Татьяна Беспалова - Генерал Ермолов Страница 44

   — Осталось немного терпеть, милая, — тихо молвил Фёдор.

Ответом ему был лишь ласковый взгляд усталых очей. Тронули коней. Животные, преисполненные новых надежд, торопились сойти вниз по склону, к уютным дымам Каспарты, к теплу и сытной кормёжке. Ушан, пробежав следом за ними до середины склона, заслышал лай пастушьих псов, опустил хвост, вернулся к Али, охранять сокровища.

Каспарты встретил их запахом свежих лепёшек, острым чесночным духом чечевичной похлёбки, кисловатым ароматом козьего сыра. Казалось, носы изголодавшихся путников не способны уловить никаких запахов, кроме ароматов еды. На постой устроились отменно — в доме местного старосты, давнего знакомца Гасана-аги. Повсюду их сопровождали сумрачные взоры и сдержанные улыбки балкарцев — жителей Каспарты. Старики с опаской косились па потускневшие доспехи Гасана-ага и богатое вооружение Фёдора. Женщины с неодобрительным недоумением поглядывали на рыжие косы и мужской наряд Аймани. На улицах было многолюдно — чумное поветрие миновало эти места, холодные льды и заоблачные кручи Мамисона охранили людей от морового поветрия.

   — Благодарение Аллаху, с осени прошлого года тихо в наших местах, — говорил старшина балкарцев, не старый ещё человек по имени Исса. — За горами чума, война, смерть. А у нас — тишина и всё это благодаря усердным молитвам святого человека.

   — Святого, говоришь? — усмехнулся Гасан-ага.

   — Такого святого, что святей не придумаешь! — обиделся Исса.

Их было пятеро. Сам Исса — глава рода, его меньшой брат Муса, Фёдор, Мажит и сам Гасан-ага. Перед ними на низком столике хозяйка дома выставила изысканные яства, главным из которых был огромный, расписанный синей и белой краской чайник, полный горячего напитка.

   — Пейте сколько пожелаете, — сказала хозяйка удаляясь. — Путники, спускающиеся с ледника, всегда хотят именно чая.

Гасан-ага развязал кожаный мешочек и щедрой рукой всыпал треть его содержимого в расписной сосуд.

   — Вряд ли мы станем от этого святыми, — молвил сын правителя Кураха. — Но веры нам этот напиток добавит. А как прожить без веры, верно, Исса?

   — Верно, достопочтенный. — Исса вежливо поклонился, приложив левую ладонь к груди.

Мажит наполнил простую глиняную пиалу горячим напитком из чайника. Пил медленно, смакуя каждый глоток. После недолгих колебаний Фёдор последовал его примеру. Вскоре бледные щёки аккинского грамотея зарумянились, взгляд оживился. Мажит потянулся к хозяйской зурне, осторожно тронул струны. Зурна отозвалась печальным звоном. Пространство между каменным полом и сосновыми стропилами потолка заполнила тихая мелодия, робкая, нестройная, но преисполненная трогательного обаяния.

   — Достославный Йовта первый раз появился в наших краях много лет назад. Тогда ещё жив был наш отец, — голос доброго Иссы звучал в ушах казака под аккомпанемент сладостных напевов зурны. — Это он построил в Каспарты мечеть, это он послал старшего из моих сыновей в столицу Персидского ханства учиться в медресе. Теперь мой Исса стал муллой и его старший сын — мой внук — тоже будет муллой.

   — Ай, и он учился в медресе Кукельдаш! — покачал головой Мажит.

   — Я видел вашу мечеть, — проговорил Фёдор. — Немало трудов пришлось потратить, чтобы вырыть такой глубокий подвал, почтенный Исса.

   — Иноверцам запрещено входить в дом Аллаха, — смиренно ответил хозяин.

   — Да я и не входил. Слышь, Гасан? Там, под домом Аллаха, преогромный подвал. Интересно, чем заполнил наш приятель Йовта столь обширное вместилище?

Но Гасан-ага не отвечал. Нестройные напевы зурны убаюкали курахского рыцаря. Его сильное тело, погруженное в пучину глубокого сна, покоилось на вышитых подушках. Гасан-ага был одет лишь в шёлковые шаровары и белоснежную льняную сорочку с инициалами АЕ на вороте. Дюжину таких сорочек сын правителя Кураха получил в подарок от друга семьи — командующего русской армией, влажные волны его волос скрывали шею и верхнюю часть широкой груди. Даже лишённое доспехов, тело Гасана-аги блистало неукротимой мощью и дикой, яростной красотой.

   — Что ты, Педар-ага, так зубами скрипишь? — Мажит с внимательным участием засматривал в лицо друга. — Не пора ли на покой? А завтра поутру я берусь разведать о кладе, спрятанном в подвале мечети.

Три дня, последовавшие за днём первого дружеского ужина в доме старосты селения Каспарты, путники провели каждый при своих заботах.

