Евгений Анташкевич - Нашествие Страница 41

– Ланч! Не желаете присоединиться? – спросил англичанин и на отказ Кэндзи вежливо поклонился и вышел, хлопнув дверью.

Кэндзи остался один. Он огляделся. На откидном столике продолжали позвякивать ложечками три стакана, четвёртый он держал в руках, и лежала закрученная фляжка, отсвечивая от окна своим кожаным, обтёртым до блеска чехлом. Он отхлебнул чай, поставил стакан на столик и сдвинул занавеску к дальней раме окна. Мимо поезда, почти не перемещаясь, плыла плоская, пустынная маньчжурская равнина.

До этого Кэндзи ездил в кавэжэдинских экспрессах, но всегда он так торопился, что не замечал вокруг себя ни соседей, ни обстановки. Сейчас он наконец-то разглядел тёмно-синие бархатные диваны, массивные бронзовые ручки и такой же бронзовый оклад зеркала на двери купе, и они родили в нём ощущение спокойствия. Неожиданный разговор с попутчиком во всём этом едущем, а точнее, мягко плывущем стал растворяться; вагон размеренно покачивался; хотелось только прикрыть окно, чтобы шёлковая занавеска так не шуршала и не колыхалась. Кэндзи уже начал дремать, боль куда-то спряталась, он закрыл глаза и почувствовал, как саднит кулак.

«Ну да, конечно! Как я мог забыть? Вот – англичанин! Заговорил!»

Сначала они сидели в японском ресторане, у господина Танаки: хорошие повара и тонко понимающая гостей прислуга, мягкий полумрак, дерево и татами – всё было привезено из Японии…

В конце пирушки Кэндзи вдруг стало грустно, вспомнилось беспокойство, которое подкралось к нему, когда он шёл к Адельбергу, и мысли о Соне. Он уже не слышал шума компании и не видел слабого света от хибачи, где синие огоньки облизывали чёрные, только что подложенные куски угля, они лежали на трепещущих красным, умирающих старых углях… Так он сидел, наверное, долго, как вдруг неожиданно Ёсиро толкнул его в бок, и в его затихшую голову сразу ворвались громкие, пьяные, весёлые голоса:

– В Фуцзядянь!!!

– Но это только для господ военных!!!

– Гражданские могут ехать спать! Их завтра будут рано будить ма-а-а-а-мочки!!!

Компания хохотала во весь голос.

Ёсиро снова толкнул его в бок, компания мигом затихла, но Кэндзи уже всё слышал. Он сидел скрестив ноги, с упёртыми в колени локтями, уткнувшись лбом в сплетённые пальцы. Не меняя позы, он приоткрыл глаза и тихо произнёс:

– На шестнадцатой, господа военные, есть одно место, о котором ещё никто из вас не знает…

Со всех сторон на него смотрели разинутые рты и слезящиеся от сакэ и табачного дыма глаза; вдруг он резко оперся на плечо Ёсиро, рывком вскочил на ноги и заорал во всё горло:

– Клянусь новенькой саблей Ёсиро-о-о-о!!!

От неожиданного толчка Ёсиро упал на бок и придавил собой саблю, подвешенную к поясу на коротких ремешках; пытаясь встать, он смешно барахтался и невнятно матерился:

– Чикишо! Ксо! Чикишо!

Компания выкатила глаза и сипела глотками; первым, видимо забыв про свой щегольской костюм, повалился на спину Ямамото и стал кататься, захлебываясь и кашляя от хохота.

Компания грохнула. Пьяные, они, как Ямамото, катались и толкали друг друга, молодые глотки стонали и перхали, они цеплялись один за другого, за руки и за одежду и пальцами показывали на стоявшего в позе героя Кэндзи. Девушки в летних ярких кимоно растаяли в тёмных углах ресторана.

Через несколько минут вся компания уже ввалилась в поджидавший их автобус миссии и до самого Фуцзядяня хохотала, не переставая удивляться такой резвости Кэндзи и неловкости Ёсиро…

Кэндзи пошевелился, чтобы протянуть руку и толкнуть вверх раму вагонного окна…

…Они ссыпались из автобуса и толпой, следуя за Кэндзи, подошли к двухэтажному дому с широким крыльцом и свисающим в середине красным бумажным фонарём.

«Хорошо, что я тогда набрёл на это заведение…» – полусонно и лениво глядя в окно, думал он.

За несколько недель до этого он попал на самую окраину Фуцзядяня, почти на задворки у самой Сунгари. Он приехал туда, чтобы изучить маршруты, по которым ходили и ездили работники советского генконсульства. Здесь в нескольких местах они уже не раз отрывались от наружки жандармерии. Его сопровождал сотрудник Номуры, который показывал Кэндзи, где это было.

