Олег Боровский - Рентген строгого режима Страница 41

Вся лагерная обслуга – повара, хлеборезы, помпобыты – были весьма довольны таким начальником, никто не хватал их за всевозможные «шалости» и нарушение режима. Этот чин и к моей работе не проявлял никакого интереса и ни во что не вмешивался. Однако я понимал, что затишье скоро кончится, и с тревогой ждал приезда капитана Филиппова. Он мог, например, все работы прекратить, а меня снова отправить на «общие»...

Капитан Филиппов был жестокий человек, даже очень... Правда, просто так, из самодурства, он никого не наказывал, но если кто-то, не дай бог, «погорит» – пощады не будет, и в холодный карцер посадит, и наручники наденет, ну и конечно, смирительную рубашку, самое свирепое орудие пытки в Речлаге, не считая, конечно, тривиального битья кулаком или ногой в сапоге... Смирительную рубашку, например, даже здоровенный мужик выдерживал всего несколько минут и терял сознание, бывали случаи, что давили даже до смерти. Но все же начальники лагерей остерегались «крайних мер» и в случае смерти «испытуемого» составляли липовый акт о причине смерти – от сердечной недостаточности, например. Ленин написал о Петре I – «он в варварской России применял варварские методы»...

Все заключенные избегали попадаться Филиппову на глаза, старались схорониться куда-нибудь при встрече. Как-то утром я проснулся от постороннего шума и увидел, что в моем недостроенном еще помещении (а я спал уже в нем, но пока на полу) ходят двое офицеров в белых полушубках и внимательно рассматривают учиненный мной ужасающий развал. Я встал, поздоровался по уставу и приготовился к самому худшему. Это был капитан Филиппов, по прозвищу «Волкодав», с опером. Филиппов своим скрипучим голосом довольно спокойно спросил:

– Кто это разломал пол?

– Я, – отвечаю.

– Зачем?

Я, стараясь спокойно и кратко, объяснил, где и что будет стоять, что в полу будут уложены металлические рельсы, которые пока находятся еще на шахте, по рельсам будет двигаться штатив с рентгеновской трубкой.

– Так, – сказал Филиппов. – А перегородки зачем?

Я объяснил.

– Ну хорошо, продолжайте, – и они оба ушли.

Я вытер холодный пот со лба и постепенно успокоился. Вечером в тот же день Блауштейн мне рассказал, что Филиппов зашел к нему в стационар и высказал сомнение, что Боровский построит рентгеновский аппарат, но только сомнение. Григорий Соломонович, верный дружбе, как мог, пытался убедить Филиппова, что за постройку рентгеновского кабинета взялся знающий свое дело инженер, и они, врачи, ему верят. Поверил ли ему Филиппов или нет, я не знаю, но, во всяком случае, мне в работе не мешал и до окончания монтажа ко мне в кабинет больше не заходил. И вот наконец рельсы уложены в пол, доски легли на свое место, штатив собран почти полностью и бодро бегает по рельсам. Для окончательного монтажа штатива и каретки мне понадобились маленькие шарикоподшипники, которые, как я выяснил, были на складе шахты, но как их получить? Кладовщиком там работал бывший темный уголовник и, как говорили, был большой сволочью. И в самом деле, когда я пришел он без тени смущения сказал:

– Принесешь бутылку спирта – получишь шарики.

Хорошенькое дело! Где мне было достать спирт? Редчайший дефицит в лагере... Я подумал-подумал и пошел на поклон к Чайковской и честно ей все рассказал, улучив, правда, пять минут, когда в кабинете никого не было. К моему удивлению, она без лишних слов выдала мне пол-литра спирта и сказала только, чтобы я был осторожен и не попался. Я не попался и, туго набив карманы моего бушлата маленькими подшипниками, бегу скорее в мехцех и запрессовываю их в заранее приготовленные гнезда...

Ну как тут не вспомнить Сашу Эйсуровича, который любил повторять: «Дайте мне хорошие деньги, и я достану вам в Речлаге белого слона»...

Настало время подумать об изготовлении противовеса. Делается он из свинца и весит около восьмидесяти килограммов. Но где взять столько свинца на шахте? И как его превратить в продолговатый брус длиной около метра? Свинец я раздобыл вполне советским методом: обратился к элекрикам шахты с просьбой выдать мне куски старого испорченного кабеля, чтобы я смог снять с него свинцовую оболочку. Мужики рассмеялись и сказали, что испорченного кабеля у них нет, а вот нового могут сколько угодно дать, и тут же разыскали большую катушку с новым импортным кабелем, отрезали ножовкой кусок длиной метров двадцать пять и, быстро сняв с него свинцовую оболочку, вручили мне. Теперь предстояло эту тяжелую длинную ленту переплавить в болванку и обработать под размер. Из досок я сделал форму, на кухне достал большую не нужную им кастрюлю, засунул ее с трудом в раскаленную печь и расплавил в ней девянсто килограммов свинцовой ленты. Помогал мне молодой парень из инвалидной команды Иван Осадчий, здоровенный хлопец с Украины, добродушный и молчаливый. Его назначила мне в помощь все та же Чайковская.

