Аркадий Ваксберг - ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО Страница 41

Это не помешало кремлевскому диктатору высоко отозваться о тех, кого он вынужден был терпеть, поскольку их ценнейшую информацию он не мог получить ни от кого другого. «Что касается моих информаторов, – писал Сталин Рузвельту в своем секретном послании от 7 апреля 1945 года, за несколько дней до смерти американского президента, – то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно ‹…› Эти люди многократно проверены нами на деле ‹…› Я имел возможность неоднократно убедиться в аккуратности и осведомленности советских информаторов»[49].

После войны «честные и скромные, аккуратные и осведомленные» Александр Радо, Леопольд Треппер, Анатолий Гуревич и другие асы разведки за свои успехи испили до дна чашу Гулага: всем им, среди прочего, вменялись в вину «сионизм» и «еврейское засилье» среди их сотрудников[50].

В то время, как еврейские агенты советской разведки самоотверженно работали, способствуя победе над гитлеровской Германией, в Советском Союзе с молниеносной быстротой по всей стране распространился слух о том, что евреи уклоняются от участия в боевых действиях, что они ничем не помогают стране в то время, когда стоит вопрос о самом ее существовании, и что все они отсиживаются в тылу («Иван воюет в окопе, Абрам торгует в горкоопе», – с горькой иронией воспроизводил эти слухи в своих стихах поэт-фронтовик Борис Слуцкий).

Символическим местом, где евреи «отсиживались», считался город Ташкент, столица Узбекистана, давно уже вошедший в сознание советских граждан как «город хлебный», то есть сытый, благополучный, полный чуть ли не дармовых вожделенных фруктов, которых и в мирное-то время не хватало жителям собственно России. В годы войны само название этого города, весьма удаленного от фронта, теплого и благоустроенного, не нуждавшегося в затемнении для спасения от бомбардировок, полного не только хлебом, но персиками и яблоками, дынями и арбузами, вызывало вполне естественную зависть у огромной массы людей, жестоко страдавших даже в тылу – на Урале или в Сибири.

Что касается Ташкента как реального города, а не символа, то он действительно принял на себя немалую часть эвакуированных граждан самых разных национальностей, но лишь пять процентов эвакуировавшихся на Восток евреев осели в этом городе и его пригородах. Зато это были очень известные в стране люди из мира науки, культуры, искусства. Они-то и создавали впечатление у обработанной пропагандой массы, будто все евреи переместились в Ташкент[51]. На самом деле главная их часть обосновалась в городах и поселках как раз Урала и Западной Сибири", деля с местными жителями все тяготы военного лихолетья.

Евреи действительно составляли немалую часть всех эвакуированных. Хотя еще большая часть осталась под оккупацией.

Однако нацистская пропаганда сумела добраться до самых дальних уголков страны, главным образом, через раненых фронтовиков, проходивших лечение в тыловых госпиталях, – они наслушались нацистких пропагандистов, вещавших через громкоговорители, и начитались пропагандистских нацистских листовок, которые в сотнях тысяч экземпляров разбрасывались с самолетов во фронтовой полосе. Так что взрыв антисемитизма, который стал особенно заметен приблизительно в 1943 году и с тех пор уже не ослабевал, был спровоцирован не Кремлем и не Лубянкой, но зато воспринят ими со всей серьезностью: Сталин быстро сделал для себя надлежащие выводы, которые постепенно, но все же довольно быстро, привели к серьезным переменам во внутренней государственной политике.

Между тем миф об уклонении советских евреев от фронта, давным-давно опровергнутый документально, никогда не был официально опровергнут в какой бы то ни было форме сталинской пропагандой и ждал несколько десятилетий, чтобы печатно быть названным ложью. Достаточно сказать, что в годы войны ста двадцати евреям было присвоено высшее звание, отмечавшее военную доблесть, – звание Героя Советского Союза[53]. Кстати, трое из них – юноши 18-20 лет, сначала эвакуированные как раз в Ташкент, – были там мобилизованы в действующую армию и получили затем звание Героя: один посмертно, после гибели в бою (Семен Гельферг), второй за день до смерти от ран, полученных в боях (Рафаил Лев). Зато третий (Миля Фельзенштейн) выжил, но позже был лишен геройского звания, полученного им в двадцатилетнем возрасте, за то, что эмигрировал в Израиль[54].

