Виктор Поротников - Митридат Страница 40

Его привели в главный зал храма с колоннами и огромным отверстием в крыше для выхода священного дыма. Посреди зала стоял жертвенник из желтого песчанника с углублением наверху, где сжигали жир и шерсть жертвенных животных, из-за чего верхушка жертвенника почернела и слегка оплавилась.

За жертвенником прямо напротив входа на каменном постаменте возвышалась женская статуя из белого мрамора. Она стояла между двух колонн, поддерживающих кровлю, так, чтобы в непогоду струи дождя не попадали на нее через отверстие в кровле.

Митридат с первого взгляда понял, что статуя изготовлена греческим мастером, по тому, с каким совершенством резец ваятеля воспроизвел в мраморе лицо богини Анахиты, ее роскошные формы, проступающие сквозь ткань виссона. Статуя была облачена в одежды как живая женщина.

В Синопе Митридату довелось вдоволь насмотреться на статуи богинь, нимф и харит, которые стоят там повсюду, не только в храмах. Он даже запомнил имена наиболее известных ваятелей прошлого и тех, что творят ныне.

Жрецы разожгли на жертвеннике огонь, бросив туда печень быка, немного овечьего жира и локон волос Митридата. В руках у старшего жреца был пучок сухих прутьев священного белого тополя. Этими прутьями он поддерживал жертвенное пламя, одновременно произнося молитву Аташ-Ниайеш. Собственно, с этой молитвы начинается возжигание любого огня, даже того, что предназначен для приготовления пищи.

Митридат знал, что огонь, разведенный здесь и сейчас, отныне будет считаться династийным царским огнем. Его перенесут отсюда на специальное возвышение при храме, видимое отовсюду. Там пламя будет гореть днем и ночью, поддерживаемое жрецами изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. До тех пор, пока не прекратится царствование Митридата.

Жрец читал молитву, а Митридат в это время разглядывал лицо стоящей напротив него статуи. Оно чем-то напоминало ему лицо матери, такое же спокойно-величавое и безупречно-красивое. Вот только ваятель придал облику мраморной богини немного восточные черты. Это чувствовалось в миндалевидном разрезе глаз, изгибе бровей, овале лба…

Увлекшись созерцанием, Митридат не заметил, как ему на голову возложили золотую тиару.

Жрецы, все пятеро, затянули протяжными голосами гимн в честь Аташ-Адуран. Так назывался у персов Огонь Огней или Царский Огонь.

Статира подступила с расспросами к Митридату, едва тот вернулся во дворец. Митридат уже снял с себя царское облачение и был в коротком греческом хитоне, когда сестра вошла к нему с горящими от любопытства глазами.

— Рассказывай, что там было, — твердила Статира, взяв брата за руку.

Она всегда так делала, когда проявляла нетерпение.

Митридат был необычайно задумчив, рассказывая сестре о том, что увидел в святилище Анахиты. Казалось бы, он описал ей словами весь обряд посвящения на царство, однако проницательная Статира видела, что Митридат о чем-то умалчивает.

И она продолжала трясти его за руку:

— А потом? Что было потом?.. Ведь было же что-то еще! Митридат улыбнулся:

— От тебя ничего не скроешь.

Он поведал Статире, что в самом конце обряда со статуи богини вдруг упало одеяние, открыв все ее прелести. По словам старшего жреца это означало, что сама небесная воительница возжелала разделить ложе с Митридатом.

— Поэтому сегодняшнюю ночь я проведу в храме, — сказал Митридат.

Статира взирала на брата широко открытыми от непередаваемого изумления глазами.

— Тебе не страшно? — прошептала она.

— Нисколько, — солгал Митридат. — В конце концов, богиня тоже женщина. Так сказал мне жрец.

— А я, наверно, умерла бы от страха, если бы меня возжелал кто-нибудь из богов, — призналась Статира.

Тирибаз, узнав, что Митридату предстоит провести ночь в храме, посоветовал со свойственным ему недоверием одной рукой обнимать богиню, а в другой держать кинжал. «На всякий случай», — как выразился он.

В своей подозрительности Тирибаз дошел до того, что как только Митридат удалился в храм, он под покровом темноты окружил святилище плотным кольцом воинов. Тирибаз и сам до утра не сомкнул глаз, дожидаясь Митридата.

На рассвете тяжелые храмовые двери отворились. Из них сопровождаемый жрецами вышел Митридат.

— Далеко не всякому смертному выпадает столь величайшее счастье, о царь, — молвил на прощание старший жрец. — Отныне ты находишься под особым покровительством небесной воительницы. Ты — любимец Анахиты. Благодаря этому твое царствование будет долгим и прославленным на все времена.

