Юрий Галинский - Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго! Страница 42

— У входа стоит бек Алиман. Он хочет видеть пресветлого хана.

Лицо Бека Хаджи скривилось, глаза сердито сверкнули. В первое мгновение он решил не принимать Алимана, но затем подумал, что опасно еще больше портить и без того неприязненные отношения с посланцем Тохтамыш-хана. К тому же Беку Хаджи еще утром донесли: ночью прибыл гонец из-под Мушкаф и посетил шатер бека Алимана. О чем они шептались, хан не знал: его соглядатаям не удалось подслушать. Вспомнив об этом, шуракалец велел принять Алимана и с настороженным любопытством стал ожидать его появления в шатре.

«Наверное, гонец прибыл с повелением спешить к Мушкаф, где великий хан не может управиться, и этот коротышка Алиман хочет передать мне его повеление…» — предположил он.

Когда Алиман вошел, Бек Хаджи сидел на одной из больших, ярко расшитых подушек, украшавших огромный персидский ковер. Едва кивнув в ответ на приветствие, хан небрежным жестом разрешил беку усесться на подушке рядом.

— С чем ты пришел, бек Алиман? — притворившись очень удивленным, спросил он.

— Ты своеволен и упрям, Бек Хаджи! Ты делаешь все только в угоду своим желаниям! — начал бек и продолжал, повысив голос: — Ты долго испытывал терпение великого Насира эд-Дина Тохтамыш-хана, но, кажется, этому пришел конец!

— Ты стал слишком много говорить, бек! — вскочив с подушки, воскликнул шуракалец. — Ты стал говорить так много, что я даже удивляюсь: как я терплю это!

— Я говорю устами наместника Аллаха на земле, великого из великих хана Тохтамыш-хана! И говорю тебе, Бек Хаджи: ты ослушник! Ты не привел вовремя свою орду в Мушкаф! Ты своевольно пошел путем, которым не велено было идти, пошел на Тарусу! Ты понапрасну погубил множество своих нукеров! Ты продолжаешь сидеть здесь и нежиться с полонянками, когда там… — он резко взмахнул тонкой рукой, обнажившейся из-под широкого рукава шелкового халата. — Когда там решается судьба Орды!

— Замолчи, бек Алиман, или я сейчас отрублю твою глупую голову! — в свою очередь закричал хан и выхватил из ножен саблю.

Но Алиман продолжал спокойно стоять, а его бесстрастное лицо растянулось в едкой усмешке.

— Ты ошибаешься, Бек Хаджи! Ты думаешь, что тебя не достанет карающая рука Сарая… — процедил он и добавил угрожающе: — Велик гнев Тохтамыша. Он не потерпит своевольства крымцев, как это было при прежних ханах. Я знаю, почему ты изгнал мудрого бека Тюркиша — он говорил тебе то же, что и я.

Бек Хаджи молча вложил саблю в ножны; зло подумал: «Неспроста, видимо, гнусный коротышка позволяет себе так разговаривать со мною. Еще вчера он не решился бы на это, а сегодня перестал бояться моего гнева. Значит, гонец Тохтамыша передал ему тайный наказ, и теперь уже надо опасаться мне. Одно неосторожное слово может учинить великий вред моему племени, который потом не исправишь. Значит, ссориться с ним нельзя, чтобы он не оговорил меня перед Тохтамышем…»

Все это мгновенно промелькнуло в его голове, но, не желая выдать своего смятения, он резко произнес:

— Говори, зачем ты пришел, бек Алиман! Говори, что тебе надо! Неспроста же ты появился в моем шатре.

— Да, Бек Хаджи, я пришел к тебе неспроста. Я пришел к тебе не на сладкую беседу. Ты отважен и храбр, Бек Хаджи, но ты гордец и себялюбец. Тебя ждет наказание, ибо ты ослушник. Ты всегда был надменен и груб со мной, но я не держу на тебя зла…

— Говори же наконец, шайтан! — не сдержавшись, перебил его шуракальский хан. — Я воин Аллаха! Мне не страшны твои угрозы! Великий хан Тохтамыш знает, что я предан ему и готов сложить за него свою голову!

— Тогда мне не о чем говорить с тобой, гордец! — вышел из себя Алиман. Он резко поднялся с ковра, расшитая мелким жемчугом и рубинами тюбетейка соскочила с бритой головы, но он, не подняв ее, засеменил к выходу. Но едва Алиман достиг полога шатра, послышался громкий окрик хана:

— Остановись, бек Алиман! Остановись!.. Что передал тебе для меня гонец великого хана? Я знаю, что этой ночью ты принимал его в своем шатре. Говори, иначе ты не переступишь этого порога! Эй, стража!..

Два телохранителя, одетые в панцири-куяки и круглые татарские шлемы, выступили из складок шатра и скрестили перед беком копья.

