Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка Страница 43

Элизабет задыхалась от ярости. Лицо мадам Шарден стало мертвенно-бледным.

— Если когда-нибудь Мари-Эрмин захочет увидеться со мной, я расскажу ей мою историю. Мне многое пришлось пережить, мадам Маруа. Но это не касается никого, кроме моей дочери.

— Во-первых, теперь ее зовут Эрмин! А я — ее Бетти! Она любит меня, как мать, и не пытайтесь ее у меня отнять!

— Она уже достаточно взрослая, чтобы решать самой, — сухо ответила на это Лора. — Но не пугайтесь, я не стану уводить ее от вас силой. Единственное оправдание, которое я могу вам предоставить, — это то, что я потеряла память на многие годы. Если бы не это, я бы давно вернулась в Валь-Жальбер. И сама воспитывала бы мою дорогую девочку.

Женщины враждебно посмотрели друг на друга. Мадам Шарден нашла, что Элизабет очень хороша в своем праведном гневе.

«Вот женщина, которая ласкала мою малышку, протягивала ей руку, когда она училась делать первые шаги, — думала Лора. — Конечно же, Мари-Эрмин любит этих людей, ведь они заботились о ней, а меня ненавидит…»

— Не буду вас задерживать, мадам Маруа, — со вздохом сказала она, вставая. — Прошу вас об одном — расскажите дочери, что я приходила, и передайте ей адрес, по которому она может мне написать.

Лора достала из сумочки почтовую открытку, на обороте которой было написано несколько адресов.

— Эту ночь я провела в отеле Валь-Жальбера, но все лето я буду в Робервале. Осенью я рассчитываю вернуться в Монреаль, там мой дом. Я провела много лет в разлуке с дочерью, могу подождать еще немного.

Лора дрожала, несмотря на страшную жару. Изящным движением она надела шляпу с вуалью. Элизабет вспомнила об обязанностях хозяйки дома.

— Мадам, выпейте воды, вам предстоит долгий путь, — предложила она. — Я дала волю чувствам, но на моем месте вы повели бы себя так же.

— Не торопитесь осуждать меня, — сказала Лора. — В тот вечер, когда мой муж положил нашу девочку на порог монастыря, он пытался спасти ее жизнь. Я была тогда больна, очень больна. Я думала, что умираю. Но я выжила, а Мари-Эрмин стала чудесной девушкой. Вы считаете меня недостойной матерью, а между тем я страшно терзалась разлукой со своим ребенком. Один доктор сказал мне, что именно это стало причиной амнезии.

— Амнезии? — переспросила Элизабет, которая слышала это слово впервые.

— Да, потери памяти. Я забыла обо всем — о своем муже, о ребенке. Точно сошла сума… Понадобилось много недель, чтобы собрать по кусочкам картину моего прошлого, привести мысли в порядок. Я обо всем расскажу дочери. До свидания, мадам Маруа. Лучше мне сегодня не встречаться ни с Мари-Эрмин, ни с вашим мужем.

Лора Шарден быстрым шагом вышла и спустилась с крыльца. Элизабет смотрела, как она удаляется по улице Сен-Жорж. Она уже жалела о своей вспышке. Она бы с удовольствием выслушала историю матери Эрмин.

«Нужно было отнестись к ней помягче. Может, тогда бы она рассказала», — сокрушалась молодая женщина.

В подобных мыслях пролетел остаток дня. Элизабет спрятала открытку с адресами в своей спальне, между страницами тетради, в которой Жозеф записывал денежные поступления и расходы. Когда солнце скрылось за церковной колокольней, она уселась на крыльце и стала ждать возвращения мужа, сына и Эрмин.

— Легки на помине! — тихо сказала она себе, издалека услышав стук копыт Шинука.

Вскоре к этому звуку добавилось характерное постукивание обитых металлом колес. Наконец на улицу выехала знакомая коляска. Лошадью правила Эрмин. Ее легкие, подсвеченные золотыми лучами заходящего солнца волосы разметались. Она улыбалась, сверкая мелкими белыми зубками.

— Ку-ку, моя Бетти! — крикнула девушка, останавливая коня напротив дома.

Жозеф в клетчатой рубашке с закатанными рукавами сидел на заднем сиденье и насвистывал припев песни Ла Болдюк. Загорелый Симон спрыгнул на землю. Он сильно вырос и был похож на отца как две капли воды.

Элизабет сама не поняла, что на нее нашло. Она поймала себя на мысли, что сердится на Эрмин за то, что ее мать оказалась жива и испортила ей настроение. Когда девушка подбежала к ней с букетом мелких белых цветов, хозяйка дома встретила ее нагоняем:

— В этом полотняном комбинезоне ты похожа на нищенку! Ты ведь не мужчина, чтобы носить штаны! Немедленно переоденься!

