Николай Бахрошин - Викинги. Скальд Страница 41

А не боги ли так распорядились – силой оторвать его от Сангриль? – неожиданно пришло ему в голову. Сварог, Даждьбог, Перун, Мокошь, Велес, остальные боги родичей – они ведь не могли забыть про него, бессмертные ничего не забывают. Может, это их воля – не дать ему, поличу, пустить корни в чужой земле?

Вот и уходит он, кровоточа сердцем. Но ведь уходит же!

Семь лет ему было, когда дружина молодого Рорика похитила его с берега Лаги. Больше десятка зим (свеоны отсчитывали года по зиме, а не по лету, как родичи) прожил он среди свеонов, и думал уже на их языке, и чувствовал себя своим среди них.

Так, да не так! Родичи наверняка не забыли его. И мать вспоминает о нем, и древние боги родичей наблюдают за ним с вершины Мирового Древа, и духи предков…

Свеоны – сильные, яростные, их боги могучи, но кто сказал, что древние боги родичей менее сильны и воинственны? Что, к примеру, Перун Среброголовый не сможет выйти на равном оружии против Тора Громометателя?

Все-таки это были приятные мысли, обнадеживающие. Не забыли, помнят… Даже его беспросветная любовная тоска, ноющая внутри, словно бы утихала немного… Если он здесь чужой, и земля чужая, то и Сангриль, его любовь, его боль – тоже как будто не его получается… И самого начала была не его!

Пусть сердце еще не хочет пока в это верить, болит, стонет, рвется к любимой даже сквозь расстояния, но ум-то уже начал понимать. Разум не хочет больше болеть от любви.

«Забавно! Нашел, когда успокаивать себя! Как будто побившись об заклад выбрал самое неподходящее время для таких убаюкивающих мыслей, – одергивал сам себя воин. – Ведь мог вернуться, еще недавно мог вернуться домой беспрепятственно. Напроситься в дружину к ярлу, собирающемуся в набег в Гардарику, пересечь море на его деревянных конях, а там и до своих недалеко… Матушка, родичи… Еще недавно мог, но не хотел, а теперь не может – и захотел… Теперь он беглец, Рорик сразу узнает, если он прибьется к какой-нибудь дружине. Впереди зима, под зиму никто не уходит в викинг, а до весны Неистовый найдет его даже в далеком фиорде. Если поклялся перед богами отомстить за смерть брата – найдет обязательно! Ярл всегда договорится с ярлом… Теперь – только Миствельд!»

Хотел, расхотел, снова захотел, – приговаривал он в такт шагам. Словно бы новый стихотворный ритм оживал внутри, вдруг почувствовал Сьевнар.

Может, начинает выздоравливать? Чем дальше уходит от синих глаз, тем здоровей становится? – обрадовался воин. Значит, Тора с ее женской ненасытностью все-таки помогла ему? Вот и ритмы уже зазвучали, зазвенели в голове колокольчиками. Пусть пока неопределенно, невнятно, но ведь звучат!

Впрочем, сейчас все-таки не до стихов. Идти нужно, пока ноги несут, понимал он, быстро идти! Добраться, наконец, до Миствельда, единственного места на побережье, где можно спастись от гнева Рорика.

Братство Миствельда живет по своим обычаям, воины фиордов часто уходят туда, чтобы зачеркнуть прошлое…

Глава 5

Остров воинов

Будет он грызтьтрупы людей,кровью зальетжилище богов,солнце померкнетв летнюю порубури взъярятся –довольно ль вам этого?

1

Само название острова Миствельд переводится с языка фиордов как «туманная земля».

Да, скалистые берега острова часто закутывались белесой дымкой, но не туманами известен небольшой остров у побережья земли Свитьод. Могучее ратное братство, обосновавшееся здесь с давних времен, прославило его среди данов, свеонов, гаутов, ютов, вестов, норвегов и даже чужих народов.

Предания рассказывают, жил когда-то на побережье знаменитый воин Вильбур Отважный. Это почетное прозвище он заслужил еще молодым и подтверждал его с каждой новой битвой, сражаясь с доблестью асса и силой разъяренного великана. Говорят, Вильбур был настолько широк плечами, что из колец его кольчуги можно было выковать две или три для других ратников, а в его шлем вливался без остатка целый бочонок пива. Силу же имел такую, что мог сутками в одиночку грести двумя веслами тяжелого корабля.

Однорукий Тюр, бог воинского искусства, щедро отмерил ему ловкости во владении любым оружием. Длинные мечи в руках Вильбура порхали как крылья бабочки, тяжелая секира с первых ударов прорубала самые крепкие доспехи, а копье, брошенное его рукой, в щепки разбивало многослойные щиты. Ни в чем не было равных Отважному – в стрельбе из лука, в гребле, в долгом беге на лыжах, в охоте на медведя или кабана. Только однажды, рассказывали, Отважный дрогнул – когда встретил красавицу Нару, прекрасную, как сама Сьевн, богиня любви.

