Светлана Кайдаш–Лакшина - Княгиня Ольга Страница 41

Из этих мыслей вытащил ее веселый голос Порсенны:

— Как все у тебя вкусно, княгиня! А уж мед — особенный! Не зря, не зря наши предки всегда женщину и мед воспринимали как близких друг другу. Смотри, ведь в нашем календаре через 40 дней после медового Спаса–Спасения — это после изгнания‑то из рая — как твои христиане говорят, княгиня! — не забыл присовокупить старик, — в восьмой день вересеня–сентября — рождение древнейшей богини Бабы. Ты скажешь — Богородицы, матери Христа? Но прежде ее была богиня Баба… Бабье лето… Новый счет времени, когда полагалось зажигать огонь через трение друг о друга двух кусков дерева… А готовиться к ее рождению начинали за 6 дней…

— Почему ты говоришь об этом в прошлом? — спросила княгиня Ольга, — ведь Бабье лето мы празднуем каждый год. А в Бабьем яре стоит у нас сама Баба — глиняная… Ты знаешь, как на поклонение к ней собираются все женщины, трут ее маслом, кладут цветы…

— Ах, княгиня, я столько всего видел в жизни, что уже и будущее различаю… Не тот стал народ… нет у него прежней веры в старых богов… охладели они… Уж на что любимые всеми зимние Святки — в честь Световида, Коляды, Святой Небесной Воды, так и то мне жрецы Коляды — колдуны — жаловались, что они не собирают столько еды и монет, чтобы и жертвоприношение достойное совершить, и своих колдунов оделить. Ведь колдуны — могучая часть жреца, но Коляда — только зимний бог, и колядуют только раз в году…

Княгиня Ольга задумалась. Мятное питье остывало перед ней, и легкие струйки последнего тепла расплывались в воздухе.

— Я знаю, что они никогда не выражали никакого недовольства и не ссорятся с волхвами Перуна. Ведь Перун — покровитель нашего княжества, и князь Святослав и его воины клянутся именем Перуна…

— …Белеса, — закончил Порсенна. — И Велеса!

«Да, Порсенна, — вспомнила княгиня Ольга, — ведь мой отец был жрецом Велеса, а я — берегиней…»

Княгиня Ольга приложила флакон со святой водой к груди и продолжала:

— Иногда это кажется сном… Оте–князь — верховный жрец Велеса, а я — маленькая девочка — берегиня… А ведь это тоже жрица, волхова… Не только Велеса — еще и Перуна, Но я тогда думала, что Перун — бог неба и войны, а Велес — бог скота, всех наших коров, коней, лошадок… Впрочем, все это так и есть… Но вот берегинь здесь, у Киева, нет… как на моей родине — на севере… Берегини выбирались из маленьких девочек… наверное, по смелости. Ведь так страшно иногда плыть по реке совсем одной… Когда дождь и ветер… и течение уносит.

— Ты была берегиней?! — с изумлением спросил Порсенна. — В это трудно поверить, отец–князь…

— Да, это так, — медленно ответила княгиня Ольга. — Мне трудно тебе все объяснить, но к тому времени, когда меня отдали в берегини, моей матери уже не было в живых… А мачеха хотела от меня избавиться… Вот, кажется, и я тебя удивила, — вскинула брови Ольга, — это было нелегко. По обеим сторонам реки стояли хоромы из березовых стволов, посаженных вкруговую. Ветви смыкались шатром, и летом там было прохладно и хорошо. Когда река замерзала, мы жили неподалеку, но постоянно ухаживали за хоромами, выметали из них сухие листья и ветки… Они стояли друг против друга — на обоих берегах реки… А мы, берегини, едва проходил лед, на челнах плавали от берега к берегу.

…Берег… берегини… береза… хором…

— На берегу росли березы, нам заповедали, что березы — это священные живые существа, души берегов. Каждый берег отделен от другого водой, никогда не может соединиться, обняться, одинок и поэтому враждебен. Над малыми речками только березы, если сумеют, коснутся друг друга ветками, сплетутся. И вот берегини вечно снуют меж берегами — чтобы они не вступили в борьбу и войну. Вода и земля — разъединены берегами, милостиво уложившими воду в свои берега, чтобы она не разлилась безмерно, не утопила людей. Выйдет вода из берегов — беда людям. И только молоденькие берегини молят берега, молят березы помочь бедным людям.

Порсенна смотрел ошеломленно.

Княгиня Ольга засмеялась:

— А ты и не знал, не ведал, с кем ты водишься, с кем беседу ведешь..

— Правда твоя, княгинюшка, — сказал Порсенна и отхлебнул мяты.

— Я иногда ночью очнусь — и мне чудится, что я в хороме, на берегу, что я опять берегиня и служу березе. Мы собирали каждый листочек ее, каждую веточку… В поле за березами стояла круглая глиняная печь, где только при ветре можно было все это сжечь… Все листики и веточки складывали в льняной мешок, его укладывали на березовую лопату — и в огонь… Одни собирают, другие метут, ну а я на челне плавала меж берегами… Там меня и увидел князь Игорь… Но только он сразу не понял, что была я берегиня…

Княгиня Ольга посмотрела на Порсенну и сказала:

— Только ты не говори, что у этрусков тоже были берегини…

Порсенна даже не улыбнулся. Он склонил голову, посмотрел куда‑то в дальний верхний угол окна.

