Афанасий Коптелов - Великое кочевье Страница 40

Миликей Никандрович Охлупнев не раз бывал в тех местах: от ревматизма лечился. Дорога известная. Каждая вершина знакома.

— Живым манером, Макридушка, под горку скатимся, речку перебредем и в ельничке заночуем: тепло там, уютно, как в горенке, — напевно говорил он.

— А река-то — всем рекам река или ручеек такой, что кулику негде ног замочить? — осведомилась Макрида Ивановна.

— Ты неужто не помнишь? — удивился он, повернув к свояченице огненнобородое лицо, всегда внушавшее ей спокойствие, и махнул рукой. — Да ты и не могла запомнить: тащили тебя на волокушах, как деревину, маеты сколько было!

Тропа круто повернула на пологий склон. Снизу доносился гулкий шум быстрой реки.

— Да, моя жизнь незадачливая: вечная маета, горе ручьем лилось, — сказала женщина.

— Ровно бы не в твоем характере такие речи говорить, — укорил ее Миликей Никандрович. — Жизнь можно повернуть.

У женщины вырвался тяжкий вздох.

Спокойная ночь, задумчивые кедры расположили к задушевному разговору.

— Ребенка мне, Миликей Никандрович, надо. Скучно одинокой.

— Не горюй, ты еще не остарела, — неловко утешил Охлупнев.

Он обрадовался, когда справа показалось озеро, одетое тонкой пленкой льда, а тропу пересекла река, мчавшаяся с неистовым ревом среди камней. Неподалеку она с грохотом проваливалась в пропасть. Гладко обточенные и постоянно обливаемые водой валуны светились блеклыми зеркалами.

Макрида Ивановна еще что-то говорила, но голос ее был слишком слаб, чтобы спорить с голосом реки. Охлупнев понукнул упиравшегося коня, крикнув:

— Трогаем, благословясь!

— Мыслимо ли ночью в этакое пекло лезть! — предостерегла Макрида Ивановна, переезжавшая обычно без дрожи самые бурные реки.

Но конь Миликея, погрузившись по седло, уже боролся со стремительным течением, с трудом отвоевывая каждый сантиметр.

Конь Макриды Ивановны рьяно врезался в реку, расшибая пенистые клубки. Женщина смотрела на воду. Голова ее не кружилась. Она согнула ноги, чтобы не намочить валенки. Вдруг вода ей показалась черной, а река бездонной, — лошадь не идет по каменистому дну, а плывет.

Вот ее стало относить все дальше и дальше от того места, где выехал на берег Миликей. Он кричал спутнице — но разве можно было что-нибудь услышать в этом оглушающем шуме!

Подъезжая к главной струе, Макрида Ивановна не стала больше доверяться коню и дернула поводья. Конь запрокинул голову и задрожал.

Достигнув середины реки, он осторожно переставлял обессилевшие ноги с камня на камень, но широкая волна, ударявшая в грудь, отталкивала его. Вот он закусил удила и, раздирая губы, со всей силой мотнул головой, вырвал поводья, но было уже поздно: последний раз скрипнули копыта, скользнув по крутой подводной скале, всплыла грива. Волна оторвала всадницу от седла и стремительно кинула ее в пролет между двух валунов.

— За камень цепляйся! За камень! — кричал Охлупнев с берега.

В первую секунду Макридой Ивановной овладело отчаяние. Ясно, что ей не выбраться из этого грохочущего потока. Да и стоит ли жалеть: жизнь была такой безотрадной, а впереди ничего утешительного. Но уже в следующее мгновение она, не отдавая себе отчета, который берег ближе и где находится Миликей, вскинула руку, загребая воду под себя. Она гребла часто, задыхаясь, но сильная волна мчала ее туда, где шумел водопад…

Грозен бесконечный рев горной реки в ночную пору! Даже самые бесстрашные лошади упрямо топчутся на берегу, не решаясь ступить в воду, трусливо шевелят ушами. Ни один отчаянный голос не выплывет из шума беснующихся вод.

Братья Токушевы решили переехать реку выше брода, которым пользовался Миликей, — там дно каменистое, но русло шире и нет опасной глубины.

Приближаясь к противоположному берегу, Борлай увидел человека, бегущего к ним, и сдернул винтовку. Мелькнула мысль, что перед ним тот, кто стрелял в брата. Уж теперь-то ему несдобровать! Токушев — не последний стрелок: он влепит пулю врагу прямо в лоб. Но что это такое? Человек сдернул шапку и машет ею. Вот он взбежал на гранитную скалу над рекой. Лунный свет теперь падал прямо на него. Было видно, что он кричал изо всех сил, взывая о помощи.

Борлай узнал Миликея Охлупнева, поспешно убрал ружье за спину и обнадеживающе махнул рукой.

Брат ехал следом, опершись одной рукой о переднюю луку седла, голова его была низко опущена, зубы крепко стиснуты.

