Уильям Нэйпир - Аттила Страница 41

Зловещая тишина упала на поле боя, когда пыль между двумя противоборствующими военными отрядами улеглась.

К своему отчаянию, Люций увидел, что, хотя многие готы пали, многие остались живы. Они снова построились в три линии, загибающиеся с левого и правого флангов. Скоро они нападут, и на этот раз восторжествуют. Эта победа достанется им дорогой ценой, но все же это будет победа. И все ради странного мальчика с блестящими глазами из степей Скифии, который даже сейчас, к отвращению Люция, неспешно брел по периметру заграждения, насвистывая и снимая скальпы.

Военный предводитель готов по-прежнему сидел верхом на своем вороном коне, далеко на правом фланге своих рядов. Он обозревал хаос поля сражения с очевидной безмятежностью.

Люций огляделся. Крейтс, стоя на коленях в пыли, баюкал обрубок руки. Люций окликнул его, и гибкий умный грек медленно поднял на него лицо с открытым, как у дурачка, ртом — весь его острый, язвительный ум словно вытек вместе с кровью. А потом, как в ночном кошмаре, не отрывая глаз от командира, Крейтс завалился набок и умер.

Юный Сальций, тоже мертвый, лежал рядом. Копье проткнуло его насквозь и вонзилось глубоко в землю. А возле него лежал Опс — Опс Invictus, Опс Непобедимый от Каледонии до Египта, от Сирии до берегов Дуная. А теперь он был побежден, здесь, в самом сердце Италии, и стрелы торчали из его живота-кургана, как колючки дикобраза. Марко сидел сгорбившись, покрытый желтой грязью с головы до ног, словно после какого-то непристойного миропомазания, и прижимал руки к ребрам. Нет, только не Марко… В панике Люций окликнул его по имени. Марко поднял на него глаза и снова уставился в землю. Он ничего не сказал. Потом, медленно, с трудом, он поднялся на ноги, все еще прижимая одну руку к ребрам, и встал рядом с Люцием. Марко так легко не сдастся. Только эти двое еще держались на ногах. Они — и мальчик. Мальчик, причина всего этого кровавого кошмара, тоже стоял на ногах. Его ничто не уничтожит. Обнаженный до пояса, с мечом в руках, со связанными на макушке волосами, украшенными косичкой из конского волоса, заляпанный толстым слоем грязи, смешанной с кровью и потом — и это не его кровь, Люций не сомневался, что не пролилось ни единой капли дикой крови мальчика. Мальчик невозмутимо посмотрел на Люция поверх заваленного трупами заграждения, быстро провел мечом по остаткам своей грязной, разодранной туники, все еще свисавшей с ремня, «украшенном» окровавленными скальпами. И ухмыльнулся.

Заграждение было проломано в трех местах, от карет осталась кучка пепла. Их было всего трое — и сотня всадников уже готова была лишить их жизни. Они покойники. А мальчик ухмылялся.

Люций посмотрел на ряды мужчин там, на плато.

— О боги, — шепнул он с горьким упреком. — О боги.

Военный предводитель готов в последний раз поднял руку в латной рукавице.

Сейчас это произойдет. Дальние, еще не принимавшие участия в бою воины взлетали на своих коней. Ходячие раненые перемещались в тень и прохладу опушки леса, но остальные поскачут вперед. Теперь они будут сражаться верхом. Они просто пришпорят коней и вырежут остатки этой беспокойной центурии.

И вот они приближаются.

Марко, стоявший рядом, посмотрел вверх.

— В иной мир, друг, — сказал он.

— В иной мир.

Всадники даже не сочли нужным перейти на галоп. Когда до заграждения осталось не больше двадцати ярдов, военный вождь снова поднял руку, и они остановились.

— Что за чертову игру они затеяли? — прорычал Марко. — Ну же, ублюдки, вперед! — заорал он.

Ряды высоких всадников верхом на конях не шелохнулись.

Предводитель выехал вперед, в точности, как предыдущим вечером — много жизней и смертей назад. Он остановился около заграждения, искусно повернул свое длинное копье и воткнул его в землю перед собой. Меч оставался в ножнах. Он на мгновенье опустил голову в шлеме, а когда поднял ее, Люций с изумлением заметил в его глаза слезы.

Он говорил тихо, но они расслышали каждое слово.

— Битва окончена. Мальчик ваш. Мы не будем больше сражаться с такими отважными воинами. Мы приветствуем вас, братья.

И, как один, всадники подняли вверх свои правые руки — без оружия.

Потом они повернулись и умчались прочь. Улеглась пыль, поднятая грохочущими копытами, и на плато воцарилась тишина.

Как в тумане, Люций бродил по полю битвы. Марко шел рядом.

