Наталья Павлищева - Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без Страница 44

– Вот об этом я и хотел поговорить. Опека выкупила для детей Пушкина Михайловское, хотя, вы знаете, это стоило трудов. Но Наталья Николаевна молодая неопытная женщина, не сумела там сделать ничего, даже управляющего наняла первого попавшегося. Ее брат Дмитрий Николаевич Гончаров пытался навязать Опеке покупку в пользу детей еще и одного из гончаровских сел. Этого удалось избежать, ни к чему плодить разоренные деревни. Сама Наталья Николаевна использовала даже часть той суммы, что положена в банк за издание собрания сочинений Пушкина. Средств не останется скоро совсем.

Ксавье де Местр тоже вздохнул:

– Бедная девочка! С четырьмя детьми и безо всякой поддержки…

– Пожалеть Наталью Николаевну, конечно, следует, вы знаете, что и я жалею, а вот отдавать ей имение, полагаю, нет.

– Но как же…

– Екатерина Ивановна оставила свою волю только на словах. Она завещала племяннице свой гардероб, драгоценности и меха… Это можно отдать, даже если драгоценности и будут растрачены, невелика беда, а вот поручать молодой женщине 500 душ и немалое хозяйство – почти преступление. Найдется немало тех, кто захочет просто поживиться.

– Так что же делать, граф? – Софья Ивановна беспокойно оглянулась на мужа. Нарушать волю покойной ей вовсе не хотелось, как ни ссорились сестры, но на такое она пойти не могла.

Ксавье де Местр сидел в задумчивости. В словах графа Строганова был резон. Управлять имением самостоятельно Наталья Николаевна, действительно, не сможет, и действительно, немедленно найдутся желающие поживиться. Можно почти не сомневаться, что имение довольно быстро будет разорено и заложено.

– Я полагаю, что при вашей жизни Степанково должно оставаться у вас, с тем что вы станете выплачивать из его доходов некоторые суммы племяннице. А уж после завещайте его госпоже Пушкиной. К тому времени она станет взрослой серьезной женщиной, возможно, выйдет замуж, тогда ей можно будет доверить имение.

– Но что же скажут в свете?

– В свете отнесутся с такому поступку с пониманием. Об этом я позабочусь. Для детей Пушкина, о которых прежде всего и заботилась Екатерина Ивановна, это много лучше, чем если имение будет заложено или погрязнет в долгах.

Вечером в беседе с супругом Софья Ивановна снова коснулась этого вопроса:

– Нехорошо получается. Я не выполняю завещание Катрин.

– Думаю, граф прав, взвалить на Наталью Николаевну еще и заботы о Степанкове… Но ты должна давать ей денег, и еще пусть ездит в Степанково на лето, если захочет… Я слышал, что в Михайловском дом совсем непригоден для жилья. Возможно, пожив там, она вникнет в хозяйство и станет им интересоваться; если увидишь интерес к имению, отдашь его.

– Граф Григорий Александрович верно подметил: вокруг Натали начнут увиваться недостойные люди. Пусть и впрямь ездит на лето в Степанково, а пока будем просто давать ей денег. – Чуть подумав, Софья Ивановна покачала головой: – И денег давать не стану. У нее в руках не держатся. Сколько ни давай, все мало. Лучше я буду, как Катрин, покупать ткани на наряды да делать подарки.

– Ну, как знаешь…

Софья Ивановна не Екатерина Ивановна, ей не приходило в голову, что жить в Петербурге с четырьмя детьми и сестрой на 14 000 рублей в год, пытаясь дать детям образование, невозможно. Самим де Местрам едва хватало на двоих 40 000 рублей…

– Но как я скажу об этом Натали?! – вдруг вспомнила Софья Ивановна.

Выручил все тот же Григорий Александрович Строганов. Он пригласил Наталью Николаевну для беседы и в присутствии Софьи Ивановны изложил суть дела.

Возражать было просто нечего, Михайловское дохода не приносило, и Наталья Николаевна не представляла, как сделать, чтобы оно стало доходным, брат Дмитрий помогать не собирался, советовать некому. Село Степанково оставалось у Софьи Ивановны с обещанием помогать племяннице… по возможности…

Это был полный крах, Наталья Николаевна потеряла последнюю точку опоры, потому что Екатерина Ивановна все то время, что племянница жила в Петербурге, практически одевала ее, а потом и помогала с одеждой ее детям и Александрине. Софья Ивановна, во-первых, не была столь щедра, а во-вторых, за каждую малость требовала изъявления благодарности, видимо, ей доставляло удовольствие унижать красавицу Натали. За каждый присланный отрез ткани на платье нужно было долго выслушивать рассуждения о благодеяниях и благодарить, благодарить, благодарить…

Неужели это ее судьба – все время быть стесненной в деньгах, все время выпрашивать их, благодарить… Наталья Николаевна согласна жить тихо и скромно, но ведь есть еще дети. Государь распорядился учить сыновей Пушкина в казенных учреждениях за счет казны, но дети Пушкина крепким здоровьем не отличались, а потому отдавать их в казенное заведение Наталья Николаевна и не мыслила.