В боях погибло свыше двухсот тысяч солдат и офицеров – евреев, свыше ста шестидесяти тысяч воинов, включая и тех, кто погиб, были награждены боевыми орденами, двенадцать еврейских солдат стали полными кавалерами ордена Славы. За форсирование Днепра первым получил только что учрежденный орден Суворова 3-й степени полковник Элиокум Шапиро (на ордене было высечено: номер 1). Вскоре в печати были опубликованы эскизы орденов Суворова всех степеней и указаны обладатели орденов, имевших 1-й номер. Орден Суворова 3-й степени № 1 почему-то не имел владельца…[55]

Роль советских евреев в обороне страны во время Второй мировой войны совсем особая тема, выходящая за рамки данной книги. Ей посвящено много исследований, проведенных как в России, так и за границей, причем непосредственным поводом для поисков правды оказался именно рожденный партийной пропагандой под влиянием нацистов и распространенный департаментом по дезинформации Лубянки слух о тотальном дезертирстве советского еврейства. Но есть у этой проблемы один особый аспект, который имеет к нашей теме самое прямое отношение.

Речь идет об очередном, но весьма впечатляющем, сталинском парадоксе – о массовом (именно так: массовом, а не единичном!) использовании в те годы евреев на самых важных постах и участках в государственном аппарате, в науке и промышленности (военной прежде всего): совершенно очевидно, что при всем желании Сталин обойтись без них не мог. Но это, в разгар начавшего набирать обороты государственного антисемитизма, неизбежно создавало иллюзию, что из Кремля не только не исходит даже в малой степени дух антисемитизма, а напротив – Кремль демонстративно поощряет вполне откровенное юдофильство.

Оставляя за скобками гигантский (сотни имен!) список евреев, занимавших в годы войны ведущее положение в работавшей на оборону науке и в производстве (начальники союзных управлений, директора и главные инженеры заводов, руководители крупнейших научно-исследовательских институтов и т. д.), вспомним лишь тех, кто был вознесен на вершину исполнительной власти, вошел в правительство и получил генеральские звания. Кроме Лазаря Кагановича, сохранившего свой пост (заместитель председателя правительства и нарком путей сообщения) наркомами стали Борис Ванников (выпущенный из тюрьмы в самом начале войны и вскоре назначенный наркомом вооружения), Исаак Зальцман (первый из евреев, удостоенный звания Героя социалистического труда, он возглавил наркомат танковой промышленности), Семен Гинзбург, Владимир Гроссман, Самуил Шапиро. Среди двадцати девяти евреев – заместителей наркомов очень большую известность получили награжденные за свою работу в годы войны множеством орденов: Юлий Боксерман, Израиль Гальперин, Юлий Коган, Эдуард Лифшиц, Давид Райзер, Соломон Рагинский, Соломон Сандлер. Генеральские звания, среди десятков, если не сотен, других евреев, получили те, чьи имена множество раз удостаивались самых восторженных аттестаций в печати – они возглавляли ведущие промышленные комплексы, где под их началом работали тысячи людей: Давид Будинский, Исаак Баренбойм, Давид Вишневский, Лев Гонор, Михаил Жезлов, Израиль Левин, Семен Невструев, Наум Носовский, Яков Рапопорт, Хаим Рубинчик, Абрам Танкилевич, Шлема Фрадкин, Самуил Франкфурт, Самуил Шапиро…[56]

Самыми высокими наградами были отмечены создатели новых типов самолетов и совершенного оружия: Семен Лавочкин, Михаил Гуревич, Исаак Зальцман, Лев Люльев, Александр Нудельман и еще многие другие. Некоторые из них имели не по одному ордену Ленина – высшей награды страны, а по три, по четыре, по пять… Сталин чуть ли не ежедневно лично принимал еврейских генералов-производственников в своем кабинете и часами беседовал с ними (заместитель начальника Генерального штаба, отвечавший, в частности, за снабжение армии вооружением – генерал-лейтенант Арон Гиршевич Карпоносов, дед будущего чемиона Европы и мира по фигурному катанию Геннадия Карпоносова, был просто-напросто завсегдатаем сталинской ставки)[57].

Так создался даже миф об особом благоволении Сталина к евреям, который тогда вряд ли кому-нибудь вообще мог показаться мифом. Для того чтобы понять истинную сущность этого поразительного и парадоксального феномена, понадобились многие годы.

1. Гнедин Е. Катастрофа и второе рождение. Амстердам, 1977. С. 113-114.

2. Совершенно секретно. 1992. № 4. С. 15.

3. СССР – Германия. 1939-1941. Нью-Йорк, 1989. С. 12.