Через какое-то время Марко сказал:

— Тут кто-то живой.

Люций подошел. Воин был тяжело ранен, в пробитой груди пузырилась кровь. Марко наклонился и сорвал с воина шлем. У него были коротко постриженные темные волосы и глаза…

— Я никогда не видел гота с карими глазами.

Скрипучим от жажды голосом тот попросил воды, но Марко ответил, что воды нет. И заговорил на языке готов:

— Hva pata wairpan?

Воин закрыл глаза и приготовился умереть.

— Прочь от него! — зарычал Марко на невидимого бессмертного неприятеля, скользившего над полем боя в своих длинных черных одеждах. — Еще минуту! — Грубо тряхнул умирающего и снова спросил: — Hva pata wairpan? Кто ты?

Веки умирающего затрепетали, и он простонал:

— Я не понимаю. Говори по-латыни.

Ошеломленный Марко повиновался.

Солдат выдохнул:

— Батавская кавалерия, вторая ала, иностранные войска, база на Дунае.

— Не готы?

Солдат едва заметно усмехнулся.

— Не готы.

— Но почему? Кто вас послал?

— Мы ждали приказа… Мальчик…

Но сознание умирающего солдата уже померкло, и внутренним зрением он видел лишь свет впереди и протянутые ему навстречу руки жены, стоявшей на освещенном солнцем лугу за рекой.

Голова его упала на плечо, и дыхание остановилось.

Марко аккуратно положил его на землю. Его враг. Его римский брат по оружию.

Оба офицера ощутили рядом чье-то присутствие. Мальчик стоял позади.

— Они были римлянами, — сказал он.

Люций покачал головой.

— Это римляне, — настаивал Аттила. — Их послали убить меня.

— Это батавы, чужеземцы, — пробормотал Люций.

— Одно и то же.

— Я понял это по тому, как они сражались, — произнес Марко. — Все было неправильно.

Он посмотрел на своего товарища офицера. Никогда еще Марко не видел, чтобы он так пал духом. На глазах у Люция всю его верную, любимую центурию за два кровавых часа стерли с лица земли — по непостижимому, вероломному приказу Рима. Люций так низко опустил голову, словно ее увенчала свинцовая корона.

Марко чувствовал то же самое. Но в любом случае для них здесь больше ничего не осталось. И идти им тоже некуда. И он сказал:

— Вношу предложение. Никто не ожидал такого сопротивления — да и вообще сопротивления. Будем считать, что мальчика-гунна у нас отобрали. Мы с тобой отправляемся в Равенну и докладываем, что военный отряд готов схватил мальчика. И его никто больше не увидит. — Марко покосился на Аттилу. — Извини, сынок, но я сомневаюсь, что тебе предложили бы горячую ванну и теплые одеяла. — Он снова обернулся к Люцию. — До Ульдина дойдет слух, что его внук взят в плен и, вероятно, убит, готами. Такого оскорбления не стерпит ни один вождь гуннов.

Люций хранил зловещее молчание.

Зато мальчик пришел в восторг.

— И он нападет на готскую армию Алариха? Нападет сзади, как они собираются напасть на Рим?

Люций покачал головой и тяжело вздохнул.

— Как я уже говорил, — очень тихо произнес он, — я рад, что я всего лишь немой тупоголовый солдат, а не политик.

Он говорил невыразимо устало. Кроме того, он уже понял, что им не следовало вести подобного разговора в присутствии мальчика.

Но Аттила услышал и понял. Его раскосые львиные глаза горели.

— Я знаю, кто отдал приказ, — негромко сказал он. — Я понимаю.

Марко попытался выпрямиться, но слабо застонал и упал на колени, хватая руками пустоту.

Люций тут же оказался рядом:

— Марко?

Марко неуклюже повернулся и сел, уронив голову. Ему казалось, что в его до сих пор такой могучей шее не осталось сил.

— Марко, только не ты!

— Пора, друг, — ответил центурион. — Сегодня час пробил для многих из нас.

Дело было в его ране. Он не обращал на нее внимания, как и всегда не обращал внимания на раны.

— Или они исчезнут, — говаривал он, — или ты.

До сих пор верх брал он. Но на этот раз все было по-другому…

Все его тело похолодело, конечности задрожали.

Люций выкрикнул его имя и приказал ему встать.

— Встань на ноги, солдат! — Ему казалось, что он может даже ударить Марко.

— Еще несколько минут, офицер, — попросил Марко. Прощай, тепло. Привет, холодная вечность. Он уже ничего не видел. — Да сохранят тебя боги, — прошептал он. — Было здорово служить с тобой.

И он перекатился набок и скорчился на земле, мягко улыбаясь. Это большое, мускулистое, покрытое боевыми шрамами тело свернулось калачиком, как младенец в утробе матери.