Игорь Генералов - В тени славы предков Страница 42

— Считаю нужным совет тебе дать, княже: опасайся Володьки. Не зря он за море ушёл, никем не гонимый. Мириться поздно уже тебе с ним, осталось только одолеть, как Олега.

Лицо Ярополка скривилось, будто судорога прошла. Любое напоминание о войне с братом было ему неприятно.

— Я не буду драться с Владимиром. Да и не полезет он: сил у нас больше.

Свенельд смотрел уставшим взглядом на гордо вздёрнутый подбородок Ярополка. Не его был уже князь. Знал боярин, даже из хором не выходя, о Рогнеде, о том, что не выходит у князя с Малфридой, что её, как и Свенельда, бывшего сватом, в народе обвиняют в ворожбе, чтобы князя извести.

— Ступай, князь, говорить нам больше не о чем. Удачи тебе.

Ярополк тяжело поднялся, задержался в дверях, бросив последний взгляд на большое, беспомощно распластанное на постели тело. Коротко, но остро пронзило сожаление: со Свенельдом, уходившим последним из великих, уходила в прошлое целая героическая эпоха Святослава. Не было уже и Иоанна Цимисхия, и Ратши Волка, не было в живых молодого царя болгарского Бориса, вместе со Свенельдом сидевшего в осаждённом Преславе. Братья-комитопулы, поддерживавшие Святослава в войне с Византией, почти тоже все лежали в домовине: в бою с ромеями погибли Давид и Моисей; Аарона, противника войны с Византией, горячий младший брат Самуил обвинил в предательстве и убил. Далеко всё это было от Ярополка, для него было другое время, и другие люди окружали его. Князь, надев шапку, пригнувшись под притолокой, шагнул из дверного проёма на лестницу.

Весть о смерти Свенельда застала Ярополка на пути в Полоцк. Подписав обельные[173] грамоты для боярских холопов и передав их вестоноше, князь к вечеру уже перестал думать о покойном — радость предстоящей встречи с Рогнедой отметала прочие мысли.

Глава тридцать третья

Обещанную полочанам рать на ятвягов успели собрать и отправить в сечене[174]. Задумка была достичь ятвяжских земель до таяния снегов, чтобы там переждать сырое болотистое предвесенье. Павше, как шустрому, опытному кметю, доверили водить копьё. Завистники же говаривали, что близкое знакомство с набольшим воеводой очень помогло возвеличиться девятнадцатилетнему парню. Павше было всё равно до злословий, он не первый день был в княжеской дружине, был в настоящем бою, ходил в полюдье за данями. Подражая бывалым воинам, сплёвывал сквозь зубы, ходил вразвалочку, на вечерних привалах уходил играть в зернь. Меж тем не забывал проверять справу у ратников, ругался, если что было не так, не решаясь, впрочем, давать затрещины матёрым мужикам.

Прошли краем Полоцкого княжества, там под Городцом к ним присоединилась рать полочан, которую вёл Рослав, сын Рогволода. Блуд без пререканий признал над собой молодого князя. Войско пережидало распутицу около большого ятвяжского городка с щекотным уху чужим названием, которого Павша так и не запомнил. Ратники, чая зажитьё, примеривались к городку, облизываясь на предстоящую добычу и красных девок, по которым истосковалась плоть за время похода.

Сошла вода и слякоть, Рослав постоянно стал куда-то уезжать, наезжали какие-то местные, судя по портам — вятшие, говорили с Рославом и полоцкими боярами. Становилось ясно, что сшибок и зажитья не будет. Русские ратные приуныли, начали отбиваться от рук, бражничать. Павша, приструнивая своего ратного, могутного мужика, дрался с ним до крови, и, кабы не кмети, ставшие на сторону Павши, неизвестно, чем бы всё окончилось. Павшин знакомец с молодшей дружины, по имени Вышата, горячей крови, упившись, орал:

— Своих бить, так мы горазды, а как на чужаков отправиться, так обмочились! — поминать о той рати с Олегом в княжеском войске было не след: многие были не рады смерти Олега, жалели его, говаривали о схожести с отцом. Вышате затыкали рот, вязали. Блуд, строжа ратников, сам понимал: не объяснишь им, что ятвяги запуганы силой и мирятся с полочанами, чего и хотел достигнуть князь. Несколько раз ругался с Рославом, прося распустить рати по домам, но получал отказ и угрозы от имени Ярополка. В конце концов Блуд своим решением приказал сворачивать стан.