На лице Митридата не было никакой радости но поводу услышанного. Более того, он выглядел хмурым и чем-то недовольным.

Сухо попрощавшись со жрецами, Митридат направился к дворцу через площадь, на которой строились воины, всю ночь охранявшие храм.

— А ты что здесь делаешь? — накинулся Митридат на подошедшего к нему Тирибаза. — Почему ты вооружен? И что тут делают эти воины? Кто привел их сюда?

— Этих воинов привел я, — невозмутимо ответил Тирибаз, подавив зевок тыльной стороной ладони. — Пока ты развлекался с богиней, четыреста воинов дежурили у храма, дабы вам никто не помешал. Конечно, я был тут же. Однако я не вижу восторга на твоем лице, друг мой. В чем дело? Неужели тебя разочаровали телесные прелести Анахиты? Скажи хоть, какая она с виду.

— Никакой Анахиты не было, — сердито ответил Митридат, — и я догадываюсь почему.

— Почему? — насторожился Тирибаз.

— Ты перекрыл стражей все подходы к храму, поэтому богиня и не пришла ко мне. А я всю ночь не сомкнул глаз, ждал и надеялся! Я лишился величайшей милости небесной воительницы, коей не удостаивался никто из царей Понта. И все это из-за тебя, Тирибаз!..

— Что же тогда жрец плел тебе про покровительство Анахиты, — сказал Тирибаз. — Про то, что ты ее любимец. Я ведь все слышал, хоть и стоял далеко.

— Не стану же я жаловаться жрецам на то, что богиня не явила мне свою наготу, — проворчал Митридат, — и тем более ставить им это в вину. Виноват ты. Жрецы предупреждали меня, что богиня явится ко мне в образе смертной женщины без всяких атрибутов божества, чтобы все происходило естественно. Ложе уравнивает смертных и бессмертных.

— Вот уж не думал, что мои воины могут помешать богине Анахите проникнуть в собственное святилище, — пробурчал Тирибаз. — Если это не проделки жрецов, то небесная воительница сильно сдает в моих глазах. Не расстраивайся, Митридат. Если богиня положила на тебя глаз, она непременно улучит момент, чтобы остаться с тобой наедине.

Или я не знаю женщин! — Последние слова Тирибаз произнес с нескрываемым пренебрежением.

Митридат со свойственной молодости обидой не пожелал продолжать разговор с Тирибазом и, ускорив шаг, оставил военачальника одного.

Тем не менее Тирибаз не чувствовал себя виноватым. В душе он полагал, что все сделал верно. Даже Сузамитра одобрил его замысел. А то, что ожидания Митридата оказались напрасными, так и у богини могут быть свои капризы, как у всякой женщины. Захотела и не пришла.

— Ты должна стать моей законной супругой, — объявил однажды Статире Митридат, — так хочет знать Амасии, и так хочу я.

Статира улыбнулась спокойно и непринужденно.

— Для меня важнее, что так хочешь ты, — сказала она. — На конец-то мы можем не таиться от слуг и евнухов и проводить ночи вместе как супруги.

Свадебный обряд состоялся на другой день.

Глядя на восемнадцатилетнего царя и девятнадцатилетнюю царицу, восседающих в пиршественном зале под пурпурным балдахином, любуясь их улыбками и цветущим видом, Тирибаз размышлял: «Теперь в Понтийском царстве два царя. На стороне одного Ахурамазда, на стороне другого Зевс. И кто из них окажется сильнее — покажет будущее».

Вокруг шумело пиршество, звучали арфы. Полунагие танцовщицы изгибались в танце посреди зала, озаренного светом множества светильников. Персидские вельможи ели и пили, славя своего царя и его прекрасную жену.

Глава шестнадцатая. СКИТАНИЯ

Унылая равнина расстилалась вокруг, насколько хватало глаз; колыхаемый ветром ковыль был подобен зыбким морским волнам.

Вдали у горизонта солнце садилось в пурпурную дымку заката.

Усталые лошади медленно тащили крытые повозки, поставленные на большие деревянные колеса без спиц. Мулы и ослы, груженные кладью, были сцеплены в вереницы по нескольку животных, каждую вел за собой один погонщик.

Растянувшийся по степи обоз сопровождали конные отряды, двигавшиеся впереди и по бокам. В хвосте без всякого порядка шло пешее войско.

Скрипели колеса повозок; всхрапывали кони, позвякивали уздечки. Глухо растекался по степному раздолью приглушенный густыми травами шум от топота копыт и тяжелой поступи пехоты.