Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король Страница 42

Вечерние сизые сумерки на привале были наполнены стрекотом сверчков и криками ночных птиц в поле. От речушки тянуло туманом. В темноте яркими цветами цвели костры, возле которых на потниках, сёдлах и просто так расположились воины. Они отдыхали. Отроки помешивали в котлах сдобренную салом кашу. Люди смотрели на огонь, молча вдыхали запахи ужина.

Роману не сиделось в лёгком походном шатре. Душным казался ему светлый полог. Он вышел на воздух. Постоял, потом плотнее запахнул корзно и шагнул в темноту. Взмахнул рукой, останавливая тронувшихся было за ним по пятам отроков.

Который день не мог он ни спать, ни есть. Который день не было ему покоя. Гоня от себя мысли, побрёл в луга, где пофыркивали кони. Но, не доходя немного, приостановился.

Ближнего костра было почти не видать от столпившихся вокруг воинов. Кто сидел, кто привстал на колено, кто стоял, опершись на копьё. Все молчали, и только один голос, молодой, высокий, тянул песню:

Ой, ты степь моя, степь ковыльная!Ты дубравушка с частым ельничком!Не гулять уж мне, добру молодцу,по родной земле, земле-матушке.

Никем не замеченный, Роман подошёл, остановился, слушая.

Мне не мять цветов в заливных лугах,Из ручья не пить ключевой воды,Не дышать в полях чистым воздухом,По реке не плыть да с товарами.Ты прости-прощай, земля-матушка.Не сменял тебя я на дальний край.Только стала ты мне чужбинушкой,Стороной чужой да неласковой…Уж как молодца взяли вороги.Взяли вороны ясна сокола…

Кто-то переступил с ноги на ногу, оглянулся и заметил Романа. - Княже?

Дружинники зашевелились, освобождая место ближе костру. Певец, смущённо хлопнув ресницами, замолк и вскочил. Роман прошёл в круг.

- Как звать? - спросил он певуна.

- Митусем, - ответил тот.

- Откуда ты?

- Галицкий.

Роман дёрнулся, словно его ударили по щеке.

- Оно и понятно, - процедил он. - Что, тяжко?

- Как же не тяжко, - чуть смущённо ответил дружинник. - И птица на своё гнездо летит, а мы по земле скитаемся. Надоело уж.

Он хотел ещё что-то добавить, но засмущался совсем и замолк. Роман обвёл потяжелевшим взором собравшихся.

- Кому ещё, - раздельно произнёс он, - надоело? Дружина молчала. Притихли даже у соседних костров.

И это молчание сказало Роману многое без всяких слов.

- Ишь ты, - он задержал дыхание, посмотрел на огонь. - Мните, мне в радость мотаться без пристанища? Я князь, а не голь перекатная. И вы дружина моя, а не ватага калик перехожих… Мы ещё вернёмся. И тогда будет всё. И стол, и кров.

Не прибавив более ни слова, развернулся и быстрым шагом ушёл к себе в шатёр. Дружина провожала его молчанием.

И вот теперь Романа встречал Вручий. С остановившимся, заострившимся и ещё больше ставшим похожим на ястреба лицом, ни на кого не глядя, проезжал волынский князь узкими улочками. Молчаливая дружина растянулась за ним. Бояре ехали впереди, уткнув лица в бороды. Из-за острого нежелания видеть их рожи Роман не оборачивался назад. «Рады, небось, что ухожу несолоно хлебавши, - думал он, горькими мыслями растравляя рану. - Иль выдумывают, как бы понезаметнее улизнуть. Князей-то вон как много. И все при местах, все при городах. Уж отыщут для боярина деревеньку на прокорм. А у меня…» Хотелось выть волком - что за судьба у него такая несчастливая! Правда, дружинники помалкивали и никто не приходил кланяться - мол, ухожу я от тебя, княже, не поминай лихом. Но это была единственная, горькая радость.

Ради возвращения Романа ворота были распахнуты настежь. Предслава в праздничном уборе ждала его на красном крыльце и, едва Роман въехал на двор и расторопные отроки подскочили принять его серого в яблоках коня, раскинула руки и птицей слетела навстречу.

- Ой ты, сокол! Сокол ты мой ясный! - напевно голосила она. - Воротился! Воротился в дом родной! Привела тебя дороженька, сберегли от копья и стрелы мои слёзыньки, укрыла Пресвятая Богородица! Принесла мне моего сокола!

То плача от радости, то смеясь, она висла на шее мужа. Роман отворачивался, для вида приобнимая Предславу за покатые мягкие плечи. Вместе они поднялись на крыльцо.