Справилась бы она со Степанковом? Едва ли. Честные управляющие всегда были на вес золота, большинство из них не обворовывало хозяев до нитки только потому, что чувствовали спрос и контроль со стороны хозяев. На это Наталья Николаевна была неспособна, она не умела требовать или строго надзирать, ее действительно разорили бы очень быстро.

Возможно, к управлению Степанковом Пушкина и не рвалась, но она предпочла хотя бы какие-то деньги от имения подаркам Софьи Ивановны.

Степанково перешло к ней только после смерти Софьи Ивановны в 1851 году, когда сама Наталья Николаевна уже давно была замужем за Ланским. Софья Ивановна поделила наследство между племянницей и племянником – Ланской и Сергеем Григорьевичем Строгановым, сыном графа Строганова. Племяннику досталась львиная доля, а вот долги по наследству пришлось выплачивать поровну…

Но это произошло много позже, когда уже не было в живых воспитанницы де Местров Натальи Ивановны Фризенгоф… Тогда умерли сразу Наталья Ивановна, Софья Ивановна и в следующем году старый Ксавье де Местр. Последний год он жил под крылом у Натальи Николаевны и умер у нее на даче.

В том же году Азя вышла замуж за барона Фризенгофа и уехала в его Бродзяны воспитывать сына Натальи Ивановны Григория.

После смерти Екатерины Ивановны ее мебель и столовое серебро забрала себе Софья Ивановна, но свой гардероб, меха и драгоценности тетушка безоговорочно завещала отдать племяннице, и ее сестра не рискнула не выполнить этот наказ.

Когда, освобождая фрейлинские комнаты Загряжской, все это, изрядно пропахшее нафталином, притащили в скромную квартиру Пушкиных, Наталья Николаевна долго чихала и не позволяла закрывать окна несколько дней.

– Смотри, Азя, из вот этого возможно сделать тебе платье…

– Тетушку небось в этом платье видели при дворе раз двадцать, сразу скажут, что я в ее обносках хожу!

– Но мы же его переделаем! Главное – красивая ткань. Тетушка тебя много толще, будет из чего выкроить.

Александрине очень хотелось возразить, что ходить в нарядах умершей Екатерины Ивановны не слишком приятно, но отказываться тоже глупо, так можно остаться в костюме Евы. Шить наряды им было откровенно не из чего. К счастью, Наталья Николаевна хорошо шила, а потому домашние платья изготавливались собственноручно, как и платьица девочкам. Но фрейлине Александре Николаевне требовались наряды не домашнего изготовления.

– Смотри, у тетушки было платье такого же бархата, как и у тебя!

Азя вспомнила, как на представление ко двору Екатерина Ивановна подарила ей отрез бархата, но его требовалось вышить, чтобы после сделать платье. Вышивка и шитье стоили не менее дорого, потому Азе пришлось буквально требовать от брата денег, которые тот привычно не присылал.

Александрина задумалась, опустив руки с бархатным платьем на колени…

Это было счастливое время, конечно, менее счастливое, чем когда они только приехали с сестрой Катей в дом Пушкиных по решению Таши и Александра Сергеевича.

Убедив Ташу, что сидеть в Полотняном Заводе для соблюдения траура вовсе необязательно, они вернулись в Петербург. Наталья Николаевна никуда не только не выезжала, но и не выходила. Квартиру сняли очень скромную в том районе, где не могли встретить никого из знакомых.

Но саму Александрину Екатерина Ивановна все же представила ко двору, добившись для нее места фрейлины. Кроме того, над девушкой взяла шефство графиня Юлия Павловна Строганова. Она вывозила Азю в свет, приглашала в свою ложу в театре, привечала на вечерах.

Вот тогда-то и понадобилось придворное платье. В свое время тетушка сшила такое Екатерине Николаевне за 2000 рублей. Теперь обошлось несколько дешевле. Вернее, Екатерина Ивановна купила два отреза бархата, себе и племяннице, а уж вышивать и шить из него наряд предстояло самой Александрине.

Платье получилось красивым, просто замечательным. Но немолодая бесприданница не смогла привлечь ничьих взоров из тех, кто мог сделать предложение. Мало того, вслед снова слышалось:

– Сестра госпожи Пушкиной…