Король - Бен Кейн Страница 4

печальные воспоминания об Алиеноре, белокурой придворной даме Матильды, покойной супруги герцога и сестры Ричарда. Много лет минуло с нашей последней встречи, но при одной мысли о ней кровь быстрее струилась в моих жилах. Была даже надежда, что мы свидимся. Кружным путем обогнув Венгрию, мы намеревались добраться до Саксонии, где правил племянник Ричарда, а оттуда направиться на северо-восток, в земли Генриха Льва. Я молился о том, чтобы Алиенора была жива и оставалась при дворе Генриха. Затем, смутившись оттого, что думаю о ней, хотя по-прежнему влюблен в Джоанну, сестру короля, я выбросил Алиенору из головы.

Хорошо, что я предпочел не переобуваться. В течение часа или больше мы пробирались через заболоченные пески, населенные только морскими птицами, с криками разлетавшимися при нашем приближении. Приходилось брести через озерца с соленой водой, и вскоре уже я потешался над де Бетюном и остальными, которые проваливались по колено и ругались на промокшие сапоги. Добравшись наконец до твердого берега, мы наткнулись на собрание лачуг, с трудом могущее называться деревней.

Ричард старался быть не очень заметным – человек его стати и роста наверняка запомнился бы каждому, – а мы с де Бетюном и королевским знаменосцем Генри Тьютоном пошли вперед, чтобы выяснить, куда нас занесло, и прикупить коней, если бы таковые нашлись. Благодаря знакомству с иноземными воинами в Утремере мы с де Бетюном нахватались итальянского, а Генри Тьютон бегло разговаривал на немецком, наречии своего отца. Общими усилиями мы сумели объясниться с местными, прихваченные мной серебряные монеты тоже помогли развязать языки. Нас занесло в область Гориция. Мне это название ни о чем не говорило, но де Бетюн при упоминании о ее правителе Мейнарде II изменился в лице.

Велев подмастерью привести принадлежавших ему лошадей, кузнец пояснил, что Мейнард – соправитель своего брата Энгельберта III, владетеля ближайшего города, тоже именуемого Горицией. Город лежал в нескольких милях от этого места, у подножия гор.

Пока мы торговались насчет кляч, де Бетюн рискнул спросить, в каких отношениях состоят Мейнард и Энгельберт с императором Генрихом VI. Кузнец переплел средний и указательный пальцы, давая понять, что они близкие союзники, и мне стало тревожно.

Но когда де Бетюн поделился добытыми вестями с королем, тот рассмеялся.

– Мы с самого начала похода пребываем на вражеской земле, – заявил Ричард. – Как в Утремере, где люди Саладина поджидали нас за каждым углом.

Приободрившись, мы заулыбались и стали переглядываться. Гийом де л’Этан, один из близких товарищей короля, нахмурился.

– Мне знакомо имя Мейнард, сир, – сказал он.

– Говори, – велел король.

– Уверен, что он родственник Конрада Монферратского, сир. Его племянник, кажется.

Мы с де Бетюном обменялись взглядом, Ричард посерьезнел.

Конрад был итальянским аристократом, который метил высоко и занял видное положение в утремерском обществе. Минувшей весной он стал королем Иерусалимским и был убит спустя неделю после коронации. В то время в Святой земле все знали, что за убийством Конрада стоят ассасины, представители загадочной мусульманской секты, но посеянная Филиппом Капетом и его прихвостнями злая молва дала на удивление дружные всходы. Не только семья Конрада уверилась, что ответственность за преступление несет Ричард.

– Лучше не выдавать себя за тамплиеров, – объявил государь. Таков был первоначальный его план. – Это привлечет излишнее внимание, а тут нужно не высовывать голову. Мы станем паломниками, возвращающимися из Святой земли. Я назовусь Гуго Нормандским. Тебе, Балдуин, ложная личина ни к чему – ты будешь изображать военного начальника нашего отряда.

Эта уловка, подумалось мне, скорее принесет успех, но я недолго испытывал облегчение: король тут же приказал Генри Тьютону взять одну из четырех наших новых лошадей и скакать в Горицию. Там он должен был запросить у властей разрешение на безопасный проход, проводника и обращение в соответствии с Божьим миром – церковным правилом, защищавшим от насилия тех, кто принял крест. Стянув с пальца дорогой перстень с рубином, Ричард вручил его Тьютону, сказав, что он послужит залогом доброй воли.

Большинство наших спутников, собравшись у пылающих костров в ожидании горячей пищи, ничего не заметили.

Но у меня в голове не укладывался столь рискованный ход.

– Вот так он себе представляет путешествие в тайне? – шепнул я де Бетюну.

– Я с тобой согласен, Руфус, но он наш господин. – Видя выражение моего лица, рыцарь добавил: – Попробуешь перечить ему – пеняй на себя. Настроение у него прескверное.

Я понимал, что де Бетюн прав. Во время плавания король был настроен вполне благодушно, но высадка с корабля у черта на куличках, долгий путь по грязи до убогой деревни, едва живые клячи с провисшими спинами – других лошадей там попросту не было – и известие о том, что Мейнард приходится племянником Конраду, больно ударили по Ричарду. Если невозможно выдать себя за гордого тамплиера, пусть хотя бы изображает богатого и влиятельного паломника. Видя непреклонность на лице государя, я понял, что переубедить его не получится, и решил зайти с другой стороны.

– Сир, разрешите и мне пойти, – сказал я, добавив, что хочу поупражняться в немецком, а Генри – хороший учитель.

Этого оказалось достаточно. Ричард даже выделил мне одну из оставшихся трех кляч – костлявую гнедую кобылу.

Мы выехали немедленно. Не успели мы проскакать и сотню шагов, как завязался разговор.

– Ты хочешь учить немецкий?

Генри говорил с резким акцентом, его даже не всегда удавалось понять.

– Да.

Мне не хотелось сознаваться в своих истинных намерениях. Генри был прямолинейным парнем, и я уже видел, как он заявляется в замок Гориции, громко извещая обо всех поручениях Ричарда. Я же надеялся использовать более тонкий подход и, если удастся, не извлекать на свет перстень с рубином.

Генри я ничего не сказал – простой и послушный, он намерен был точно исполнить поручение короля. В наказание мне пришлось всю дорогу до Гориции выслушивать скучное и назидательное изложение основ немецкого языка. На самом деле я ворчу – Генри оказался вполне сносным учителем, и за эти мили я узнал больше, чем за всю дорогу из Утремера.

Гориция стоит у подножия горы, на которой угнездился замок, твердыня Энгельберта. Сам город тоже был обнесен стеной, на главных воротах стояли стражники, но, к моему облегчению, они беспрепятственно пропустили нас.

– Не очень-то глазей по сторонам, – вполголоса посоветовал Генри.

Я стал вести себя сдержаннее. После двух месяцев в море, с кратким заходом в Рагузу, еще более захудалый городишко, чем Гориция, я глядел на все с детским восторгом. Генри прав, напоминая о деле, подумал я, но мы ведь не настолько торопимся, чтобы не заглянуть в ближайшую