— Несчастье, гром его расшиби, приключилось. Помогите, ребятушки! Сделайте милость! — кричал Охлупнев, подбегая к братьям и показывая рукой вниз по реке. — Не в первый и не в последний раз видимся… Помогите!

По его дрожащему голосу старший Токушев понял, что случилась большая беда. Он молча повернул Пегуху и, нахлестывая поводом, поехал по берегу.

Миликей бежал рядом. Голос его едва прорывался сквозь шум реки.

— Можно сказать, у смерти из лап отобрал женщину, на Горячие ключи на волокушах уволок, вылечил, а тут, старый дурак, в воду вверзил. Там она, на камне… Успеть бы только…

Сильная струя, подхватившая Макриду Ивановну, разбивалась о каменный гребень, похожий на остатки плотины, и распадалась на мелкие струйки. Женщина уцепилась за острые выступы и с трудом выбралась на самый большой камень.

Охлупнев растерянно бегал по берегу, хлопая руками.

Всплески воды взлетали на полсажени. Это означало, что дно завалено огромными камнями, богато провалами. Нечего и думать о том, чтобы Миликей мог подъехать на коне.

Макрида Ивановна порывалась плакать, но не было слез. Она не замечала, что ноги ее — в клокочущей ледяной воде.

Вдруг Охлупнев исчез. Это повергло ее в отчаяние.

Шуба на Макриде Ивановне стала твердой и тяжелой, точно железная, — нельзя шевельнуться. Волосы превратились в ледяные сосульки.

Внезапно на берегу появились два человека. Вон тот низкорослый и кряжистый, — Миликей. А кто второй, высокий и крутоплечий?

Неподалеку от каменного гребня упало что-то черное и вмиг исчезло. Вскоре повторилось то же самое, только теперь петля, мелькнув в воздухе, скрылась под водой.

«Аркан?! Тащить меня хотят?» — мелькнуло в сознании Макриды Ивановны.

Когда петля упала на простертые руки, женщина обмотала себя арканом.

Чем дольше она сидела на камне, тем слабее казался шум. Уши ловили непонятные обрывки слов, долетавшие с берега. Вот донесся стук топоров. Время текло медленно… Казалось, прошла половина ночи, пока двое мужчин рубили толстое дерево. Наконец старая пихта упала вершиной в реку.

Макрида встала против стремительного течения. Над ее головой водяная пыль висела туманом.

Если бы не аркан, которым двое поддерживали женщину, вода сразу унесла бы ее. Прошла страшная минута, пока она смогла ухватиться за пихтовый сук…

Ступив на берег, Макрида Ивановна вмиг потеряла силы и упала на мерзлую землю. Ни ноги, ни руки не двигались. На лице стыли слезы. Только теперь она почувствовала, насколько холодна была вода и как ныло тело от покрытого ледяной коркой гранита, на котором она сидела несколько минут назад.

Борлай рубил сухое дерево на дрова.

Миликей Никандрович, разводя костер, говорил:

— Сейчас, паря, ты мне пособил, а после, может, я тебе в каком деле помогу окажу… Всяк человек и соседу своему, и дальнему трудящему должен другом быть.

«Правду говорит, — мысленно согласился Токушев. — Хорошее сердце о всех заботится».

Сухие бревна пылали весело, и острые языки пламени метались и подпрыгивали, словно хотели уцепиться за нижние ветки старых елей.

Женщина сидела между двух костров. Озноб все еще немилосердно бил ее. Борлай, вспомнив о встрече в ущелье и о том, как она когда-то гостеприимно пригласила его в дом и посадила за стол вместе со своим братом, Суртаевым, заботливо прикрыл ее своей длиннополой шубой с густой шерстью, а ее обледеневший полушубок повесил на палки недалеко от огня. Макрида Ивановна, взглянув на него, улыбнулась. Лицо ее все еще было в слезах.

«Кто бы мог подумать!.. Опять этот алтаец!»

Заметив засохшую кровь на груди Байрыма, сидевшего рядом с Макридой, Охлупнев дернул Борлая за рукав и шепотом спросил:

— Что такое с ним? Я думал, ему просто занедужилось.

Борлай торопливо рассказал, мешая русские слова с алтайскими.

Миликей хлопнул руками по бедрам и закричал:

— Что ж ты, гром тебя расшиби, мне раньше не сказал?! Что ты молчал, спрашиваю? Искать надо бандита, задержать!

— Густой лес, ночь темная… Где найдешь? День пройдет, месяц пройдет — худой человек нос покажет, тогда… ух! — Сжав пальцы, Борлай потряс кулаком. — Какой-то бай стрелял… Скоро перевыборы… Не хотят в Совет пустить… Боятся.

Миликей бросился к переметным сумам, извлек оттуда берестяной туесок со льдом и пучок темных водорослей.