- А я-то как заждалась, как извелась! - счастливо щебетала Предслава. - Все ночи не спала, все глазоньки проглядела, тебя дожидаючи! И дочечки о тебе день спрашивали - нейдёт ли батюшка? Нет ли родимого! Поглянь - встречают!

На просторных сенях стояли боярыни, среди них в окружении нянек и мамок были обе княжны. Феодора, старшая, стояла, с удивлённым любопытством по-детски открыто разглядывала отца, -от которого успела отвыкнуть. Младшую Саломею кормилица держала на руках. Девочка сосала палец.

Стараясь не глядеть на боярынь, столпившихся на крыльце и поглядывающих на него вполглаза. - другим глазом они высматривали вернувшихся с князем мужей и сыновей, - и только поведя взглядом на дочерей, Роман прошёл в терем, затворился в свои покои и там сел на лавку, вытягивая ноги. Провожавшая Предслава осталась с ним - хлопнула в ладоши, созывая слуг, сама потянулась расстегнуть застёжку мужниного корзна.

- Отдохни с дороги, Романушка! - ворковала она. - А мы тебе баньку истопили. Попарься, смой усталость, оставь печали. Вымоешься, а там и почестей пир поспеет.

- Не с победой я воротился, чтобы почётным пиром меня встречать, - отрезал Роман, отстраняя руки жены.

- Да как же без пира-то с боярами и дружиной? - искренне изумилась Предслава. - Ждали мы тебя. Извелись, дожидаючись! Уж в палатах столы накрывают!

- Ну, коли так, то пущай кто хочет, тот на пир и идёт, - согласился Роман. - А у меня душа не лежит.

На пир он всё-таки пошёл и сидел во главе стола, почти ничего не съев и лишь то и дело подставляя кубок кравчему. Бояре и старшие дружинники пили и ели вовсю, но радости на пиру не было. Люди поглядывали на князя, на его изрезанное морщинами чело, на остановившийся тяжёлый взгляд, на почти нетронутые блюда - и кусок застревал у иных в горле, другие трезвели на глазах, а третьи прикусывали развязавшиеся было от выпитого языки. Даже позванные гусляры не спешили смешить народ небывальщинами, а тянули всё больше напевные песни и старины о князе Владимире, о богатыре Дунае и Сухмане.

Не в добрый для себя час воротился Роман во Вручий к тестю на хлеба - несколько дней спустя дошла из Галича злая весть - бежал из венгерского плена Владимир Ярославич, пришёл под стены города с полками Казимира малопольского и сел на отчий и дедов стол.

2

После череды неудач наконец-то изгнаннику повезло. Хотя и выслал Бэла за беглецом погоню, Ворш и Ласло сумели сбить её со следа. Спеша изо всех сил, замучив Алёну, вконец осунувшийся и постаревший Владимир прибыл ко двору Фридриха Барбароссы.

Прусский император был занят подготовкой к новому крестовому походу, поэтому сперва отмахнулся от известия, что изгнанный из своих земель русский князь хочет его видеть. Но когда ему доложили, что этот князь только что бежал из венгерского плена и является не кем иным, как законным государем Галиции, которую король Бэла обманом захватил по весне, и что он по матери племянник самого Всеволода Юрьевича владимир-залесского, как всё переменилось. Отложив все дела, Фридрих принял Владимира.

Обласканный, уже переставший на что-то надеяться, Владимир чуть не прослезился, когда прусский император усадил его подле себя, как равного, и долго расспрашивал о его мытарствах. Выслушав длинную путаную историю, Фридрих покачал головой, посетовал на злобу людскую и предложил помощь.

Не бескорыстно, конечно. Хотя и могущественным был дядя этого галицкого изгнанника, но князем больше - князем меньше, а Руси от этого не убудет. Решающую роль сыграло другое - Фридрих готовился к крестовому походу, в который должен был выступить на днях. Путь его должен был пролегать как раз по Венгрии, и нацелен удар немецких крестоносцев будет в Византию, с которой у воспитанного Мануилом Комнином Бэлой союз. В таких условиях неплохо бы ослабить Венгрию.

Готовясь к походу, Фридрих не мог выделить Владимиру даже сотни рыцарей, но с готовностью предложил галицкому изгнаннику отправиться в Краков, к его вассалу Казимиру Справедливому, который будет рад усадить Владимира на галицкий стол силой своих воинов. А за услугу Фридрих просил самую малость - небольшую ренту, в две тысячи гривен ежегодно.

Владимир очень хотел вернуться домой. Поэтому согласился на все условия. И вскоре подъезжал к Галичу во главе огромного войска.