Николай Задорнов - Первое открытие [К океану] Страница 42

На столе — цветы в тон жандармского мундира и тяжелая каменная доска с чернильницами.

— Нужны люди, равные им по развитию! Нет таких? Найдите... Купите и подошлите, как в киевский заговор. Подсылать надо солидных... Дворян.

— Нет-с...

— А тех, что уже куплены?

— Негодны.

— Почему?

— Теперь бунтует другое поколение. Это молодежь с положением и знаниями.

— Среди молодых желающих найдется еще больше. Они все без средств. Вы проверьте рублем их идеи. Они живо обнаружат другую сторону. Помните классическую истину: «Действовать надобно подкупательно!»[126]

— Это Пушкин...

— Как будто до него не знали! Старая истина, батенька! Вечная! А как с моряками?

— На суда, уходящие за границу, пытались, но ничего не получается. Морские офицеры с фанаберией, не долго думая, могут прикончить... Моряки росли все вместе и знают друг друга с детских лет. Но я сделаю все, все, чтобы исполнить желание вашего превосходительства...

— Ищите! Карл Васильевич тоже был моряк! Ничем они от других людей не отличаются!

Агент что-то каркнул со своим отвратительным акцентом, почтительно поклонился и ушел.

Дубельт озабоченно вздохнул.

«Надо искать заговоры! Может, как-то постараться составить самим? Должно же что-то быть? Хотя бы разговоры! Ведь существует же на свете, наверное, какая-то новая философия... Не все же без головы!»

Но не Карла же Васильевича подведет Леонтий Васильевич! Тут надо поискать где-то в другом месте, город велик! Леонтий Васильевич уже думал об этом и примерно знал, куда надобно, по нынешним временам, закинуть удочку! Москву не забывать! И он знает, кого там подцепить. За французскую революцию придется кое-кому расплачиваться, как Копьевой!

Есть деятели тайной полиции, которые везде видят преступления и, преследуя людей, часто от этого сами страдают... Другие, напротив, совсем не страдают. К такому роду жизнерадостных защитников нравственности принадлежал и Леонтий Васильевич.

Глава двадцать девятая

АДМИРАЛ БЕЛЛИНСГАУЗЕН

А «Байкал» уже затянулся во внутреннюю кронштадтскую гавань и пришвартовался к набережной у длинной вереницы белых каменных складов. Дудки унтер-офицеров не умолкали до темной ночи. Грузили порох, пушки, оружие, инструменты, а также сукна, холст, сапожный товар и продовольствие.

Еще раз съездив в Петербург и получив наконец утвержденную инструкцию на опись охотских побережий, в которой так и не было ни словом упомянуто об описи устьев Амура, капитан снова побывал у Литке.

Тайна, о которой немногие знали и никто не говорил, была известна ему не совсем. Несколько лет тому назад в лимане Амура побывала экспедиция. Берега были нанесены Гавриловым на карту. Главная тайна — сама карта.

А экспедиция Гаврилова пошла после того, как северо-восток Сибири обследовала экспедиция академика Миддендорфа, еще совсем молодого человека. Эта экспедиция работала несколько лет. Миддендорф прошел Становой хребет, побывал на его отрогах, переходил хребет Джугдыр. У него был проводник из племени гиляков, живущих на устье Амура. Миддендорф подтвердил то, о чем Прокопий Тарасович Козмин сообщал давно; что низовья Амура не принадлежат никакому государству, там живут независимые гиляки. Пока об этом докладывал штурман Козмин, или писали в Петербург жители Якутской области, или присылали с границы протоколы допросов, снятых с лиц, побывавших на Амуре, — в Петербурге никто как-то не обращал внимания на все это и в независимость гиляков не очень верили, тем более что англичане считали земли гиляков частью Маньчжурии, а наш знаменитый ученый синолог отец Иакинф Бичурин даже написал в своем увлекательном труде, что на устье Амура существуют города и крепость. Когда же академик Миддендорф, петербуржец и свой человек в обществе ученых, доложил, что ничего подобного нет, в Петербурге зашевелились. Тогда-то и была послана экспедиция Гаврилова.

Вот эта карта нужна теперь капитану. Он давно желал ее видеть. Как ее достать? Остаются считанные дни. Дальше тянуть нельзя. Карта хранится у Врангеля. Невельской просил Литке посодействовать. До сих пор терпеливо молчал, чтобы не повредить делу. Но теперь пора посмотреть карту... И сразу уйдет в плаванье...

