Грэм Грин - Распутник Страница 41

Последним из поэтов, с которыми Рочестер сблизился в 1675 году, был Томас Отуэй. В глазах потомков он перерос всех своих современников, хотя в случае с Натаниэлом Ли это нельзя признать полностью справедливым. Подобно Чарлзу Лэму, Отуэй бил на слезу, и литература так никогда и не избавилась от его пагубного влияния. Рочестеру не повезло подружиться с Отуэем почти в той же мере, в какой ему не повезло рассориться с Драйденом. Возник любовный треугольник, в котором Рочестеру традиционно отводится роль подлеца-разлучника, женскую роль, естественно, играет мисс Барри, а в образе подлинного героя предстает жалкий, припадочный, постоянно проваливающийся на театре драматург. Читая эту историю в душераздирающем пересказе сэра Эдмунда Госса (горемычный поэт влюбляется в мисс Барри, его отвергают, однако коварный граф в отместку за само поползновение практически уничтожает незадачливого воздыхателя и выдавливает его из Англии), как-то забываешь о том, что доказательства какого бы то ни было участия Рочестера в происшедшем с Отуэем напрочь отсутствуют.

Факты таковы. В 1675 году Рочестер порекомендовал пьесу Отуэя «Алкивиад» двору, и ее поставили в Дорсетском театре, причем одну из ролей получила мисс Барри. Приведем далее слова самого Отуэя из предисловия к драме «Дон Карлос», в котором он отвечает на претензии, предъявленные его предыдущей пьесе:

Я чрезвычайно удовлетворен тем, что большая часть людей со вкусом и остроумием оказалась на моей стороне; в том числе я прежде всего благодарен графу Рочестеру за невыразимую поддержку, намного превышающую все, чем я могу или смогу хоть когда-нибудь отплатить ему; могло показаться, что он счел едва ли не своей прямой обязанностью представить пьесу в наилучшем свете и королю, и его королевскому высочеству[71], — и обе эти венценосные особы успели выказать мне свое расположение, что меня необычайно воодушевило. Именно графу Рочестеру, как я благоговейно признаю, я обязан самой существенной частью выпавшего на долю пьесы успеха, и с его же снисходительностью по моему адресу я связываю надежды на счастливую судьбу моего следующего сочинения.

Два года спустя (а, как уверяет нас Госс, именно в эти годы Отуэй, ухаживая за мисс Барри, навлек на себя гнев ревнивца Рочестера) он посвящает Рочестеру «Тита и Беренику» — и вновь не скупится на самые льстивые слова: «Ваша светлость рисковали очень многим, постоянно поддерживая несчастного изгнанника, у которого такое великое множество врагов».

В мае 1678 года Отуэю было разрешено поступить на службу в армию и отправиться в ее составе во Фландрию. Он вернулся весной 1679 года, «жалкий и вшивый», по слову Энтони Вуда, — в состоянии, которое нашло отражения в строках сатирического стихотворения «Тяжба поэтов за лавры»:

Том Отуэй входит, приятель Шедуэлла,И новыми виршами хвалится смело;«Дон Карлос» в кармане у жалкого рохлиВоняет так сильно, что вши передохли.

Именно это стихотворение и повлекло за собой прискорбное недоразумение. Впервые опубликованное через семнадцать лет после смерти Рочестера, оно было атрибутировано как плод совместного творчества Бекингема и Рочестера. И если бы Рочестер действительно принял участие в его сочинении, это означало бы, что между драматургом и его покровителем и впрямь пробежала кошка, однако, как неопровержимо доказал профессор Розуэлл Хэм, подлинным автором стихотворения является Сеттл. Следы размолвки следовало бы поискать где-нибудь в другом месте — хотя бы в стихах самого Отуэя, где под названием «Поэт жалуется своей музе» можно прочитать следующий пассаж:

Раешный стих он первым приглядел,Он им вертел в своем «Содоме», как хотел,Сатирик-сифилитик, он — назлоНедугам — Зла освоил ремесло,Несло его от злости и несло.