Так как свинцовая лента была покрыта слоем антикоррозийной смазки, которую я не смог удалить, она начала в печи гореть, и по бараку распространился ужасающий смрад горящего жира. Наконец свинец расплавился, и мы с Ванюшей, задыхаясь от вонючего дыма с большим трудом выволокли раскаленную докрасна кастрюлю с жидким металлом и вылили свинец в деревянную форму. Естественно, что часть жидкого свинца выплеснулась на деревянный пол, и он загорелся ярким пламенем, форма тоже, конечно, загорелась, и нам не хватало только спалить барак... Мы принялись гасить пламя приготовленной заранее водой в двух ведрах. С трудом справившись с огнем, вытащили охлаждать на улицу форму с затвердевшим свинцом и бросили ее в снежный сугроб. Не прошло и часа с начала операции, как мы получили великолепный противовес, гладкий и блестящий. Дело было сделано. Однако утром выяснилось, что противовес необходимо еще обработать, а это можно было сделать только в мехцехе. Дождавшись ночи, я обвязал противовес проволокой и поволок его в мехцех. Быстро обработав его, я тем же манером потащил его обратно в зону, но когда я подошел со своей ношей к вахте и начал затаскивать ее на ступени, из окошка высунулась голова мужа Чайковской и, свирепо вращая глазами, он стал на меня орать не выбирая выражений:

– Что прешь? Где взял? Почему без пропуска?

Я ничего не мог понять, всего три часа назад я спокойно протащил свой груз через эту же вахту, и этот же Чайковский ничего мне не сказал... А тут вдруг такая осечка... Обескураженный, я поволок противовес обратно в мехцех, а это почти полкилометра. Голова напряженно работала в поисках пути преодоления неожиданного препятствия. Прошагав метров пятьдесят, я вдруг вспомнил, что Чайковский, когда кончил на меня орать, подмигнул мне. Что это могло значить? Я решил дальше груз не тащить и зарыл его в снег, а сам стал ждать развития событий. Минут через тридцать из вахты вышел Чайковский и махнул мне рукой. Я снова поволок противовес к вахте, Чайковский вышел из будки и, смеясь, рассказал мне, что на вахту неожиданно пришел какой-то болван майор, а при нем нельзя нарушать режим – то есть инструкцию, запрещающую что-либо тащить с территории шахты в зону без пропуска.

– Понял, Боровский? – заключил он и помог мне перетащить противовес через ступени вахты.

Теперь вопрос о высоковольтном трансформаторе встал во весь свой гигантский рост. Совершенно неожиданно очень большую помощь оказал мне главный механик шахты Носов. Когда я его попросил узнать, нельзя ли в отделе снабжения комбината «Воркутауголь» достать необходимые материалы для изготовления высоковольтного трансформатора, Носов список взял и обещал все выяснить. Через пару дней он сказал, что материалы раздобыть будет очень трудно, все они не шахтного профиля, но он может достать мне готовый высоковольтный измерительный трансформатор НОМ-35. Я просто опешил... И как это я сам до этого не додумался? В Воркуте работала довольно мощная ТЭЦ, она снабжала током высокого напряжения все шахты комбината, и значит, НОМы использовались на всех подстанциях. Правда, мощность трансформатора невелика, но вполне сможет выдержать нагрузку рентгеновской трубки, особенно если применять щадящий режим. Я с благодарностью согласился, только попросил Носова проследить, чтобы нам не подсунули какое-нибудь сгоревшее «фуфло». Носов обещал и это. Не прошло и недели, как мы с Карнауховым провели испытание новенького НОМа. Все оказалось в порядке.

Теперь дело было за рентгеновской трубкой и экраном. Но и здесь моя идея блестяще подтвердилась, врач-рентгенолог городской больницы Охрименко, сам бывший заключенный, без лишних вопросов выдал трубку Чайковской, правда, по ее рассказам, он был поражен, что нашелся смельчак в лагере, который взялся за изготовление рентгеновского аппарата. Чайковская сама принесла из города в хозяйственной сумке трубку и вручила ее мне, правда, трубка оказалась не совсем того типа, на который я рассчитывал, все-таки Охрименко действовал по принципу – на тебе, Боже, что нам негоже – но это была мелочь. Вскоре вслед за трубкой Чайковская привезла мне с аптечной базы и медицинский рентгеновский экран с защитным свинцовым стеклом. Теперь дело было только за мной. За время, пока я возился со штативом и трансформаторами, рабочие ДОКа построили мне помещение, кушетки, столы и пульт управления. Все было сделано добротно и даже покрыто лаком.