Михаил Лебедев - Бремя государево (сборник) Страница 44

Следовавшие за ним люди — спутники его — отличались не меньшею нарядностью одежды и вооружения, хотя таких кольчуг и мечей, как у первого, по-видимому, ни у кого не было. Вероятно, это был наибольший над удалыми добрыми молодцами, выбравшими его в предводители по каким-либо особенным причинам, имевшим важное значение в их глазах.

— Не чета это ушкуйникам третьегодним, — зашептались пермяне, внимательно рассматривая гостей, приближавшихся к городским воротам. — Те что? У тех ничего не было, кроме мечей простых да луков со стрелами, а эти как жар горят! Просто глядеть на них боязно… таково-то хорошо снаряжены все… как будто князья все родовитые!..

— Видать, что люди не бедные, не из нужды в наши края забрели. А витязи, видать, они добрые, перед врагом небось не попятятся. Эх, кабы раньше они к нам подоспели, задали бы жару вогулам проклятым!..

— Вестимо, помога была бы нам изрядная, много бы наших в живых осталось, — послышались вздохи в толпе. — Да теперь уж времечко упущено, пообидел нас Асыка поганый, чтоб с него медведь кожу содрал!..

— Здорово, братцы! — громким голосом по-русски крикнул передний новгородец, вступая в ворота городка. — Каково Господь Бог вас милует? Дома ли ваш князь именитый?..

Говоривший остановился на месте, ожидая ответного приветствия, но покчинцы не поняли его возгласа и молча глядели на пришельцев, не ломая шапок перед ними.

— Ишь, дурни, стоят как пни лесные! — проворчал новгородец и хотел было проходить далее, но в этот момент в глаза ему бросилась куча вогульских тел, наваленных неподалеку от прохода, что сразу заставило его даже рот раскрыть от удивления.

— Ай, батюшки, да у них тут побоище было!.. Покойничков-то сколько лежит! И видать, в крови все позамараны… А тамо-тко рука чья-то валяется по локоть отсеченная… А округ — топоры, ножи, копья поразбросаны… А ворота-то, кажись, поразбиты тож были… да и люди-то здешние, живые которые стоят, переранены есть кой-кто порядочно… Не иначе как битва здесь была, посражались они с кем-то не на шуточку… Вот, братцы, оказия-то какая!..

И он удивлялся все пуще, поворачиваясь из стороны в сторону и оглядывая следы вогульского нашествия, видневшиеся на каждом шагу. Товарищи его тоже заволновались, увидя поле битвы, доказывавшее большое кровопролитие. Послышались крики удивления, даже восторга, когда один добрый молодец заметил неподалеку от ворот, в тени внутреннего вала, тело обезглавленного вогула, голова которого была отделена от туловища одним ударом меча, как это определил опытный глаз витязя-повольника.

— Глянь-ка, глянь, братцы, — говорил наблюдательный новгородец, указывая на окровавленное тело, — за единый ведь мах головушка-то отрублена!.. Ишь ты, ловкач какой кто-то, славно его рубанул! Это не всякому дается…

— Верно, удар приметный, — раздались голоса товарищей, с любопытством рассматривающих дело рук неведомого ратника. — Начистоту работа сработана! Нигде ни сучка ни задоринки! Пожалуй, и мы так не сработаем, ежели у пермян не поучимся…

— Ах ты, голова садовая, у пермян учиться вздумал! — расхохотались окружающие, отходя от трупа вогула. — У них, брат, умишко не лишка, кажись, да и силенки они не особливой… А это, полагать надо, наш же брат, человек русский, орудовал. Мало ли здеся-тко повольников наших околачивается, а они ведь, вестимо, князьям пермским разные послуги делают. Ну, и помогли им врагов отогнать… Вот и вся загвоздка!

— Кто их разберет, так или иначе дело вышло. Поспрошаем, увидим ужо, какая тут катавасия творилася… Да чего это отповеди никто не дает атаману нашему? — Зашевелились повольники, не слыша взаимных приветствий со стороны покчинцев на слова предводителя. — Аль, может, по-русски не разумеют они? Надо, брат, толмача в дело пустить. Выходи-ка вперед, Яшка-букашка! Ты, брат, по-пермяцки маракуешь порядочно…

— Стой! — зыкнул атаман, останавливая взглядом подчиненных. — Не Яшкина речь здесь пойдет. Видите, князь здешний выехал встречу нам делать, в новую кольчугу снарядился, на коне добром сидит. С ним толковать мне придется. А он по-русски разумеет, как я слышал, не хуже, чем Яшка по-пермяцки… Надо, братцы, поклон ему отдать, ибо он князь родовитый, что ж делать, хоть и маленький князь…

Новгородцы притихли в одно мгновение, подчиняясь знаку старшего. К воротам подъезжал князь Микал, нарочно надевший на себя кольчугу, снятую было после битвы, и севший на коня, чтобы в таком виде встретить гостей, прибывших в его владения. Следом за ним ехал Бурмат, успевший вернуться из лесу, с бесплодных поисков бежавшего Асыки, наделавшего столько бед в пределах Перми Великой. Несколько десятков вооруженных ратников, стуча и гремя оружием, выступали за князем и воеводой, придавая некоторую торжественность княжескому выезду.