Пьеса «Содом» носит куда более порнографический характер, чем любое другое сочинение, созданное Рочестером или приписываемое ему. На титульном листе рукописи, хранящейся в Британском музее, значится: «Содом, или Квинтэссенция разврата, дистиллированная г[рафом] Р[очестером] в интересах Королевского Корпуса Обер-Ебарей». Считается, что эту пьесу однажды поставили при дворе. Атрибуция, однако же, более чем сомнительна. В обычае времени было приписывать любую похабщину Рочестеру. Современники не были единодушны в признании «Содома» произведением, принадлежащим перу Рочестера; Энтони Вуд сомневался в этом; ему говорили, что пьесу сочинил «какой-то сумасшедший писец из канцелярии Фишборна». Профессор Принц, почти без колебаний объявив автором Рочестера, в подтверждение этого тезиса из авторитетных уст смог сослаться лишь на мнение пресловутого «капитана» Смита. «Содом» отличается от сатир Рочестера принципиальной установкой на ирреальность содержания: это волшебная сказка, пусть и чудовищно похабная; как это ни странно и ни забавно, кое в чем напоминающая «Кольцо и розу» Уильяма Теккерея. Тем, кто считает автором «Содома» Рочестера, поневоле приходится отказать ему в авторстве стихотворения «Драматургу, сочинившему "Содом"»:

Не кавалер, а жалкий живоглот,Кому и шлюха Муза не дает,Покуда он ее не посечет.

Вот и все доказательства ссоры между двумя поэтами. Что же касается истории любви Отуэя к мисс Барри, это, конечно, другое дело. Любовные письма Отуэя к «мисс ***» были опубликованы в «Семейной переписке» Тома Брауна еще в 1698 году, а профессору Хэму удалось отыскать позднейшую перепечатку книги, предпринятую тем же издателем в 1713 году — в год смерти мисс Барри, — и здесь ее имя уже не заменено звездочками, а приведено полностью. И, судя по всему, сама мисс Барри приняла решение опубликовать эти письма. Которые, как и следовало ожидать от такого нытика и эксплуататора чужого сочувствия, как Отуэй, полны сентиментальной нежности (он, скажем, заклинает ее именем дочери, прижитой от Рочестера, «этим сладким плодом вашей первой и самой кроткой любви», что едва ли уместно в устах соперника). «И вот я протомился семью долгими и медленными годами желания», — пишет он, тем самым невольно датируя письма как отправляемые адресату уже после смерти Рочестера. Но мисс Барри была другого склада. «Безжалостная леди-проститутка» требовала от любовника куда большего, чем слова отчаяния. Олдис пишет:

Этот язык точечного безумия и отчаяния, сильно воздействующий на неискушенных девиц, редко приводит к цели в общении с такими специалистками на поприще страсти, как мисс Барри, поскольку он только укрепляет их в собственном тщеславии. Вот она и заводила незаконных детей от других мужчин, отказывая Отуэю (который ни красотой, ни манерами не уступал даже лучшим из ее избранников) хотя бы в поцелуе.

Рочестер был для Сеттла, Крауна и даже для Ли покровителем своенравным и переменчивым, но нет ни малейшего признака того, чтобы он хоть однажды изменил благоприятное отношение к Отуэю. Смерть графа, превратившаяся в схватку двух вер (католицизма и англиканства) и одного безверия (его собственного), отображена в кульминационной точке пьесы Отуэя «Спасенная Венеция». Пьеса была напечатана в 1682 году, а Рочестер умер в 1680-м, так что аллюзия здесь несомненно наличествует. В пьесе Пьер стоит на эшафоте, ожидая казни, когда к нему приводят священника. Пьер, однако же, отказывается его слушать:

Вести ты хочешьВслепую разум мой, как водят льва,Заманивая в подлую ловушку,Чтобы поймать живым и укротить, —И эти трюки называешь Верой.Лови глупцов — и набивай кошель!Всё, хватит, прочь!.. И, капитан, запомни,Что мной отвергнут этот капеллан,Подкравшийся в унылую годину, —Хоть и солжет потом, что я прощен.

Неверным было бы впечатление, будто Рочестер покровительствовал только заведомо слабым поэтам. Он восхищался Уоллером, даже когда тот уже впал в старческое слабоумие, он дружил с Этериджем и Шедуэллом и отдавал должное элегическим стихам тех же Ли и Отуэя.

Шедуэлл был с придворными на короткой ноге (о чем применительно к самому себе мог только мечтать Драйден). «Лорд Дорсет, — сетовала Нелли Гвин, — появляется раз в три месяца, потому что сутками напролет пьянствует у себя дома с Шедуэллом и мистером Харрисом». Не без зависти Драйден вывел Шедуэлла в образе сказочного великана-людоеда, и эта карикатура сильно задела адресата. Высоченный, как правило, благодушно настроенный, жестоко пьющий дядька, Шедуэлл был драматургом от Бога, правда, неряшливым и неровным. Восхваляя его, Рочестер ничего не преувеличил:

Шедуэлла поразительные всходы —Плод не Искусства, но самой Природы, —Небрежны, не закончены, а все жПриродного таланта не пропьешь!

Среди прочих поэтических попутчиков Рочестера главное место занимают Бакхерст и Сидли.