вазу в ящике, засыпанном мягкими опилками, красивую и хрупкую. Эта мысль ему понравилась. Он всегда считал себя привлекательным, но пока недооценённым со стороны женского общества. Замфир поднял руку, и в самом деле тонкую и изящную, с длинными пальцами музыканта, но она была не из фарфора, а из дымчатого стекла. В пальцах, не доставая ногтей, тяжело колыхалась светлая масса. Василе встряхнул рукой, и жидкость, наполнявшая руку, заколебалась, оставляя внутри медленно стекающие потёки. Уже зная, что он там обнаружит, и боясь этого, Василе приподнял край одеяла. Он увидел своё тело: безволосую грудь, рёбра, впалый живот с торчащим пупком, худые ноги. Всё прочее также наличествовало во всех анатомических подробностях, но был теперь Василе не из плоти и крови, а из тёмного полупрозрачного стекла, наполненного жидким мылом. Он коснулся рукой лба и услышал звон, как от столкнувшихся стопок.

"Как закончится — умрёшь!" — вкрадчиво и злорадно прошептал в ухо голос Маковея.

Вновь прокричали петухи, Василе открыл глаза и соскочил с кровати. Оглядел себя, свою белую кожу, приятно мягкую и почти непрозрачную, и облегчённо выдохнул. Ночной кошмар рассеялся. В окошко весело светило солнце, на дворе лениво переругивались Маковей и Амалия. Кудахтали куры, всхрапнула лошадь. В прихожей скрипнула половица, и Василе едва успел прикрыться одеялом, как в комнату влетела Виорика.

— Ой, господин офицер неодет, — сказала она с весёлым и насквозь фальшивым смущением.

У Василе запылали уши.

— Если позволите… — пробормотал он.

— Конечно-конечно, — сказала Виорика и шагнула к нему. — А господин офицер купил даме манпасье? — спросила она жарким шёпотом.

Она была так близко, что он увидел тоненькие волоски пробивающихся усиков на верхней губе, пухлой и очень мягкой. Солнечный луч вскользь позолотил её чёрные волосы. Глаза под полуприкрытыми веками обещали что-то ещё непонятное, но давно желанное. Горло Василе перехватило, сердце гулко забилось в ушах. Сипло, чтоб не закашляться, он попросил:

— Дайте мне одеться, прошу вас.

— Думаете, я что-то не видела? — тихо и томно сказала она.

Крыльцо затрещало под грузными шагами, Виорика ойкнула и на цыпочках выбежала из комнаты. В дверь постучали и голос Амалии спросил:

— Господин сублейтенант, вы проснулись? Через полчаса будем завтракать.

Василе спохватился, схватил кальсоны и нательную рубаху. Он совершенно не помнил, как их снимал, и не понимал, почему спал в чужом доме в таком непотребном виде.

— Да-да, уже одеваюсь! — крикнул он, натягивая бриджи.

Замфир подхватил кожаный дорожный несессер, подарок матушки ко дню выпуска из офицерского училища. С полотенцем на плече вышел на двор. Солнце успело подсушить вчерашнюю грязь. Лохматую псину спустили с цепи, и она встретила его у крыльца, приседая и тявкая, и дружелюбно виляя хвостом. Василе шёл к рукомойнику и улыбался про себя, вспоминая тепло близкого девичьего тела и хитрый блеск из-под густых ресниц. Он скинул рубаху, фыркая и дрожа от холода, обтёрся водой. Налил в ладонь густого мыла и остановился. Взгляд его упал на флакон. Тот был полон, под горлышко, а теперь уровень мыла опустился почти до начала скоса. Улыбка Василе потускнела, но он упрямо мотнул головой и натёр мылом плечи.

За обеденным столом Маковей со сладострастным стоном уплетал кукурузную кашу. Он нависал над миской, как волк над зарезанной овцой. В широком вороте бордовой рубахи курчавились седоватые волосы, капельки молока блестели на усах. Сублейтенант сел напротив, прямой и застёгнутый на все пуговицы. Амалия поставила перед ним фаянсовую тарелку с мамалыгой и пододвинула разделочную доску с горячими плачинтами. От них исходил восхитительный запах горячей брынзы. Василе благодарно кивнул и, молитвенно сложив руки, забормотал:

"Благослови нас, о Господь, и эти Твои дары, которые мы собираемся получить от Твоей щедрости через Христа, нашего Господа. Аминь"

За событиями прошлого вечера он совсем забыл поблагодарить Господа за вчерашний ужин, и сейчас, извиняясь, произносил слова молитвы с особым чувством.

— О-о господин католик! — ядовито хмыкнул Маковей, будто узнал о сублейтенанте что-то постыдное.

Василе не отреагировал. Разложив салфетку на коленях, он принялся за еду. Он старательно следил за своей осанкой и положением локтей, откусывал аккуратно и тщательно пережёвывал пищу без посторонних звуков, как учила его в детстве гувернантка, потому что только сейчас он понял глубокий смысл этих правил: отличать людей культурных и образованных, от тех, кто от животного недалеко ушёл.

Маковей будто прочитал его мысли, или слишком уж явно они проступили на сублейтенантском лице. Ехидно осклабившись, он выхлебал остатки жижи, под удивлённо-раздражённый взгляд Амалии вылизал миску дочиста. Потом встал, и, проходя мимо, кинул на стол у тарелки Василе скомканную телеграфную ленту. Через час на станцию Казаклия должен прибыть войсковой эшелон.

Глава 3

Начальник поезда от представления сублейтенанта отмахнулся.

— Замфир, голубчик, не до вас сейчас, — сказал он раздражённо. — Покажите машинисту, где качать воду и занимайтесь своими делами.

Уязвлённый, Василе чётким шагом отправился к кабине паровоза. Из вагонов выпрыгивали солдаты и офицеры, придерживая полы наброшенных на плечи шинелей. Они весело жмурились, на яркое солнце и раскуривали в пригоршнях папироски, переговариваясь на незнакомом языке.

Машинист у кабины чесал плешивую голову козырьком фуражки. Василе козырнул, и тот, зачастил, продолжая бесконечный разговор:

— …температура растёт и растёт, начальник вопит, что опаздываем, а что, будет лучше если котёл взорвётся? Что мне оставалось делать? А он мне трибуналом грозит! Нет, ну вы представляете?

Василе кивал головой и цокал языком, но машинисту собеседники были без надобности. Из-за какой-то поломки паровоза эшелон застрянет здесь до следующего утра, посему подкрепление для Добруджанской армии в виде бойцов Сербской добровольческой дивизии задержится, и это грозит