Наваждение. Тотемская быль - Александр Владимирович Быков Страница 4

– Это смотря кто, – ответил поп, – вот, к примеру, если воевода с Тотьмы приснился или игумен Суморина монастыря Галактион, так это к добру. А вот если служка от епископа, который на архиерея деньги с приходов собирает, то это к худу.

– Шутите, батюшка, – с обидой в голосе сказала Маринка, – нам не до смеху, вот этой, – она толкнула вперед Аленку, – во сне нечистый приходит.

– Да ну? – удивился поп, – и каков собой, ликом черен, рогат и хвостат?

– Вовсе нет, пригож и кудряв, – негромко ответила Аленка.

– И что, соблазнял супостат? – заинтересованно спросил иерей.

– Да, батюшка, лобызал меня, гладил и щекотал.

– Ишь, какой озорник, – улыбнулся в бороду священник.

– Что ты лыбишься, – сурово произнесла Маринка, – лучше совет какой дай!

– Я так думаю, – подумав, ответил поп, – вестимо, дело бабье, мужика хочет, аж сил нет.

– Она же мужья жена, что ты такое несешь, пошто духовный сан такими словесами порочишь? – рассердилась Маринка.

– Ты, баба, рот закрой и слушай, я в этом деле поболе тебя понимаю, – священник сделался важным, – ясно, что муж дела свои плохо исполняет, вот баба и заскучала, а со скуки мало ли что привидится. Мое тебе пастырское научение: всяк день, когда дозволяется Господом, пусть он к ней ходит и все, что надлежит, делает с превеликим тщанием. Дозволяю озорничать, только без крови и содому, сие есть грех великий.

– Спасибо тебе, – поклонилась Аленка, – а ты, матушка, – произнесла, обернувшись к Маринке, – скажи Федору, чтобы на меня больше руку не поднимал и плеть свою упрятал подальше, и чтобы ласков со мной был.

– Вот-вот, тогда нечистый и уберется, что ж ему делать, если у вас мир и любовь, он же только на смуту и раззор горазд, – подвел итог деревенский батюшка.

– Ну, что вам сказал поп? – спросил Дружина Шихов.

– Велел Федору со мной быть поласковее, – весело ответила Аленка.

– Так ли это, жена? – снова спросил Дружина.

– Так да не так, не дело говорил поп, надо ехать в Тотьму в Суморин монастырь, там отец настоятель Галактион всю правду скажет, заодно и у гроба преподобного Феодосия помолимся, слышала я, чудеса творятся у гроба, исцеляет преподобный от недугов, может и нашу беду исцелит?

– На Крещение, может, и соберемся, – деловито сказал Дружина, – у меня в Тотьме дела, а вы в монастырь по своим, зараз вместе и управимся.

В ту же ночь на супружеском ложе Федор не смог, будто кто подменил мужика. Тайные уды опали в самом начале дела, стоило ему прикоснуться к Аленке. Что за напасть?

– Ах, если бы плетью ее, тогда силища, откуда ни возьмись, и нахлынула бы. А так, ничегошеньки, – подумал про себя муж.

– Мало каши поел, что ли? – съязвила жена.

– Поговори мне, – буркнул Федор и отправился спать на лавку.

Аленка осталась на кровати одна, закрыла глаза и провалилась в царство сна. А там – снова он, кудрявый.

– Ну что, сплоховал муженек? Никудышный совсем, зачем тебе такой, когда есть я?

– А чем ты его лучше? – Аленка впервые заговорила во сне. Нет, конечно, не заговорила, просто подумала. Но кудрявому это и надо.

Он сгреб жонку в охапку и устроил такое, что высказать слов не подобрать.

Наутро она проснулась веселая и с румянцем на щеках. Злой на весь мир Федор скукожился на лавке, делая вид, что спит.

Аленка встала с постели, расправила руки, потянулась.

– Вставай, муженек, матушка спросит, скажешь, что все хорошо у нас. Про слабость свою не сказывай никому, скоро мать моя приедет в гости, спрошу у нее, как беде твоей помочь.

– Запорю, – зло огрызнулся Федор и выскочил из горницы.

Аленка подошла к окошку: все в инее, ни улицы не видать, ни ближней березы на углу дома. Вот только она не знала, что делать дальше? Женское нутро чувствовало: с Федором ничего путного не выходит. К тому же у мужа порча учинилась: «скок-поскок, а как до дела – не смог».

Она гнала прочь эти мысли, надеясь, что все образуется, а Федина слабость это так, случайность, приболел мужик. Пройдет немного времени, отдохнет. Поправится, и снова все будет хорошо.

* * *

«Пришла Коляда накануне Рождества!» – распевали ряженые, приехавшие в санях в Павлецово колядовать. На них тулупы навыворот, вместо лиц надеты срамные берестяные маски. Весело, святки!

Аленка всегда любила эти зимние дни. Еще девчонкой она вместе с соседями обходила дома в Устье-Печенгском, пела вместе со всеми духовные стихи и короткие припевки, просила подарки.

Отказать ряженым было нельзя, отомстят: обольют водой двери, которые быстро встанут на морозе ледяным панцирем и замуруют хозяев внутри избы так, что ни в какую без помощи извне не открыть. Могут ряженые и порчу напустить на скотину или малых детей, не случайно крестьяне верили, что в это время в колядовщиков вселяется бес, а с ним лучше не спорить.

В Павлецово приехали двое саней, в каждой повозке по несколько ряженых. Одни направились в дом к Оське Андрееву, другие постучались к Шиховым и начали петь на разные голоса:

«Пастухи в вертеп вошли,

Бога в ясельках нашли.

Рядом Дева-Мать сидела,

На Дитя Своё глядела.

Засветилось всё вокруг:

Небо, горы, лес и луг.

Жонка добренька,

пирожка дай сдобненька.

Не режь, не ломай,

поскорее подавай

Двоим, троим, давно стоим».

– Пожалуйте, гости дорогие, – открыла калитку хозяйка дома, – не побрезгуйте угощением, – подала рыбный пирог.

«Кто подаст пирога, тому жита и добра.

Кто не даст пирога, тому вырыта могила!»

– Что вы такое говорите, соколики, берите, берите, мне для вас ничего не жалко!

– Где мужики твои? – спросили Маринку Шихову колядовщики.

– Скоро тут будут, в селение уехали.

Селением крестьяне про меж себя называли центр волости – Воскресенский погост.

– Так ты одна?

– А вам-то что?

– Как что, в сей день никому ни в чем отказу нет, ты что, одним пирогом захотела откупиться, не получится!

– У меня нет денег, – замотала головой Маринка.

– Раз денег нет, задирай подол!

– Ой, охульники, я вас сейчас метлой поганой, – возмущенно закричала Шихова.

Она схватила стоявший в углу голик, которым чистили курятник, и замахнулась на колядовщиков.

Те ударили в бубны и зурны, один толкнул Маринку прямо в сугроб, другой кинул ей в лицо снегом.

Те, кто не участвовал в забаве, запели:

«Дай нам – славцам, корбицу с яйцам!

Рубль-полтину, пива братыню,

Скляницу вина, масла