Аймани, едва отдохнув, отправилась бродить по окрестным горам. Фёдор перековывал коней и правил клинки, Гасан-ага не погнушался починкой сбруи. Каждый день курахский рыцарь тайно навещал своего верного оруженосца, сторожившего на отшибе добытые в бою несметные сокровища. Сам Али — дикий волк в Каспарты не появлялся. Фёдор утомился разгадывать странности поступков своих товарищей. Он порешил так: едва лишь Соколик отдохнёт, едва лишь заживут раны, нанесённые жестоким Мамисоном его быстрым ногам, отправятся они в дальнейший путь вдвоём, без докучливых попутчиков. А ежели Мажит станет упрямиться и настаивать на своём, то он расстанется и с Мажитом.

Нападение совершилось ранним утром. Фёдора разбудили звуки выстрелов. Палили во дворе, да так часто, что казаку показалось поначалу будто весь Каспарты встал под ружьё, разделившись на два враждующих отряда. Казак выглянул в окно. В предутренних сумерках он узрел всполохи ружейных выстрелов и мечущиеся по двору силуэты полуодетых людей. Наскоро натягивая сапоги и кольчугу, шаря среди разбросанных повсюду подушек в поисках Волчка, казак то и дело подбегал к окну. Он пытался разглядеть среди мечущихся фигур знакомые силуэты. Но нет, знакомых на дворе дома доброго Иссы не находилось. Не было там и его, Фёдора Туроверова, заклятого друга — курахского рыцаря, отважного Гасана-аги! Кто же тогда вёл бой? Надвинув на брови папаху, Фёдор выскочил во двор. Он затаился в тени коновязи, спрятавшись за яслями. Нападавших было много. Не менее двадцати джигитов, говоривших на языке нахчи, осаждали мечеть. Ворота храма и дом старосты Каспарты разделяла небольшая, поросшая травкой площадь. Пули звонко ударяли в окованные железом ворота храма, наполняя воздух пронзительным звоном. В предутреннем полумраке, среди грохота и свиста пуль, в частых вспышках пистолетных и ружейных выстрелов, Фёдору никак не удавалось рассмотреть нападавших и обороняющихся. Казак уж вознамерился переместиться поближе к воротам и, может быть, даже вступить в схватку, когда на его плечо опустилась чья-то лёгкая рука. Фёдор дрогнул, обернулся. Из-под нависших шерстин лохматой папахи на него смотрели внимательные глаза Мажита.

   — Не надо, Педар-ага, — зашептал грамотей. — Вчера с вечера к нашему Иссе с гор пришёл ещё один гость. Пока ты чинил сбрую, а Гасан-ага навещал досточтимого Али, Исса о чём-то сговаривался с этим новым гостем...

   — И что?

   — Наверное, они не договорились, Педар-ага. С вечера я вышел на выпас, встретить Аймани. Но дождался не её, а этих вот джигитов. Не успел разбудить тебя вовремя, прости...

Между тем нападавших становилось всё больше. Вот на площадь выбежала группа, человек десять или больше. Они тащили толстое, окованное железом бревно. Таран! За ними следовала группа джигитов с зажжёнными факелами.

   — Глянь-ка, Мажит! — вскинулся Фёдор. — Неужто Йовта-поганец изловчился это орудие через перевал, по леднику перетащить? А может, за эти дни новое изготовил? Ну нет! Не видал я в этих местах таких толстых стволов.

Двери храма в Каспарты оказались слабее ворот крепости Дарья л. После третьего же удара они с печальным стоном распахнулись. С первыми лучами солнца отряд воинов в папахах и кованых шлемах, не разуваясь, ворвался под своды храма. Перестрелка на площади стихла. Фёдор всматривался в мелькание факелов в узких оконцах храма.

   — Тикать надо, грамотей! — прошептал Фёдор. — Пускай басурмане делят добро, как им заблагорассудится, а нам пора своим путём следовать.

   — Но Аймани! Она ещё не вернулась!

Фёдор глянул на Мажита.

   — Твоей сестре пора замуж. Она — баба. Как бы не кочевряжилась, от бабской судьбы ей не уйти. Пускай остаётся с Гасаном. Он и красивый, и знатный, и даже честный... по-вашему — честный... пускай...

Фёдор тягостно вздохнул. Привычная боль теснила грудь. В глазах снова защипало.

   — Ты садись на Чиагаран, — с трудом выдавил он. — Негоже тебе на лядащем ишаке по моим следам таскаться...

Сёстры-подруги, тоска да тревога, помешали Фёдору здраво оценить странную покладистость Мажита. Аккинский грамотей так живо собрался в дорогу, словно заранее приготовил и съестные припасы, и тёплую одежду, и оружие. Солнце уютно разместилось в сверкающей девственной белизной седловине перевала между вершинами Джанга-тау и Джангы-тау, когда они покинули воюющий Каспаргы.