Алиман мысленно усмехнулся: сопровождая Шуракальскую орду, он хорошо изучил нрав и повадки ее хана. Он был уверен, что тот не выпустит его, пока не услышит, зачем приезжал гонец великого хана… Впрочем, ничего особенного Алиман не мог рассказать Беку Хаджи. В послании Тохтамыша было лишь повеление беку, чтобы он заставил шуракальского хана вести свою орду к Мушкаф. А заканчивалось оно угрозой, но не Беку Хаджи, а Алиману: если за день-два он не выполнит наказ, то будет казнен. Гонец поведал беку, что Мушкаф не сдается, ордынцы, штурмуя ее, несут большие потери, и потому великий хан в гневе…

Бек Алиман, как бы нехотя, возвратился. Снова усевшись на подушку, помолчал некоторое время, потом стал говорить:

— Ты помнишь, Бек Хаджи, когда мы шли на полночь, то скакали через проклятое Аллахом Куликово поле? Ты помнишь, Бек Хаджи, сколько останков доблестных воинов Аллаха лежало под копытами наших коней?.. — И, подняв кверху палец, крикнул: — Иди на Мушкаф, хан! Иди немедля!

Глава 16

Не успели лесовики расположиться в засаде на деревьях, росших вдоль дороги, как прискакал Василько, крикнул всполошенно:

— Полон гонят!

На дубах, где засели лесовики, словно под сильным порывом ветра, зашумела листва, затрещали ветки — люди устраивались поудобнее для стрельбы. Потом все стихло.

Но вот молчание хмурого осеннего утра нарушили отдаленный конский топот, шлепанье босых ног, громкие выкрики. Полон приближался. Впереди ехала группа вооруженных копьями ордынцев. За ними шли пленники — несколько десятков мужиков и баб; руки заломлены назад, по четыре пары связаны одной веревкой. Длинные концы арканов в руках сторожевых, окружавших ясырь. Замыкала шествие дюжина всадников.

Ордынцы торопились. Лес, тесно обступая дорогу, пугал их своей тяжелой, таинственной громадой. Слышались гортанные выкрики, свист плетей, стоны.

Среди пленников шли Клепа с Сенькой — их сразу признали станичники. Чем ближе к месту засады подходил полон, тем чаще взоры рыжего лесовика и парнишки обращались к вершинам деревьев. Мужики, следовавшие за ними, нетерпеливо поглядывали туда же; лица их были напряжены…

Как только Гордей понял, что Клепа успел предупредить пленников о засаде, он, заложив пальцы в рот, оглушительно свистнул. С соседних деревьев сразу откликнулись… И тут же десятки стрел, сверкнув разноцветным оперением, посыпались на дорогу.

Несколько конных ордынцев, выронив из рук концы арканов, свалились на землю. Одна из стрел случайно попала в пленника. Тот упал, опрокинув напарника, к которому был привязан. Сторожевые татары смешались, их кони, давя людей, врезались в ряды пленников. Вопли, крики, ругань ордынских десятников повисли над лесом. А с деревьев уже прыгали станичники. Почти одновременно на татар ударили Клепа и пленные мужики. Часть последних тут же погибла, встреченная саблями и копьями, но другим удалось стащить немало крымцев с лошадей.

Замелькали дубины, мечи, сабли, кулаки. Схватка разгорелась. Ордынцы яростно отстаивали ясырь. Пал заколотый копьем Фрол Гон. У атамана выбили меч из рук, не окажись рядом Федора и Василька, его бы зарубили татары. Еще двух лесовиков затоптали лошади. Но пленные мужики уже успели освободиться от веревок, и крымцам приходилось туго. Дрались врукопашную, душили друг друга, вгрызались зубами в горло врага…

Лишь трем ордынцам удалось отбиться. Развернув коней, они понеслись в ту сторону, откуда только что гнали полон. Их встретили стрелы трех лесовиков, засевших на огромном дубе. Взмахнув руками, вылетел из седла первый татарин, под вторым убило лошадь, и его настигли тарусские мужики. Только третьему удалось проскочить и умчаться прочь по дороге. Из сопровождавших ясырь ушел лишь он.

Еще не успели захоронить погибших лесовиков и пленников, как обнаружилось, что исчезла Марийка. В засаде она укрылась на дубе рядом с Митрошкой, но затем куда она девалась, никто не знал. Среди убитых Марийки тоже не оказалось. Станичники обыскали все кусты по обе стороны дороги, но девки так и не нашли. Атаману и Федору очень не хотелось уходить с дороги, однако надо было торопиться: если спасшийся татарин доберется до села, где хозяйничают враги, они непременно пригонят сюда…

Навьючив захваченных лошадей татарским оружием и доспехами, лесовики и освобожденные из неволи мужики и бабы зашагали в глубь леса, подальше от места схватки. Остановились на ночлег в глухом еловом бору. Разводить костры не стали, от усталости и пережитого люди, среди которых было немало раненых, повалились прямо на землю. Гордей долго не ложился, сидел в глубоком раздумье…