Литке все еще расстроен, обижен, огорчен. Он мнителен, ему теперь, как он сказал, не хотелось бы обращаться с такой просьбой к своему старому приятелю Фердинанду Врангелю. Иногда старая дружба — помеха. Врангель сам почти в опале. Получится, что один опальный обращается к другому с просьбой открыть государственную тайну своему протеже.

Литке сказал, что ему исполнить это неловко. Но посоветовал, как поступить.

— К Фаддей Фаддеичу! Он в силе! Ему море по колено!

К Ивану Антоновичу Куприянову адмирал просил не обращаться за содействием, так как Фердинанд Петрович терпеть его не может.

Невельской все же заехал к своему дядюшке адмиралу Куприянову.

— Не церемонься с ними! Говорил я тебе, бери их за глотку, будь ушкуйником[127], — сказал дядя. — Литке трус, он в свое время от декабристов сбежал, когда надо было на площадь выходить. По мне, бунтовать так бунтовать. Или будь верен престолу! Твое дело верное. Амур-река, я тебе тысячу раз твердил, не может теряться! Нессельроде невыгодно — он ее закрыл... Немцы против него боятся идти и не хотят, да им так и не надо, как нам. Иди к Фаддею и не уходи, пока не догадается. А не догадается, скажи, что я послал... У них есть карта, есть. Скажи, пусть не врет, я знаю. Они все наши секреты хранят.

Командир порта адмирал Беллинсгаузен благоволил молодому и расторопному офицеру за то, что тот хорошо и быстро готовится к плаванью.

Обычно суда, особенно большие, оснащались очень долго, а капитан и офицеры бесконечное количество раз выписывали из конторы все новые и новые материалы, по мере того как они требовались. А этот все предусмотрел, в месяц управился с тем, на что достойные, заслуженные капитаны, люди дельные и известные, тратили иногда по году, а то и больше, исполняя все не торопясь, поигрывая в картишки, бывая дома, в Питере.

Беллинсгаузен чувствовал, что капитан-лейтенанту еще что-то нужно.

После разговора о разных мелочах Невельской вдруг объявил, что у него есть инструкция на опись побережья Охотского моря и что при этом он намерен описать берега Сахалина и войти в Амур.

Тяжелый и грузный адмирал встретил эту новость открытым, смелым и воинственным взглядом больших голубых глаз. Это был взгляд человека, сознающего свою силу, привыкшего повелевать массами людей. Он был всегда начеку и мог отдать приказ открыть огонь всей неисчислимой артиллерии Кронштадта. Сам его взгляд иногда подобен был залпу артиллерийских батарей, раздающемуся по приказу адмирала.

Теперь, когда у Невельского была инструкция и повеление свыше производить исследования, он решил, что можно говорить смело, без опасения показаться мечтателем и пустым фантазером.

По должности своей адмирал привык за последние годы совсем к другим разговорам. Уж давно царь не посылал никого ни в какие путешествия. Беллинсгаузен давно не плавал и давно не писал ничего. Последняя его работа, опубликованная десять лет тому назад, была не о путешествиях, а об артиллерийской стрельбе в цель. Далеко в его памяти стояло то время, когда вместе с Лазаревым он открывал Антарктический материк, и еще дальше, когда молоденьким мичманом плавал с Крузенштерном у берегов Сахалина. Но те времена были очень дороги сердцу старого адмирала.

Теперь он командир порта, обремененный множеством забот, делами многочисленных артиллерийских батарей, фортов, казарм, тюрьмы, складов; под его начальством было множество офицеров и матросов, по сути дела он являлся хозяином Балтийского флота и как хозяин занимался вопросами и военными и хозяйственными, теми, которыми приказывали ему заниматься царь и Меншиков. Он строил форты, в его порту снаряжались корабли в плаванье, ему приходилось заботиться о закупках холста, смолы, пеньки, дуба, болтов, парусины, железа, разбирать жалобы на инженеров и на такелажмейстера, держать наготове все, что требовалось для парадов и торжеств.

В гавани стояло множество снаряжавшихся кораблей, армада, стучащая и свистящая множеством боцманских дудок, для которой нужно все больше и больше дуба, сухарей, водки, солонины.

Бывший исследователь и открыватель был назначен на эту должность, чтобы не только строить форты, но и беречь казну, экономить, следить, чтобы меньше шло гвоздей, болтов, железа, парусины и водки, хотя это и не было его прямой обязанностью.

Государь гордился, что начальник крепости и всех ее контор и складов — знаменитый ученый.

Другой великий исследователь — Литке — председатель Географического общества. Фердинанд Врангель много лет управляет Российско-американской компанией. Так флот и наука о море были в ведении признанных в Европе ученых.