Ярополк тем временем был уже на полпути в Полоцк. Томимому ожиданием встречи с Рогнедой, путь ему казался очень длинным. Дома от сладострастных дум отвлекали дела; лишь ночью, в цветистых снах, он видел полоцкую вдову в высокой рогатой кике с жемчугами, в узорчатой сряде, обрисовывающей высокую грудь. Не любящий рати, в мечтах представлял себя богатырём, спасающим её от Волоса-змея. И вот она была рядом, в каких-то десяти поприщах пути. Рать, посланная на ятвягов, поможет ближе расположить Рогволода и сыновей. Весть о том, что Блуд не дождался, пока Рослав договорится со своими данниками, разозлила князя. Ругая не только воеводу, но и себя, думал: «Был бы твёрже, как бабка или отец, не посмел бы Блуд, побоялся бы!»

В Полоцке приняли, как обычно: не лучше, но и не хуже. Про то, что Блуд оставил полочан, разговору не было: со стороны Рогволода — из вежливости, со стороны Ярополка — от стыда. Рослава с вестями ожидали со дня на день. Обменивались подарками; сыну Рогнеды Изяславу Ярополк подарил меч в ножнах с серебряной оковкой. Узря, как загорелись глаза у княжича, когда он вытащил из ножен змеившийся узором иссиня-чёрный харалуг, Ярополк понял, что Изяслав будет на его стороне при сватовстве к его матери. За такой меч можно дом купить со стаей и скотиной в придачу или лодью на сорок гребцов. Звонким мальчишеским голосом поблагодарил князя, твёрдо, по-взрослому, пообещав отдариться когда-нибудь. Рогволод с боярами скрыли в усах улыбку, смотря на глуздыря, лишь Рогнеда благодарно посмотрела на Ярополка, да так, что того окатило, будто жаром.

Прибытие Рослава отмечали шумным пиром, тем более что с ятвягами всё порешилось и дань они пообещали давать в прежних размерах. В разгар пира, когда, подогретые хмельным, гости пустились в пляс, Рогнеда, посидев больше положенного для вдовы, вышла из сеней и через столовую палату пошла на женскую половину хором, Ярополк, даже не оглядевшись — не смотрит ли кто? — бросился следом. Хмель кружил голову, сдерживаемая страсть от томительного ожидания рвалась наружу.

Нагнал у выхода из крытого перехода на лестницу. Рогнеда обернулась на быстрые шаги, узнала князя, улыбнулась, обнажив жемчужные зубы. Ярополк собирался сказать уставное: ждал, мол, встречи, скучал, но кровь подтолкнула, и он с жадностью впился губами в приоткрытый рот вдовы. Рогнеда не сопротивлялась. Князь, вовсе теряя голову, целовал лицо, шею полочанки, руки скользили по телу, забирались под подол, путаясь в складках нижней рубахи. Подумалось неожиданное и глупое: «Одежду не изорвать бы ей!» Рука скользнула вверх по ногам. Вдова, застонав, шепнула с жаром:

— Идём наверх!

Ярополк не помнил, как заплетающимися ногами, спотыкаясь, поднимался по лестнице, как, охнув от неожиданности, отвернула в сторону белое в темноте лицо сенная боярыня. Лишь с рассветом выбрался из вдовьего покоя, покосился на храпевшую холопку, осторожно, будто вор, вышел чёрным крыльцом, кляня себя за неосторожность, ибо мимо гридней, стороживших двор, пройти незаметно вряд ли удастся, хотя мало ли кто куда расползается после удалого пира?

И всё же, придя в терем Брячислава, в котором гостили, разбудил Величку Слуды, грубо схватив того за плечи и вырвав из сна:

— Вставай, боярин! У меня с Рогнедой… — Осёкся, продолжил: — …дитё, может, будет.

Величко с тяжёлого пьяного сна не сразу понял, зачем и кто его трясёт, и полез было в драку. Ярополк отступил, оттолкнув от себя боярина. Тот тряс головой: перед глазами до сих пор всё кружилось и качалось, похмельная боль стискивала виски, но слова князя всё же дошли до него. Неужто уже свершилось? Надо бы Миливою весть послать. Мысли перебивались головной болью, нужно было доспать.

— Княже, я понял тебя, — сказал Величко, объяв Ярополка густым запахом перегара, — пождём до утра.

— Петухи ужо запели.

Но Величко не слушал, он спал.

Русы к пабедью пришли не в сени, как было условлено (начинался второй день пира), а в покой Рогволода. Ярополк, в торжественном бархатном зипуне, в шёлковом алом корзне, земно поклонился полоцкому князю и, твёрдо глядя ему в глаза, попросил позволения прислать сватов за Рогнедой. Рогволод, отвечая, уставно и много говорил о великой чести, оказанной предложением Ярополка, и просил подождать, ибо в народе не скажут ничего доброго: муж Рогнеды погиб чуть более полугода назад.

— Я не отказываю тебе, князь, — мягко молвил он, — но пожди немного. В моём доме ты всегда желанный гость. Приезжай.

Умом понимал Ярополк Рогволода, но в груди было тяжело от обиды. Не соглашаться было нельзя. Советы бояр успокоили князя, тем более что следующей ночью Рогнеда обещала ждать его.

Глава тридцать четвёртая