Увидев девушку, Вильбур сразу захотел ее, и позвал в жены, и та радостно согласилась, сразу полюбив героя и его ратную славу. Двенадцать мальчиков, крепких, как камни, родила ему Нара – это ли не счастье для отца? И ни один не умер от детских болезней, все выросли, возмужали, научившись держать меч раньше, чем ложку, – это ли не счастье для воина?

Когда сыновья настолько подросли, чтоб крутить тяжелые весла в бурном море, Вильбур построил быстрый ледунг на двенадцать румов, и начал ходить в набеги на собственном корабле. Держал кормовое весло, выравнивая курс, пока сыновья гребли. И удача не покидала его, и дорогая добыча была достойной наградой героям.

Но однажды норвежский ярл Гудред Длинноволосый, знаменитый свой косой, спускавшийся почти до пят, владетель вод и земель богатого Лонгли-фиорда, приметил красавицу Нару и воспылал к ней.

Когда Вильбур с сыновьями отправится в викинг, он пришел в его дом, принес богатые подарки и предложил их красавице вместе со своей любовью. Нара отвергла дары, и смеялась над ним. Тогда дикий северный ярл распалился, напал со своими ратниками на их владения, сжег дом, а красавицу увез в свои далекие земли, где солнце не заходит летом, а зимой – не встает.

Гордая Нара никак не хотела покоряться Гудреду, а когда тот взял ее силой, вырвалась от него, взбежала на высокий утес и бросилась на прибрежные камни.

Вернувшись, Вильбур и сыновья нашли на месте своего дома одни остывшие головешки. Узнав, что случилось, герой поклялся самой страшной и крепкой клятвой богам отомстить за жену. Он обратился за помощью к окрестным ярлам, прося их дать корабли и ратников – напасть на далекие владения Длинноволосого. Но те, втайне завидуя его славе, отказывали ему под разными предлогами.

Отважный их слушал, но ничего не говорил, уходил молча. А однажды утром он погрузился с сыновьями в ледунг и скрылся в открытом море. С тех про него долго не слышали, думали даже, великан Эгир, Пастух Волн, забрал его в подводное царство.

Оказалось, нет, не забрал. Уйдя подальше от обжитых земель, Вильбур нашел в море пустынный остров Миствельд и поселился там. Он, отец, днями учил сыновей сражаться так же искусно, как он, а ночами молил богов, чтобы те сохраняли жизнь коварному Гудреду до тех пор, пока он, Вильбур, не заглянет в гаснущие глаза норвега. Боги исполнили его просьбу.

И вот одной темной ночью ледунг скрытно вошел в воды Лонгли-фиорда. И тринадцать воинов, яростных как громовой молот Тора и быстрых как стрелы Уля-асса, высадились на берег. И напали на спящие владения Гудреда, и начали жечь дома и убивать всех подряд, не разбирая ратников, женщин, стариков и грудных младенцев.

Воды северного фиорда в ту ночь перестали быть свинцовыми и стали красными от пролитой крови, так говорят. Никто не ушел живым из владений Гудреда, ни его семья, и его дружинники, ни семьи его дружинников – словно сами ассы пришли в эту ночь мстить вместе с братьями.

Только Длинноволосому Вильбур не дал погибнуть в бою, не подарил ему смерть, подобающую мужчине. Поймал живым, обрил наголо, как раба, и привязал к столбу его же собственными волосами. Потом взрезал живот и долго выдергивал кишки по одной. А когда Гудред все-таки умер, набил ему вместо внутренностей рыбью требуху, и бросил в море, чтобы великан Эгир забрал его на веки вечные пасти стада скользких скатов.

Потом Отважный снова вернулся в родные края и вызвал на бой на равном оружии всех ярлов, которые когда-то не помогли ему. Сражался три дня и три ночи с каждым по очереди и убил всех. А потом вместе с сыновьями вернулся на остров, и объявил его своим владением. Вильбур стал первым ярлом острова, а непобедимые сыновья – его дружиной.

Много ли, мало ли времени прошло, но остров стал известен на всем побережье. Слухи о ратной удаче островитян, их искусстве владения оружием и бесстрашии бежали далеко впереди деревянных коней, привлекая туда самых знаменитых бойцов. Братья острова – так по-прежнему называли ратников Миствельда. Потому что Вильбур Отважный не принимал в дружину тех, кто хотел богатства, кто стремился быстрее вернуться из викинга к уюту и теплу домашнего очага, а принимал только воинов, готовых дать клятву побратима остальным ратникам и не иметь другой родины, кроме Миствельда, не иметь семьи, кроме братства.