Николай Задорнов - Хэда Страница 44

Гошкевич достал из папки рисунки Можайского. Земля взрыта, как на батарее, вокруг квадрат небольших валов. Закутанные в черное, с полузакрытыми от солнца лицами, крестьяне роются в земле. Идет высадка рассады риса. Да, уже весна. Всюду начинаются работы на полях.

Есть небольшое поле и у семьи Уэда.

– Когда на шхуне, то вспоминаю, – заговорил Ябадоо и усмехнулся, – вижу работы с кореньями, сгибание горячих балок шпангоутов, рубку канатов военными мечами, варку смолы и засмаливание, все это что-то очень известное и нашему уму. Похоже на страшные пытки, которым в нашей стране подвергали христиан... хи... хи-хи... Вспомните и вы и подумайте об этом...

– Пришло письмо из Симода, – сказал Гошкевич, – кажется, адмирал договорился с американцами, идет к нам на шхуне.

Александр не ответил.

Таракити поблагодарил и простился. Дома он рассказал, что Сайо – жена Кокоро-сан.

– Замолчи! – испугалась мать.

Таракити тут же сказал, что об этом никто не знает. Ябадоо постарался. Даже ее подруги молчат, добавил что-то еще более ужасное про Ябадоо и его семью.

– Сын! Замолчи, – мать кинулась к Таракити и зажала ему рот.

– Замолчи, замолчи, – подтвердил отец. – Пойдем на работу, и ты мне потихоньку расскажешь.

...Александр после ванны надел приятный бумажный халат. Сайо подала ему еще один пушистый ватный; к ногам поставила жаровню – хибачи.

Взяла шемисэн, и сразу же звуки струн погрузили Александра в другой мир.

«Он любит мою музыку, это воодушевляет его так, что он совершенно забывает меня!» – подумала Сайо.

Александр, казалось, понял, очнулся и взглянул на девушку. Она так развлекала его, так старалась угодить, была так заботлива и создавала уют и жертвовала ему собой, а так жесток ее взор. Он никогда не смеялся с ней и не смягчался. И она всегда смотрела на него без доброты! А вот говорят, что женщины привязчивы, что женщины Востока податливы. Но в ее любезностях есть что-то устрашающее.

На полу расстелена постель и положен валик у изголовья. На этом валике из красного шелка черные волосы, цвета воронова крыла, в сложной прическе окаймляли ночными волнами смуглое лицо Сайо.

Желтый фонарь с черными и синими рыбами и морскими драконами бросал странный и зловещий отсвет на ее постель. Ее тело казалось вызолоченным, и тени злых чудовищ касались его. Ее тонкие ноги лежали свободно и покорно, а жесткий рот и острые скулы лица как бы подчеркивали выражение страдания на ее лице, боль и отчаянную решимость, адское терпение и благородную, непоколебимую и непобедимую гордость.

Душа этой маленькой женщины, роскошной в своей золотистой, юной худобе, стройной и тонкой, оставалась недоступна и непокорна, но тело подчинялось скользящим теням, как ее обязывали.

В ласке она холодна, с жестким, даже злым взором или с закрытыми глазами, сжимая зубы, словно переносила пытку и ненавидела. Но ни звука жалобы.

Утром Александр сказал:

– Ты настоящая жена европейца! Скажи мне что-нибудь... Хоть что-нибудь...

– Что сказать? – сквозь зубы спрашивала Сайо.

– Что ты хочешь.

– Я никогда и ничего не хочу. Я очень покорная! – со вздохом сказала она и посмотрела насмешливо. Она прошептала: – Я всегда только подчиняюсь.

– Как?

– Я делаю только то, что мне велят.

– Ах, какая ты, право!

Он стал жадно целовать ее, и она закрыла глаза, стиснула зубы и пыталась отстраниться, и на короткий миг ее лицо, казалось, выразило чувство торжества и счастья.

«Но ты сам, Кокора-сан, очень жестокий и холодный. Как холодно ты прощаешься со мной!» – глядя в его глава, думала она.

Иногда Сайо кажется, что он с тайным презрением смотрит на нее. Он несколько дней не приходил. Иногда приходит с гостями и, как японец, не обращает на нее внимания. Он не нарочно это делает. Он благороден и никогда не обижает ее, нежен на словах и в поступках. Но очень холоден... У него учатся все плотники, он подает всем пример, показывает, как живут люди в западном мире.

...Ябадоо встретил Александра смеясь.

– Не могу столковаться с Сайо... без переводчика, – сказал Александр. – Она так и не понимает меня.

Сайо засмеялась сзади.

– Да отец ли он тебе? – с оттенком досады спросил он.

– Да, отец, отец, – ответила Сайо по-русски.

Пришел японец и сказал, что в море виден черный корабль.

Через два часа американская шхуна «Кароляйн Фут» бросила якорь в бухте. Баркас подошел к ее борту.

– Александр Александрович! Как шхуна? – спросил адмирал у Колокольцова.

