Эптон Синклер - Широки врата Страница 43

К концу второй половины дня огромный светло-голубой мерседес министра-Президента прибыл в отель Адлон за американской парой и их сумками. Куда бы ни приезжал этот автомобиль, благоговеющие лакеи низко кланялись, а иностранные гости навсегда заслуживали репутацию. Двое любимцев фортуны были доставлены в министерский дворец, где обер-лейтенант сопроводил их на церемонию просмотра подарков. Для выставки были зарезервированы три большие комнаты, а для её охраны была выставлена дюжина эсэсовцев в черных мундирах, отороченных серебряной тесьмой, с черепами и скрещенными костями. Сокровища были выложены на десятках отдельных столов. Это было похоже на визит к Тиффани или Горам[70]. Там был представлен каждый вид мужских и женских ювелирных изделий и каждый вид золотой и серебряной посуды и столового серебра. Фюрер подарил своему верному другу один из трех существующих портретов Бисмарка кисти Ленбаха. Жених подарил своей невесте прозрачный синий циркон огромных размеров, а также все мыслимые украшения из драгоценных камней, которая может носить женщина, диадемы, серьги, браслет, кольцо, ожерелье. Штабной офицер сказал, что это стоило тридцать шесть тысяч марок, и он не счёл нужным понизить голос.

Это была слава, это был успех. Долгий путь наверх по лестнице славы для человека, который начал скромным лейтенантом рейхсвера без каких-либо связей, бывшим в окопах в начале мировой войны. И даже сейчас генерал был лишь в начале своего головокружительного восхождения. Его гостям об этом говорила вся манера его поведения. Его шаг был тверд и быстр, его смех был неудержим, а его рукопожатие даже сокрушало. Он был одет в белую форму с бледно-голубым кантом под цвет своего автомобиля, а его ордена и знаки отличия заставили Ланни снова подумать о Тиффани.

Багаж был помещен во вторую машину, с генералом и его гостями ехали два старших штабных офицера. Фуртвэнглер и еще один юнец следовали во втором автомобиле, а их сумки в третьем. У ног Ланни лежало нечто укрытое ковром, но то, как оно двигалось под ногами, и его экспертные знания не позволили ему усомниться, что это был пистолет-пулемет. Он не мог быть уверен, был ли он производства фирмы Бэдд, но он знал, что фирма продала их тысячи нацистам для уличных боев с коммунистами. Der dicke Hermann не оставлял никаких шансов!

Весь путь великий человек говорил о самолетах и об авиации, как о науке будущего. Он употреблял технические термины, потому что Ланни был в теме. Он хотел знать, как идут дела у Бэдд-Эрлинга, а у Ланни, получившего письмо как раз перед отъездом, не было никаких оснований сохранить в тайне, что земля в Новой Англии оттаяла, и фундамент должен быть скоро завершен. В детстве он изучал технические термины баллистики, а во время его недавних разговоров с отцом он узнал о нагрузке на крыло и наддуве, увеличении степени сжатия, октановых числах, регулируемом шаге винта. Когда он упомянул вскользь, что Робби фактически получил двигатель мощностью в тысячу лошадиных сил, генерал захотел его увидеть немедленно. Ланни усмехнулся и сказал: «Если вы первым его попросите, то это его обрадует».

Глава прусского государства, по-видимому, не чувствовал страха после своей недавней автомобильной аварии. Они ехали на высокой скорости, постоянно сигналя другим автомобилям на их пути. Уже стемнело, когда они въехали в леса Шорфхайде, и все прибывшие увидели яркий свет огней в новом дворце, который назывался «охотничьим домиком». Ланни видел много таких сооружений, как в Новом Свете, так и Старом, так что ничего нового для него не было в большом зале с огромным камином, длинным банкетным столом, с медвежьими шкурами на полу и головами многих видов рогатых существ на стенах. Все, что нужно было для этого, только четверть миллиона в любой валюте. А архитекторы и декораторы интерьеров выполнят всё в течение трех или четырех месяцев. Хороший управляющий найдёт обученный штат прислуги в одеяниях лесников, или в военной форме, или в средневековой одежде, или опереточных костюмах по выбору.

Всё, кроме Filmkönigin. Это надо добыть самому, и это будет стоить гораздо больше. Эмми Зоннеманн имела щедрую фигуру, позволявшую играть Брунгильду или любую другую валькирию (выбирающую убитых). На самом деле она достигла той точки, где, если чуть располнеть, то станет комичной. Но это уже будет не так важно. Уже было объявлено, что она выступит на сцене последний раз, а затем её долгом перед Фатерландом будет служить примером для других немецких невест. У неё были густые светлые волосы, яркие голубые глаза, спокойные черты, и цвет лица, о котором могли зародиться сомнения, так как ей были доступны все средства макияжа.