— Но ведь ты сама дала мне этот комбинезон! Ты сказала, что, раз мы едем в лес, в нем будет удобнее. А пока мне нужно распрячь Шинука и накормить его. Переоденусь потом. Что с тобой, Бетти? Смотри, я нарвала тысячелистника[50]. Ты говорила, из него можно приготовить полезный настой.

Жозеф обнял жену за шею мозолистой рукой. Элизабет, устыдившись своей вспышки, спрятала лицо в цветах. Жозеф внимательно посмотрел на жену.

— Наша милая Бетти сердита? — шутливо спросил он. — Разве мы опоздали?

— Не слишком весело сидеть весь день дома одной, — соврала молодая женщина. — И убирать за всеми, и стирать вашу одежду!

Симон пожал плечами и прошел в кухню. Но там не пахло ни супом, ни мясом.

— Мам, а где обед?

— Сейчас приготовлю омлет! — отозвалась Элизабет, которая с расстроенным видом смотрела на Эрмин.

— Мне есть не хочется, — сказала обиженная девушка. — Мне нужно позаботиться о Шинуке.

Жозеф стал снимать с коня упряжь. Оттолкнув коляску назад, он снял оглобли.

— Можешь отвести его в стойло, Мимин, — сказал он. — Сегодня ему пришлось попотеть. Хорошенько вытри его соломой и дай побольше овса!

— Я знаю, Жо, — сказала девушка.

Она почувствовала облегчение, оказавшись на заднем дворе, и торопливо ввела коня в хлев, который он делил с коровой.

Оставшись с женой наедине, Жозеф спросил:

— Что случилось? Ты не беременна часом? Я бы обрадовался еще одному сыночку. Не волнуйся, воспитаем!

— Господи, дело не в этом! — пробормотала Элизабет. — Идем в спальню!

Теперь уже по-настоящему встревоженный, Жозеф последовал за женой наверх.

— Да на тебе лица нет, Бетти!

— Сейчас ты поймешь почему, — отозвалась жена. — Жо, сегодня к нам пришла дама в черном, на вид очень богатая. Я вежливо пригласила ее войти. Не успела она присесть на кухне, как вдруг говорит: «Я — Лора Шарден, мать Мари-Эрмин». Господи, я думала, что у меня сердце разорвется!

Элизабет пересказала мужу разговор с Лорой Шарден. Жозефа словно обухом по голове хватили — ошеломленный новостью, он сел на край кровати и стал ожесточенно тереть подбородок.

— Только этого нам и не хватало, — заключил он после недолгого раздумья. — Ничего не говори девочке, Бетти. Ни слова, ты меня поняла? По крайней мере, не в этом году и не в следующем. Эта мадам нашу Эрмин не получит! Она навешала тебе лапши на уши. Память так просто не теряют. И вообще, где доказательства? Ты видела ее документы? Нет. Я съезжу к ней поговорить, и в ее интересах меня послушаться!

Элизабет только этого и нужно было. Со слезами на глазах она упивалась гневными словами мужа.

— Если бы ты увидел ее, ты бы не сомневался, Жо. Мимин очень на нее похожа. Я очень люблю ее, нашу Мимин, хотя только что отругала ни за что. У меня нет дочерей, и я привязалась к девочке всем сердцем. И мы — ее опекуны. Закон на нашей стороне!

— Конечно! Об этом не беспокойся. Даже если это и вправду ее мать, она не собирается забирать Эрмин силой, по крайней мере она так говорит. Мы никому не расскажем, что она приходила. Эрмин не станет ей писать, и она подумает, что девочка не хочет с ней встречаться. Я прослежу за тем, чтобы эта мадам больше носа не казала в Валь-Жальбер. Я взял на себя кучу хлопот и никому не позволю совать мне палки в колеса!

Жозеф сжал кулаки. Непросто было уговорить директора «Château Roberval», большого и роскошного отеля, дать Эрмин работу. Ей пришлось не меньше часа петь в его кабинете. Девушка сильно волновалась, а директор слушал ее, куря сигару, дым которой заполнил всю комнату. Наконец он был вынужден признать, что у девушки прекрасное сопрано и поет она хорошо, поэтому он-де готов ее нанять. Начиная с января Эрмин разучивала арии из венских оперетт и итальянских опер. Летом ей предстояло петь в отеле каждую субботу под аккомпанемент местного оркестра.

— И ты говоришь, эта Лора Шарден была в Робервале, когда Эрмин в первый раз пела в ресторане? Хотя я не слишком рассматривал публику. Она что, в шпионов играет, эта дама в черном? Я вложил в Эрмин деньги и не отдам мою курочку, несущую золотые яйца, блудной матери, которая бросила ее младенцем! Бетти, да посчитать только, сколько денег я ухлопал на печать афиш, на шелковое платье, на лаковые туфли…

Элизабет молча кивала. Она не до конца понимала, к чему стремится ее супруг, зачем нужны эти ярко-розовые афишки, на которых черной краской напечатано: «Снежный соловей целое лето поет в "Château Roberval”!» Хотя сама она повесила такую афишу на дверцу шкафа в кухне.