– Закончена осмолка, Евфимий Васильевич!

Колокольцов перешагнул на штормтрап и стал быстро подыматься наверх.

– Обшиваем медью и делаем спусковое устройство.

– Благодарю вас, Александр Александрович!

Глава 16

АМЕРИКА В ДЕРЕВНЕ ХЭДА

Уэкава Деничиро явился на «Кароляйн». Он в коротком синем мундире с желтыми погонами, которые пришиты не вдоль, а поперек плеча и похожи на золотые квадраты. Новая форма японского флота? Штаны светлые, льняные, но не накрахмаленные, как хакама, а тщательно выглаженные, и туфли с высоким каблуком, как у женщины. Сабля и пистолет нового образца. Япония перевооружается? Создаются войска европейского типа? Путятин удивился больше всех. До сих пор он полагал, что никакая европеизация не происходит в Японии без его совета. Мне они утерли нос! Адмирал сам с невольным уважением смотрел на Уэкава. Тот заговорил с Бардом по-английски.

– Пожалуйста, свидетельство. Навигационные документы. Ваше заявление.

Достал из кармана печать, обмакнул в коробку с сукном в красной краске и шлепнул на положенный перед ним на столе капитанской бумаге. И написал по-английски: «Permission to go ashore»[46].

Что делается! Боже мой! Американцы и в ус не дуют, довольны, но не показывают вида, привыкли, как и англичане, что во всем мире все говорят на их языке.

– Разрешается сойти на берег!

– Благодарим... Пожалуйста, виски... Разрешите, адмирал...

– За адмирала! За ваше здоровье, капитан!

Американцы выстроились в очередь. Деничиро, сидя за столом, выдавал на руки каждому «The list of disembarkation»[47]. Написано безукоризненно по-английски, кистью, но четко и аккуратно, словно напечатано в типографии: «Разрешается сход в порту Хэда, также прогулки на расстоянии две морских мили от места высадки».

Деничиро пожелал всего наилучшего, взял под козырек с кокардой, на которой изображены три цветка оой – герб шогуна, и вышел на палубу, где его ждали переводчик и полицейские.

Адмирал пригласил Уэкава на свой вельбот.

– Новая морская форма?

– Да, адмирал.

– Вы получили военный чин?

– Да, майора.

– Такого чина нет у моряков.

– Морской пехоты и береговой охраны, ваше превосходительство.

– Ясно. Поздравляю вас!

На берегу у причала двое полицейских в новой форме, но с красными погонами. Деничиро сам спроектировал эту форму, составил эскизы и отсылал на утверждение в Эдо. Шил русский портной из Кронштадта Иван Петров.

– Америка! Америка! – орут по всей деревне дети и мусмешки.

– Да у вас тут целая верфь, капитан! – воскликнул Вард, когда Степан Степанович привез американцев в ущелье Усигахора.

А мы еще сомневались, чему они обучают японцев! И могут ли! Американцы свободно ходят в Хэда! Японец в мундире дает «The list of disembarkation». У русских кораблестроительная верфь в Японии. Никаких запретов и полицейских грубостей. К адмиралу, его капитану с офицерами и американцам одинаково приветливы. Никто не ходит по следу. Чувствуется расположение крестьян. Никто не убегает и не прячется. Вард видит вблизи все, что его интересует, может идти, куда хочет, брать в руки инструменты, все трогать, говорить, переводчики к его услугам.

Три шхуны! Три, а не одна! Три стапеля. Плаз, как на хороших доках. Кузница. Шьют паруса. Вьют канаты. Гонят смолу. А где медники?

– Пожалуйте на шхуну «Хэда»! Медный двор – на другой стороне бухты, обнесен глухой изгородью, – объяснял Лесовский.

– Медь у них ценится? – спрашивает консул Рид.

– Японцы огородили медную мастерскую и приставили вооруженную охрану. Медь у них очень ценится. Это их валюта.

На фоне лесов множество красных матросских рубашек и разноцветных японских халатов.

– А где гнете доски?

– Вот сухопарня... пойдемте. Я покажу.

– Черт возьми... Ну что же, господа, – сказал Вард сопровождавшим его американцам, – вы видели? Заложены шхуны, примерно с нашу «Кароляйн». Что вы хотите! Три крытых эллинга, кузницы, целый завод. Если они так дальше пойдут, нам никогда их не догнать.

Все захохотали дружно – и американцы, и русские, и японцы.

– Смотрите, какие у них матросы. Очень хорошего сложения. Без исключения.

– А где вы набираете людей?

– Из рекрутов выбираются по жребию.

Вард подумал: одна шхуна скоро будет готова. Одну строят для себя. А еще две? Я понимаю, они строят для продажи японцам. Вот это коммерсанты! Это, видимо, концессия на паях с японцами. В таком случае Перри обманут и мы одурачены. Сами японцы очень довольны и стараются. И порт открыт без всяких трактатов. Дизэмбаркация дозволена. Никаких помех! Японец в военном мундире.