– Ночью один из них исчез здесь. – И он указал на тупик, который при более тщательном изучении оказался кривым коротким проулком.

– А днём – здесь!

Кэндзи сквозь полудремоту глянул на часы. С того момента, как англичанин ушёл в ресторан, прошло минут пятнадцать.

«Сколько ещё там будут… «ланчевать» господина Бокова. Ланч – линч. Как всё близко!» Неожиданный каламбур заставил его улыбнуться.

Последнее место, которое указал офицер жандармского управления, его заинтересовало. Шестнадцатая улица китайского Фуцзядяня своим северным концом упиралась в широкую немощёную дорогу с насыпью из песка под будущие трамвайные рельсы, за которой Фуцзядянь полого спускался к Сунгари. Последний дом перед дорогой был этот самый, а дальше были лачуги, которые сбились одна к другой почти у самой воды.

Кэндзи со спутником обошли дом кругом, к нему примыкал сад за высоким забором из красного кирпича с единственной калиткой. Куда тут могли подеваться русские, было непонятно. Что-то тут не вязалось.

Кэндзи со спутником вошли в дом.

То, что он увидел, его удивило. Кирпичная наружность обычного китайского дома никак не предвещала того, что было внутри: европейская мебель из тёмного тяжёлого дерева с бархатной обивкой, портьеры, зеркала, пальмы в больших кадках, посередине широкая лестница на второй этаж, покрытая яркой синей ковровой дорожкой. На них тут же наскочила молоденькая китаянка в красном узком длинном шёлковом платье с разрезом от самого бедра. Она увидела гостей, ахнула и исчезла в одной из дверей. Через секунду из этой двери вышел молодой китаец с длинной лоснящейся косой, он стал мелко кланяться и что-то бормотать скороговоркой.

– Говорит, что хозяин всегда сам встречает гостей, но сейчас он уехал по делам, а все девочки спят после вчерашнего, – перевёл жандармский офицер.

– Скажите, что нам ничего не нужно, мы сейчас осмотрим помещение и сад и уйдем!

«Публичный дом! – понял Кэндзи. – Тут, на Шестнадцатой, их… только, по-моему, этот – очень дорогой!» Он медленно оглядывал висевшие на стенах картины с европейскими пейзажами.

Вдруг откуда-то сверху послышался низкий женский голос.

– Что господам угодно? – спросила женщина по-русски.

Кэндзи и его спутник посмотрели.

Со второго этажа по лестнице медленно спускалась уже не молодая, но очень стройная и красивая русская женщина с изящной сумочкой на локте; она на ходу натягивала перчатки.

– Здравствуйте, мадам! – Кэндзи чуть поклонился. – Осматриваем ваше заведение. Ищем что-нибудь приличное!

– А почему господа японские офицеры ищут что-нибудь приличное не на Пристани, а здесь, в Фуцзядяне? – Женщина остановилась на середине лестницы и смотрела на гостей довольно пристально, даже бесцеремонно и явно никуда не торопилась.

Со второго этажа послышался девичий голос:

– Кто там, Дора Михайловна?

– Спи, милая, это не по твою душу!

Дверь купе неожиданно открылась, в проёме на широко расставленных ногах, покачиваясь в такт вагону, стоял англичанин. Он коротко глянул на Кэндзи, плюхнулся на диван, секунду посидел, потом уверенным движением взял фляжку, отвинтил крышку и налил виски в крышку и в стакан.

– Ну что, господин голодающий и страдающий, рассказывайте, о какие приключения вы ободрали себе кулак!

Кэндзи понял, что дальше сопротивляться уже невозможно, взял протянутый ему стакан и выпил. Жидкость обожгла губы и упёрлась в горло, горло сжалось ниже кадыка, и виски застряло полупроглоченным.

«Сейчас выплюну или стошню!»

Он выпрямил спину и понял, что если это произойдёт, то прямо на светлые брюки англичанина. В благодарность!

Англичанин как-то весь подобрался, но взгляда не отвёл.

«Надо сидеть так!» – почему-то подумал Кэндзи, продолжая сидеть с прямой спиной, и медленно вдохнул через нос.

Через секунду жидкость прошла, оставив во рту привкус спирта и чего-то жжёного.

Англичанин облегчённо хмыкнул и протянул другой стакан, с остывшим чаем.

– Теперь вот это!

Глаза Кэндзи увлажнились, он переливчато видел соседа, но различал протянутый ему стакан.

– Только медленно, – сказал англичанин. – Не торопитесь! То, что должно было произойти, уже произошло.

Кэндзи растёр кулаками слёзы и глотнул чаю. Чай оказался сладким.

– Ну вот! Теперь минут через пять я смогу закурить, и вы этого даже не почувствуете.