Грустное начало попаданства - Михаил Леккор Страница 44

Прошли несколько шагов молча — он широким мужским шагом, она, подстраиваясь, более коротким женским. Потом он снова заговорил:

— Как я понимаю, нам надо решить следующие задачи, а в ряде случаев комплекса задач:

Во-первых, дальнейшие вопросы укрепления и развития поручений в сфере деятельности Комитета. Здесь все хорошо, я Вождю уже про них говорил, он одобрил и надо только не снижать темпы;

Во-вторых, надо с органами НКВД и лично с товарищем Ежовым укреплять безопасность среди сотрудников Комитета, в том числе и его председателя;

И, в-третьих, личный вопрос, поставленный сегодня сверху. Выйдешь за меня замуж?

Алена аж засмеялась от такой постановки вопроса. Радостно, а какая женщина не порадуется подобному изменению в интимной сфере, когда ты сама старалась-добивалась такой цели?

Но все же не так — товарищ Сталин указал, а мы дружно двинулись в семейную сферу, выходи за меня замуж! Нет, она преданная большевичка, но где-то надо остановить партийные директивы на пути к семейной постели. И потом — сначала затащил ее в постель с большой порцией плотской любви, а потом спрашивает, можно ли? Вежливый мужчина действует по-другому. Или в амурных делах нет вежливых мужчин?

Щелкнула своего милого — хотелось легонько, а получилось оглушительно, хотя и не больно, но обидно для мужчины, а, тем более, великого князя.

— Ух! — оглушительно взревел он в ответ, как бык перед смертью. Алена уже подумала нехорошее, но ничего не успела сделать. Быстро посмотрев вперед назад, он резко поднял ее на руки и двинулся в подъезд.

— А-ах, — только сумела вздохнуть она, не то возражая, не то поддакивая. А он уже крепко целовал ее и гладил по интимным местам, опустив на земную поверхность. Не хорошо, что не в постели, но как приятно!

Однако, где они? — она чмокнула его в щеку, подтверждая их близость, вербально повторила: — да, любимый, я согласна.

И тут же озаботилась, оглядывая на безмолвные, чужие окна, неодобрительно смотрящие на них:

— Пойдем отсюда, здесь как-то тяжеловато и неладно. Ну, пожалуйста!

Сергей тоже посмотрел на окна. Обычные, с блестящими стеклами и деревянной основой. Хотя действительно, морально немного давят.

— А ну давай! — решил он и, взяв ее за руку, выскочил обратно. А там уже и особняка их Комитета. Вошли в здание мимо дежурного постового НКВД, задумались. Любовь — любовью, а кушать хочется всегда, при чем обоим.

— Так! — подумала она в слух, посмотрев на часы в рабочем кабинете, — время где-то послеобеденное, пойду на кухню, может, покормят страждущих.

Практичная Алена в отличие от великого князя, витающего постоянно в высоких сферах и постоянно забывающего о низменных потребностях, еще до поездки на близкую дачу И.В. Сталина запомнила кухонным работникам, что сегодня она смогут пообедать только ближе к вечеру. И потому в этот не обеденный уже час легко договорилась не только о двух комплексных обедах, но и чтобы их еще согреть, ведь великий князь не будет есть холодное!

А сам Сергей Александрович, о котором так заботилась секретарь (ну и заодно о себе), наконец-то забеспокоился о трудящихся — бригаде пока еще строителей, которые потом, если согласится хозяин, в данном случае великий князь, останутся здесь же слугами его высочества.

А он даже не соизволил переговорить с ними (или, хотя бы, внимательно посмотреть). Лишь имел некую встречу с их старшим Прохором Герасимовичем Ивановым, от которого он почти ничего не узнал. Вот лентяй!

А между делом, строители были в большинстве пожилые, степенные, к великому князю относились очень приятно и уважительно только потому, что он был потомок российского императора. Ведь почти они все, как говаривал Прохор Герасимович, были до революции великокняжескими слугами, а кое-кто прислуживал и императорской чете! Строители помоложе имели родителей тех же слуг представителей Романовых. Так что случайных людей здесь не было, об этом жестко побеспокоились сотрудники НКВД. Ведь в большинстве они уже сидели в лагерях ГУЛАГа и им еще повезло, могли бы и просто расстрелять, как других узников. Им и еще и повезло, что их вдруг выдернули из чистилища. А уж что их вновь приставили служить к великому князю, так только и оставалось хвалить Господа Нашего Милостивого!

Об этом и поговорили, когда Сергей Александрович посмотрел на результаты работы. Они ему понравились, чувствовалось, не молдаване делали евроремонт, качественные поделки. Потому и говорил уважительно, не торопясь. Правда вопросы были как-то старорежимные, что ли. Особенно почти мальчик, юный подросток, едва только перешагнувший во взрослую жизнь, так посмотрел горящим взглядом, что стало неудобно не только самому Сергею, но и стоящим рядом людям.

Довольно-таки пожилая женщина, явная его мать или ставшая на этой роди, легко теребя за рубашку, негромко звала:

— Миша, Мишенька, пойдем уже, несмотри так прямо, неудобно, беса тешишь ведь, родной!

И он вроде бы и подчиняясь ей и постоянно отходя, но все равно оставляя горящий взгляд. А потом и совсем выдал:

— Дядя, а вы, правда, что ли, великий князь?

«Дурак, что ли, — озаботился Сергей Александрович, — неудобно как-то», — но сказал, вспоминая фильм «Иван Васильевич меняет профессию», — да я великий князь, всамоделешний, зовут меня Сергей Александрович, я теперь уже внук Николая Константиновича, старшего сына великого князя Константина Николаевича, потомка императора Николая I.

Получилось, как на торжественном тезоимствовании в церкви, и все бывшие здесь сразу поклонились великому князю глубоко в пояс. Прохор Герасимович же виновато объяснил, что это сын умершей Феогносты Кирриловны (по-видимому какая-то местная страстотерпца или просто уважаемая женщина)

Попаданец Сергей Логинович, хоть и не раз бывал в таких неудобных ситуациях, хотя и не таких, но все равно неловких, постарался перейти к другой проблеме, близкой по тематике, спросил, глядя на оголенные шеи:

— А вы что без нашейных крестов, али не православные?

Спросил, и понял, — точно в цель! Причем цель была очень болезненной и морально сильно кровоточащей. Строители, все как один, забыв о вежливости и о почтительности, громко загалдели. Как понял Сергей, до ареста они все носили православные кресты, несмотря на то, что существующая власть смотрела на это неодобрительно. Но после ареста где еще в камерах уголовники «присмотрели» золотые нательные крестики, где следователи в пролетарском азарте не только били, но и срывали кресты, а где и уже в лагерях ГУЛАГа.

— И ведь даже директивы такой особой не существовало, — тоскливо проговорил Прохор Герасимович, — а вот поди ж ты, как басурмане какие-то стали.

Последние, до