— Хорошо, что ты меня упреждаешь… А то ведь сказал бы… Вы, русы и россы, как дети, не знаете своего прошлого… Так сказали когда‑то египетские жрецы о греках, но вы еще хуже греков… Вы не знаете, что Гиперборея —это ваше княжество Черниговское, оно и называется Северское. И пифийский треножник Аполлона там хранится с незапамятных времен… Я сам его видел, когда был в Чернигове… Мне показали его волхвы Чернобога. И Аполлон прилетал сюда… сюда… И матушка его была славянка Лето. И имя вам даже сохранили, а вы все не верите, отдаете чужим… Все готовы отдать… Как этруски…

Порсенна остановился, замолчал, затем продолжил так же горячо:

— Лето бежала из Гиперборейской страны на остров Делос рожать близнецов — Аполлона и Артемиду. И родила их в течение 12 дней — это время ваших Святок, и славянский Световид — это и есть Аполлон греков….Княгиня, поверь мне, сердце у меня болит, глядя на все, что делается у тебя в княжестве…

Ольга напряглась. Как истинный правитель, она не терпела никакой хулы, пусть даже и заслуженной… Но россказни Порсенны так далеки от жизни!

Княжеские заботы были воистину тяжелы, особенно ее мучили мысли о внуках… А невестки? Марина и Малуша…

С тех пор как княгиня Ольга стала христианкой, ей было иногда непереносимо сознание, что сын ее имеет не одну жену. Впрочем, таков был обычай и нравы, ничего дурного в этом не было… В сердце был какой‑то уголек… Он не жег и даже не тлел, а что‑то вынимал по частичке…

Но старик не унимался:

— Это мы, мы основали Рим, дали ему имя — Рума. У нас ведь нет буквы и звука О. Это римляне потом назвали РОМА. Мы основали город, выстроили храмы, стены, гробницы, мосты… И что же?! Когда сожгли Трою и Эней приплыл на кораблях в Этрурию — ветром принесло корабли, — то женщина Рума посоветовала сжечь их. Вот ее именем и назвали город. И тогда этруски Эней его товарищи возблагодарили небо, потому что это была их родина, родина предков… С той поры жены этрусков и римлян стали целовать своих мужей в губы…

— Ах, Порсенна, и чем только занята твоя голова! — воскликнула княгиня Ольга, потому что устала уже от этого изобилия ненужных ей далеких сказок.

— Подожди, подожди, княгинюшка, — отозвался Порсенна. — Я‑то о том, что тебе близко. Аполлон называл себя именем матери — Летоид, он всегда защищал мать. Он строил стены Трои и потом помогал троянцам в Троянской войне… Это наш бог, бог этрусков — Аплу, а значит, и ваш бог, бог русов и росов… Не зря он носил имена Дубового — Дримас, а ведь вы поклоняетесь дубам, вы, славяне… И еще — он был лебедем, а у вас лебеди — священные птицы. И гуси — священные, а они Рим спасли, наш Рим, Рим этрусков… И еще Аполлон — это волк. Имя Ликийский — волчий. Ведь зовут же у вас волка лыкусом?

— Зовут, зовут, Порсенна, поешь осетрины, — сказала княгиня Ольга устало.

— Но ведь лыкус — это ликийский! — вскочил старик. — И не зря близнецы в Риме сосали волчицу на Капитолии, а ведь он основан был этрусками. Волчица — это наш Аплу, это наша Ликия, и Аполлон Ликийский…

— И все‑таки, Порсенна, я не могу радоваться этому так, как радуешься ты… Просто у меня столько скорбей и горестей…

— Грешно, грешно, княгинюшка, не радоваться, глядя на белый свет! Что сказал бы твой прежний бог Радогост? Ведь только твой Христос велит все тужить да плакать… Этот мир проплачем, так в слезах и на тот свет приплываем… Я люблю этого вашего бога. Бог радости, бог радости гостям. Как только у вас могут обрадоваться и одарить гостя… Только у вас, на Руси это в обычае…

— Но ведь и у этрусков тоже? — лукаво спросила княгиня.

— Но ведь русы и этрусски — это прадеды и правнуки… — ответил Порсенна просто. — Я давно живу с вами и чем больше живу, тем больше вижу сходства….Прости, княгиня, я вижу, что ты устала, но я хочу, чтобы ты это знала: зеркала в жизни этрусков играли особую роль, зеркалами они смотрели в загробный мир. Туда смертному заглянуть нельзя, боги запрещают, и человек тут же погибнет. А зеркало навести можно, и на нем — вернее, в него увидишь то, что от нас всех скрыто. Ты думаешь, почему этруски остались и в Риме лучшими предсказателями? Да потому что они в зеркалах видят загробный мир, а там они получают прорицания будущего… Прости, прости, княгиня, я очень взволнован мыслью об отъезде. Да и я стар уже… Вдруг не увидимся?