Последние дни Константинополя. Ромеи и турки - Лыжина Светлана Страница 42

- Знаешь, - сказал генуэзец, - мне было чуть больше лет, чем тебе, когда я отправился в свой первый поход. Возможно, тебя ждёт большое будущее, и твоя жизнь только начинается. Ты хороший мальчик, Джованни. Прощай.

Сбылся сон того ребёнка, которого Яннис видел вчера утром: ангел покинул свой пост. А ночная тень, кто бы она ни была, победила.

Часть III

Счастливая звезда Заганоса-паши

Осень 1452 года, за шесть месяцев до начала осады

В иссиня-чёрном небе виднелся серпик нарастающей луны. Турецкая столица* давно погрузилась в сон, огни в окнах погасли, двери и ставни закрылись. Но одна из улиц, примыкавших к базарной площади, могла показаться весьма оживлённой для такого позднего часа.

_____________

* В тот период столицей был город Эдирне.

_____________

Окна чайханы, расположенной ближе к середине улицы, продолжали светиться. В щель закрытых двустворчатых дверей тоже пробивался свет. Изнутри доносился гомон и музыка, а иногда двери всё же открывались, и наружу выходило двое или даже несколько человек, чтобы постоять в тишине, освежить голову ночной прохладой, а затем снова скрыться внутри заведения.

Эти люди, переговариваясь меж собой, с любопытством поглядывали на небольшие крытые носилки, стоявшие чуть в отдалении на противоположной стороне улицы и окружённые многочисленной охраной. Неподвижные охранники с суровыми лицами все были одеты в одинаковый дорогой металлический доспех, одним своим видом показывая, что носилки принадлежат важной особе. Но кому? И почему эта важная особа решила отправиться на прогулку не верхом, как обычно делали придворные, а в носилках? Может, это был вовсе не мужчина, а женщина? Но что достойной женщине делать ночью на улице?

Даже если бы кто-то из любопытных заглянул в носилки, то вряд ли понял бы, кто перед ним. Он бы увидел худощавую фигуру в чёрном длиннополом кафтане и небольшом бордовом тюрбане.

Край тюрбана, который мог бы свободно спадать на плечо, прятал лицо, оставляя видными только глаза, подведённые чёрной краской, а руки скрывались под перчатками из тонкой чёрной кожи. Всё, что позволяло опознать таинственную особу, оказалось скрыто, поэтому сходу сложно было сказать, мужчина это или женщина.

Впрочем, ни первый, ни второй ответ не был правильным. Тот, кто сидел в носилках, не имел право называться ни мужчиной, ни женщиной. Для него существовало особое слово - "евнух". Таких при турецком дворе, а также в домах турецких вельмож, служило достаточно. Мало кто отличал их по лицам и по именам, но этого отличали. Как не знать Шехабеддина-пашу, начальника белых евнухов, то есть личных слуг султана! Вот, почему Шехабеддину-паше имело смысл прятать лицо.

Сейчас евнух сидел в носилках и спокойно ждал, нисколько не сомневаясь, что ночное путешествие принесёт пользу. Пусть он не входил в чайхану, но мог отлично представить, что там сейчас происходит. Доверенный человек, которого Шехабеддин-паша называл "моя верная тень", докладывал о своих действиях весьма подробно, поэтому евнух сейчас мысленно видел большую комнату, освещённую тусклым светом масляных ламп и наполненную дымом кальянов.

Вот на тюфяках и подушках сидят люди. Кто-то - одной большой компанией, а кто-то - лишь в компании приятеля. Они курят, ведут неспешные разговоры и смеются, потягивают вино из пиал, как если бы пили чай. Возле одной из стен расположились музыканты, которые наигрывают что-то однообразное, но достаточно весёлое, чтобы гостям было приятно. А вон там, в дальнем углу никто не думает ни о кальянах, ни о вине, ни о музыке. Там совсем другие развлечения - идёт игра в кости. Делаются денежные ставки, весьма высокие. И некоторые игроки проиграют всё, что есть в кошельке.

Тот, кто обладает разумом, в такую игру играть не станет, так что если бы кто-то из слуг Шехабеддина-паши пристрастился к ней, то потерял бы место, однако Аллаху было угодно, чтобы к игре в кости пристрастился секретарь Халила-паши, великого визира.

Тень Шехабеддина-паши, исполняя поручение своего господина, уже давно ходила по чайханам возле базара. Она уверяла, что секретарь Халила-паши проиграл много во всех подобных заведениях города.

Также удалось узнать, что у игрока уже есть серьёзные долги. Никто из ростовщиков ему денег больше не давал. Товарищи по игре - тем более. А просить у кого-то из родственников или других достойных людей, которые не знали о тайном пристрастии, означало потерять доброе имя и в итоге лишиться должности, ведь Халил-паша - совсем не глупый человек - тоже прогнал бы от себя слугу-игрока.

Секретарю Халила-паши пришлось продать ценные вещи, которые у него были. Но ничего ценного уже не осталось. Лишним доказательством стало последнее наблюдение - вот уже несколько вечеров кряду игрок ходил по чайханам, но не брался за кости. Садился у стены с пиалой дешевого вина и напряжённо следил за тем, как другие ловят удачу, а когда товарищи спрашивали, отчего он в стороне, тот лишь огрызался.

Его злость казалась вполне понятной, ведь все знали, что он уже проигрался и кругом задолжал. Те самые товарищи, которые проявляли к нему участие, уже выслушали не одну слёзную просьбу о деньгах. И ничего не дали. А теперь придумали себе развлечение - участливо спрашивали, не дал ли в долг кто-то другой.

Это означало, что теперь секретарь Халила-паши обрадуется любому, кто предложит денег. Вот почему Шехабеддин-паша вместо того, чтобы спать, предпринял ночное путешествие на улицу, примыкавшую к базарной площади. Тень сообщила, что неудачливый игрок нынешним вечером обосновался в заведении именно на этой улице.

Более того - тень сейчас находилась в том же заведении и вела с секретарём Халила-паши доверительную беседу. Скоро беседе следовало закончиться, а обоим собеседникам - прийти сюда, к носилкам.

"Ах, мой дорогой Заганос, - мысленно произнёс Шехабеддин-паша. - Пусть ты не участвуешь в нынешнем деле, но если птичка попадёт в сеть, это будет наполовину твоя заслуга. Ведь это ты научил меня ловить соловьёв".

* * *

Шехабеддин-паша очень любил вспоминать те далёкие времена, когда получил свою первую серьёзную должность на турецкой службе. Его назначили начальником над албанскими землями, только-только завоёванными.

Завоевание казалось непрочным, и никто из приближённых султана не хотел туда ехать, поэтому должность досталась тому, кто не стал бы жаловаться - евнуху, ведь евнух никогда не проявляет недовольства, а просто исполняет то, что ему поручено.

И всё же Шехабеддин, получив назначение, мысленно роптал. Если бы он мог выбирать, никогда не отправился бы в далёкую дикую страну, где нет ничего, кроме гор и лесов, но великий Аллах знал то, чего не знал ничтожный евнух. Именно там Шехабеддин обрёл друга - единственного истинного друга, который у него когда-либо был и будет.