— Будь здоров, князь высокий! — проговорил атаман и отвесил поясной поклон Микалу, предварительно сняв шлем с головы.

Спутники его сделали то же самое, следуя примеру старшего.

Микал отвечал на приветствие:

— Будьте здоровы и вы, гости дорогие! Откуда вас Бог несет в места здешние? Какого вы роду-племени, други мои?

— Из Новгорода Великого мы, из самого Новгорода Великого, — продолжал атаман, лукаво поблескивая глазами. — По Волге-реке мы погуливали, торговлю на лодках вели, барыши большие загребали. А теперича в Пермь пожаловали без спросу у твоей милости княжьей, не во гнев будь сказано тебе, князь высокий… А зовут меня Василь Киприянович, Арбузьев по прозванию, а роду я боярского новгородского. А это мои сотоварищи, помощники мои преусердные… Не знаю, как примешь ты нас, князь высокий?

— Душевно рад я вам, гости дорогие! — горячо воскликнул Микал, поспешно слезая с лошади. — Добро пожаловать хлеба-соли откушать ко мне, как на Руси у вас это водится!

И он взял за руки Арбузьева и повел его за собою, выражая этим свое искреннее желание принять гостей со всем радушием, на какое только был способен.

Новгородцы двинулись за своим предводителем и, идя к княжескому дому, расспросили, наконец, с каким врагом дрались пермяне в минувшую ночь, памятную для обитателей городка. Это их всех раздосадовало до крайности, потому что, находясь в нескольких часах пути от подобного кровопролития, они не могли участвовать в схватке со злыми вогуличами, известными по убийству епископа Питирима.

— Только бы подоспеть нам к тому времени, ни один бы вогульчишко цел не ушел! — говорили они, слушая рассказ Бурмата о сражении с ордою Асыки. — У нас уж обычай такой: до последнего человека биться! А там победа аль нет — верно конец скажет…

— А слышь-ка, воевода почтенный, — обратился к Бурмату тот новгородец, который первым увидел труп обезглавленного вогула, привлекшего к себе всеобщее внимание, — никак, посреди вас русские люди обретаются?.. Наверное, помогали вам вогулов бить…

Воевода мотнул головой.

— Не было вчера посреди нас людей племени русского. Одни мы с вогулами билися.

— Да, может, запамятовал ты, воевода почтенный? Мало ли того не бывает. Может, хоть один русак да был среди вас, когда вы вогулов отгоняли?..

— Не было ни одного русака посреди нас, правду я тебе говорю! — с твердостью произнес Бурмат, удивленный настойчивостью новгородца. — А мне ведь поверить можно. Завсегда я в Покче нахожусь.

— Вестимо, поверю я тебе. И все мы поверим тебе, воевода. Только кто же башку снес вогулу тому, который у ворот лежит? Неужто ваш же пермянин поработал так?

— А это, други мои, князь поорудовал, мечом своим широко размахнулся. У него ведь силушка немаленькая!

— Да неужто князь ваш силач такой? Вот уж не думали, не чаяли мы!.. А мы было на человека русского положили… Ишь ты, оказия какая! Право, оказия!..

И все хлопали руками от удивления, не ожидая встретить в Перми Великой витязя, ссекающего одним ударом человечьи головы. Микал сразу поднялся в глазах новгородцев на большую высоту, потому что редкий из них мог похвастать тем, что снес когда-нибудь «башку вражью» единым махом, как это сделал повелитель Перми Великой.

Все русские гости — а их было шестьдесят шесть человек — вступили во двор княжеский, где для них стали готовить столы, чтобы угостить их теми сикасами (кушаньями), какие могли найтись под руками княгини Евпраксии и ее прислужниц в это тревожное утро.

IX

Новгородцы не успели еще как следует попробовать княжеского хлеба-соли, как в Покчу приехал и чердынский князь Ладмер, призамешкавшийся было дома с какими-то делами.

Ладмер уже знал все о ночном событии, потому что утром к нему был отправлен гонец с вестью о битве с вогулами в стенах Покчи, что крайне озадачило и встревожило старого князя. Этот гонец прискакал в Чердын как угорелый, крича во весь голос о поражении Асыки, считавшегося многими непобедимым и неуязвимым. Ликование всех было полное. Зазвонили даже в три единственных колокола в Иоанно-Богословском монастыре, где проживал игумен и шестеро иноков. Но народ не пошел в церковь, не находя в том душевной потребности, — Василий же Арбузьев с товарищами успели до прибытия вестника сесть в лодки и отвалить от чердынского берега, чем и объяснилось их полное неведение о происшедшем в Покче кровопролитии.