Ее манеры не были аристократическими, а отдавали сценой. Она бурно приветствовала своих гостей, навязала им еду и питье, называла их по именам, а потом уселась на подлокотник кресла своего новобрачного и нежно поцеловала его. Ее первый муж был видным коммунистом, и Ланни было интересно, какое впечатление, если таковое имелось, он ей оставил. Он хотел бы побыть с ней наедине и попытаться выяснить.

Она была, очевидно, добрым и немного наивным человеком, и Ирме понравилась. Легко понять, почему зрители шли смотреть на нее как на сцене, так и на экране. Кроме того, почему режиссеры избегали давать ей роли, которые требовали проявления безудержной страсти. Когда двое гостей были в своей комнате, они тщательно избегали выражать свои впечатления. Архитектор Каринхалле наверняка позаботился об устройствах для прослушивания. Тем не менее, когда оба лежали в постели, Ирма тихо прошептала: «Ланни, что за бедная женщина!»

«Она, кажется, получила то, что хотела», — отважился ответить муж. На что все еще шепотом она спросила: «Как ты думаешь, сколько весит der Dicke?»

В течение двух лет власти министр-Президент добавил ряд новых постов в свой послужной список. Помимо постов рейхсминистра без портфеля, рейхсминистра авиации, командующего ВВС Германии, фельдмаршала, генерала гестапо, президента рейхстага и Государственного совета Пруссии, он был также Имперским лесничим и егермейстером. Это означало, что в его роль входило быть сельским джентльменом и иметь прекрасных лошадей, хотя он редко на них садился. Теперь он хотел показать своё великолепное поместье своим гостям. А для них обоих это было очень скучным занятием, потому что Ирма была воспитана в имении и не любила там бродить, а Ланни пришлось развлекать сельских джентльменов, осматривая их поместья, и это со времени его детства не доставляло ему никакого удовольствия. Эмми шла, потому что она была новобрачной, и это было ее обязанностью следовать за своим мужчиной и говорить ему, что его имение было самым замечательным в мире. Ланни и Ирма покорно согласились и не смели смотреть друг на друга, опасаясь выдать то, что было на самом деле в их мыслях. Одной из особенностей поместья была усыпальница Карин, бывшей жены владельца, и там всегда горела свеча.

Потом генерал стал руководить Пруссией по телефону. И как всегда, когда он сердился, он кричал, как будто хотел, чтобы его услышали без линии связи. Затем он вызвал Ланни к себе в кабинет для беседы, и плейбой почувствовал, как холодные голубые глаза массового убийцы сверлили его. В течение четырех или пяти лет Ланни размышлял о возможности телепатии, и теперь подумал: «Ach, du lieber Gott, предположим, вдруг, сейчас это сработает».

Но, нет. Герман Великий не был ни медиумом, ни фокусником, а должен был получать информацию обычными мирскими способами, нанимая агентов очень мало компетенции, на что он жаловался. Если бы он мог удовольствоваться льстивыми речами и несколькими улыбками от его Filmkönigin, то это было бы чудесно. Но, он хотел рассказа о Стреза и о перспективах в Женеве, где в настоящее время Лига осуществляла торжественную процедуру осуждения. А если агенты Геринга в Италии сообщили ему, что Ирма Барнс и ее муж были на чаепитии у английских обитателей Стреза и были представлены Макдональду и Саймону? Ну и что, der Dicke только услышит, как продавец его картин фамильярно называет ведущих государственных деятелей всех трех участников конференции в Стреза.

Ланни пролежал без сна все предрассветные часы утра, размышляя над своеобразной проблемой, стоящей перед ним. Как и прежде, он должен был принять позу всезнающего перед жирным генералом и еще не сказать ему ничего, кроме того, что он уже знал. Кроме того, он должен быть осторожным и не использовать всех фактов, о которых ему рассказала Труди. Он должен всё подать так, что если документы будут когда-нибудь опубликованы, у Геринга возникла бы мысль: «А ведь об этом мне ещё раньше докладывал Ланни Бэдд».

Искусствовед начал с краткого изложения телеграммы, которую ему позволил прочитать циничный Пит, прежде чем отправить её в Нью-Йорк. — «Мое общее впечатление, что вы и фюрер не о чем не должны беспокоиться в этом случае. Вы выйдите сухими из воды, как говорят у нас в Америке. Вас пожурили в Стреза, и ещё несколько раз пожурят в течение года, но с ружьем никто на вас не пойдёт».